Пройти Андрею было всего ничего – метров пятьдесят до угла, потом за угол, там второй дом – «Луксор».

На тротуаре, в кафе, в лавках, что еще были открыты, толпилось немало народа – была суббота, завтра местный праздник.

Противоположная сторона широкой улицы была темной – почему-то все оживление сместилось к одной стороне. Андрей сошел с тротуара на мостовую – ему показалось, что там, где нет встречных и никто не толкается, прохладнее.

Он дошел до перекрестка – как раз над головой его горел фонарь. Навстречу по мостовой ехала пролетка – лошадь шла мерно, – тук-тук подковы по каменной мостовой, Андрею показалось странным, что один человек сидит в пролетке, а второй идет рядом по мостовой и мирно с ним беседует.

Андрей шагнул в сторону, чтобы пропустить пролетку, и в этот момент человек, шедший рядом с ней, сделал шаг к Андрею, и в руке у него оказался нож.

Человек прошипел что-то – не надо было быть большим лингвистом, чтобы понять смысл угрозы.

И в тот же момент человек, что сидел в пролетке, соскочил с нее, схватил руку Андрея и так ловко завел ее за спину, что Андрею пришлось согнуться и покорно повернуться к пролетке.

– Лезь, – сказал тот, кто держал его сзади. Было больно. А нож второго человека метнулся вверх и прижался лезвием к горлу – у его хозяина было тупое озлобленное лицо, ему ничего не стоило полоснуть ножом по горлу.

Андрей хотел сказать что-то, но человек с ножом увидел, как движутся губы, и нож надавил на горло.

И через несколько секунд Андрей уже сидел в пролетке, по обе стороны от него уместились, сжимая его, два пахнущих потом и опасностью человека. И никто на улице или не заметил, или не захотел замечать этого события.

Стыдясь или не догадавшись закричать, Андрей молча боролся с похитителями, пытался вырваться, но у горла Андрея вновь возник нож – на этот раз его молодой сосед действовал смело и открыто, потому что пролетка покинула центр и катила по узким уличкам нижнего города.

Путешествие было недолгим, и Андрей даже не успел прийти в себя и осмыслить, что с ним произошло. Ему было больно и неудобно от того, как его держали, притом пролетку трясло.

Пролетка остановилась возле приоткрытых ворот на узкой улице. Андрея грубо втолкнули в неосвещенный двор, и вскоре он оказался в обширной низкой комнате, на полу и стенах которой были ковры. Там их ждал малорослый человек в феске, с короткой, в проседь, бородой и веселыми, в лучиках морщин, глазами. Лицо его, освещенное с обеих сторон шандалами на высоких подставках, казалось очень живым, тем более от игры теней и света.

– Добро пожаловать, господин Берестов, – сказал мужчина с восточным, таким знакомым по Крыму акцентом. – Долго вы собирались к нам в гости.

– Я и сейчас к вам в гости не собирался, – огрызнулся Андрей. – Велите меня отпустить.

– А вы садитесь, садитесь, – сказал седобородый, упершись маленькими черными выпуклыми, совсем как у мышки, глазами в Андрея, стараясь пробуравить его. – Рефик, дай гостю подушку.

Тот, что был с ножом, кинул Андрею подушку.

– Садитесь, садитесь, – сказал седобородый. – Чай пить не будем?

– Не будем.

– Деловые люди, да?

– Не знаю, как вы, а я спать собрался.

– Долго спать будешь, – сказал седобородый и стал смеяться – все лицо собралось в морщинки и напомнило Андрею клубок бурой шерсти – каждая ниточка видна, – а в клубке спрятались две черные бусинки.

– Давай знакомиться, – сказал седобородый, – Осман Гюндюз – так меня зовут. Меня все боятся – от Синопа до Констанцы. Как мое имя слышат, в обморок падают, да?

Молодые люди закивали головами, хотя вряд ли что-нибудь поняли.

– Вы хорошо знаете русский язык, – сказал Андрей.

– Я в России бывал, много раз бывал, торговал немножко. А что тебе Аспасия говорила?

– Она не подсылала бандитов.

– Может, это не я подослал, – сказал Гюндюз, – может, Суренчик. А может, сам русский подполковник Метелкин послал? Кто их знает – все в Трапезунде тебя ждали, все тебя любят. А ты и не знал, правда?

– И не подозревал, – сказал Андрей.

Гюндюз не казался страшным либо злым. Наверное, с ним можно договориться. Может, хоть он поймет, что Андрей здесь ни при чем.

– И я не знал. Зря ты сюда приехал, Берестов. Такой молодой, красивый аскер, генералом бы стал, – а к нам приехал, голову потерял. Зачем ехал, ай, ай, ай! – закручинился Осман Гюндюз, но слишком театрально, а глазки внимательно наблюдали за Андреем.

– Честное слово, я не имею к вашим делам никакого отношения, – сказал Андрей. – Я уже говорил госпоже Теофилато, что произошло недоразумение. Видно, здесь ждали какого-то другого Берестова.

– Красиво придумал, мальчик. Только мы никого не ждали. Честное слово даю – никого не ждали. И теперь дело очень важное, да?

– Какое дело?

Ноги затекли, пришлось пересесть так, чтобы положить их вбок, – и как эти турки сидят, подложив под себя пятки?

– Такое дело, какое у тебя с этой сукой Аспасией. – Лицо стало злым, разгладилось на мгновение и снова собралось в морщины. – Говори, зачем приехал?

– Не смейте со мной так разговаривать, – оскорбился Андрей.

Тут же один из молодых бандитов ударил его в висок. От неожиданности голова дернулась, Андрей упал, ушиб локоть о твердый пол и на секунду перестал ощущать окружающий мир.

Он с трудом поднялся, потирая локоть и легонько мотая головой, чтобы вернуть мозги на место.

– Я все знаю, – сказал Осман. Он говорил так холодно и сладко, что ясно было, как он по-змеиному смертелен. Андрей испугался – настолько, что готов был бы рассказать обо всех тайнах Аспасии или Метелкина, если бы только знал какую-нибудь тайну!

– Что… вам нужно? – произнес Андрей, стараясь сглотнуть слюну. – Ну что вам нужно?!

– Нам нужно все. Нам нужно все знать. Зачем ты приехал. И пока ты не расскажешь, о чем вы договорились, ты отсюда не выйдешь.

– Я ничего не знаю!

И тут случилось страшное – то страшное, за пределами которого уже нет страха. Молодой бандит полоснул его по горлу острым лезвием, и Андрей явственно почувствовал – не нужно было глаз, чтобы видеть, как нож разрезал кожу, как лопались, сопротивляясь, сосуды и хлынула кровь. Еще мгновение, и лезвие перережет трахею.

И именно в тот момент – даже не было очень больно – Андрей понял, как проста и близка смерть, – она была в миллиметрах от лезвия ножа – и все. И тебя не будет. И тогда уже будет не страшно.

Наверное, в интересах Гюндюза было бы куда лучше избить Андрея, запугав его болью и вселив надежду избавиться от нее. Но удар ножа стал первым испытанием на пути превращения Андрея в особое существо, нужное неведомой силе для непонятных целей. Вечный странник, бессмертный, но не имеющий бессмертия, он был обязан отличаться от прочих людей глубоким пониманием тех таинств жизни и смерти, от которых нас так тщательно и глупо оберегают инстинкты, привычки и обычаи. Он должен пощупать языком смерть еще в начале своей сознательной жизни.

Что и произошло с Андреем.

– Эй! – закричал Осман с отвращением и негодованием. Он выхватил свой нож – Андрей видел смутно, в полузабытьи – и кинулся с ножом на молодого бандита. Тот, бросив нож – Андрей услышал глухой стук ножа о ковер, – убежал из комнаты, а второй бандит почему-то начал смеяться высоким голосом – глаза Андрея были открыты, хотя он плохо соображал, что же происходит, и потому ему непонятно было, почему Осман бьет сапогами второго бандита, почему он кричит, зовет кого-то. И потом прибежали другие люди, но от них существовали только лица, а Андрей, уже потеряв сознание, старался все проверить – перерезана ли у него глотка или нет, он старался проглотить слюну. Но не мог – будто судорога свела горло. И с отвратительным чувством невозможности глотать Андрей потерял сознание, а пришел в себя в полутемной комнате, на низкой кушетке, накрытый каким-то одеялом, и сразу же потянулся пальцами к горлу – горло было перевязано, а сам он был раздет. Комната была пуста, и дверь закрыта.