Изменить стиль страницы

Повторяю, кризис наступит через несколько дней, и единственным выходом будет Ваш приезд в столицу.

Наш друг Хуарес все еще сидит под арестом, и освобождать его не собираются. Он так решительно отказался сотрудничать с новым режимом, что его появление на свободе может привести к весьма нежелательным для президента последствиям. Но ведь и этот вопрос сеньору Комонфорту придется решить. Он не может держать вице-президента в запертой комнате вечно! Это же смешно, наконец! Но и выпустить его он не может — после того как он нарушил присягу, дон Бенито, собственно говоря, является законным президентом! И, начни он борьбу, радикалы сразу выйдут из своего оцепенения.

Президент поручил сеньору Пайно охранять Хуареса и отвечать за его жизнь. Он опасается, что на вице-президента может быть совершено покушение. Ничего невозможного в этом нет.

Три войны Бенито Хуареса i_4.jpg

Разумеется, много толков о поведении Хуареса — как министра внутренних дел — в последние недели. Никто не верит, что он не знал о заговоре. Если бы он примкнул к президенту или хотя бы остался на свободе, все было бы ясно и его репутация безупречного демократа погибла бы навсегда. Но он арестован — стало быть, не был пособником. Почему же он тогда не принимал никаких мер для пресечения заговора? Вот вопрос! Можно сказать, у него было слишком мало сил. Верно! Но все же они были. И у него была возможность оповестить конгресс и губернаторов задолго до выступления заговорщиков. Это могло бы заставить их воздержаться от действий. Он этого не сделал. Непонятно!

Можно предположить, что он хотел, чтобы президент, совершив переворот, скомпрометировал себя и таким образом вынужден был передать власть вице-президенту. Но ведь дон Бенито не мог предвидеть, что его просто посадят в пустую комнату, а не убьют на улице! Его жизнь, как я говорил, и сейчас в опасности, и неизвестно, чем для него все кончится. Так что считать это хитроумным политическим ходом вряд ли можно.

Говорят, он просто растерялся и не знал, что делать, а потому со свойственным индейцам фатализмом ждал событий, чтобы им подчиниться. Вздор! Мы слишком хорошо узнали этого человека за последние два года, чтобы поверить этой чепухе. Он никогда не теряется, и все его действия имеют свой смысл. Но какой смысл они имели в декабре?! Когда-нибудь узнаем…

Дошла ли до Вас прокламация, выпущенная президентом, в которой он заявил: „Будущее, которое открывалось перед нашими глазами, сулило не просто гражданскую войну, а нечто худшее — полный распад общества. Мятеж армии, который начал движение Такубайи, — это не отражение взглядов какой-нибудь группировки и не приход к власти какой-нибудь партии — весь народ отверг новую конституцию, армия же только выразила народную волю“. Уверен, что этот документ сейчас, когда большинство министров подало в отставку, когда главные штаты выступили против, внушает самому сеньору Комонфорту искреннее отвращение. Он еще раз доказал, что не понимает происходящего.

Пусть это будет его политической эпитафией!

Итак, ждите моего сообщения и будьте готовы взять на себя ответственность за судьбу Мексики.

Целую Ваши руки.

Преданный Вам…»

Письмо Мануэля Добладо своему политическому агенту в Мехико (8 января 1858 года)

«Мой друг!

Вы совершенно правильно оцениваете положение в столице и состояние президента. Разумеется, он погубил себя.

Но вопрос о лице, которое сейчас должно возглавить нацию, не так прост.

Я только что получил письмо от генерала Парроди, в котором, в частности, сказано: „Мы не должны внимать никаким иным предложениям, кроме одного, — чтобы сеньор Комонфорт передал президентский пост сеньору Хуаресу — в соответствии с конституцией. Лишь этот шаг может послужить основой соглашения между мятежниками и нашей коалицией и привести к восстановлению мира и сплочению против сторонников Санта-Анны, жаждущих возвращения к власти“.

Не будем, мой друг, уподобляться тому, кого Вы с прелестной иронией называете Гамлетом. Будем реальными политиками — генерал Парроди не только губернатор Халиско, но и инициатор создания Лиги. Я уже не говорю о том, что у него под командой восемь тысяч солдат, необходимых нам для подавления мятежа, если дело дойдет до вооруженной борьбы. К его мнению стоит прислушаться еще и потому, что законность сейчас — лучший лозунг. Будем придерживаться законности. При всем моем уважении к сеньору Хуаресу должен сказать, что он все же фигура промежуточная. Он очень подходящий человек для того, чтобы после окончания конфликта отдать власть — на законных основаниях. А уж кому он передаст власть — решать народу Мексики!

Жду Ваших сообщений.

Целую Ваши руки.

Благодарный Вам…»

Письмо к Мануэлю Добладо от его политического агента из Мехико (11 января 1858 года)

«Мой высокочтимый друг!

Сегодня ночью я получил Ваше письмо, а утром все изменилось. Генерал Сулоага заявил, что „его соратник его предал“ и хочет отдать их всех в руки пурос. Только что мне принесли прокламацию, подписанную генералом де ла Парра, помощником Сулоаги. Такие прокламации расклеены за ночь по всему городу. Вот ее текст: „Двадцать пять дней назад гарнизон столицы выступил с Восстановительным „планом Такубайи“, который был единодушно принят большинством народа. Однако, к несчастью, руководство исполнительной власти, поддерживавшее этот план с большим энтузиазмом, начало вести линию, полную колебаний, что встревожило всех его сторонников и вызвало недоверие в отношении обещаний, содержащихся в манифесте.

Поскольку все воинские части, находящиеся под моим командованием, решительно настроены довести до конца то дело, за которое они взялись со всей ответственностью, я считаю необходимым изменить статью 2 „плана Такубайи“, удалив Его Превосходительство сеньора Комонфорта от руководства страной и провозгласив Верховным командующим Армии возрождения генерала дона Феликса Сулоагу“. Вот так!

Мне сообщили, что сторонники генерала Сулоаги заняли цитадель, монастырь святого Августина, монастырь Санта-Доминго, а верные президенту части укрепились во дворце, в тюрьме Ла Акордада, в развалинах монастыря святого Франсиско (сам же Комонфорт его и разрушил!).

В городе стреляют. Положение неясное.

Если мятежники (теперь уже дважды мятежники!) возьмут верх, то Комонфорта ожидает изгнание, а судьбу Хуареса трудно предсказать… Повторяю: готовьтесь возглавить нацию, мой друг! Дело серьезное.

Ждите известий.

Ваш верный слуга, целующий Ваши руки…»

Из записной книжки Андрея Андреевича Гладкого[9]

Сегодня я познакомился и беседовал с удивительным человеком — сеньором Матиасом Ромеро, мексиканским дипломатом, представляющим президента Хуареса в Соединенных Штатах Америки.

Он очень молод — почти юноша. Лицо бледное, огромные черные глаза, лоб необычайно велик, но когда присмотришься, видишь, что это еще и от раннего лысения. Он производит впечатление флегматика, двигается не спеша, но в глазах все время мысль и огонь. Чтобы скрыть свою молодость, он отпустил большую бороду.

Мы долго говорили с ним о положении в Мексике и об отношениях к этой несчастной стране северного ее соседа.

Сеньор Ромеро много говорил о президенте Хуаресе, к которому он относится с восторгом сына, преклоняющегося перед мудрым и добрым отцом. Поскольку личность Хуареса интересует меня чрезвычайно, то я старался расспросить его подробнее.

Он рассказал очень забавное начало своей дружбы с президентом. Ему было всего восемнадцать лет, когда он приехал в столицу из города Оахака, где учился в тамошнем университете, который называют Институтом наук и искусств. В то время, когда сеньор Ромеро прибыл в Мехико, его земляк Хуарес был министром юстиции революционного правительства. Наш юный путешественник рассчитывал на его протекцию, хотя они и не были знакомы. Когда сеньор Ромеро учился в институте, Хуарес был в изгнании.

вернуться

9

Эта запись была сделана позднее — в 1860 году, но я привожу ее здесь, ибо она характеризует ситуацию кризиса, дает представление о важном участнике событий.