Р у м а т а. Нет, что ты, девочка, я слушаю...
К и р а. Ну да, слушаете... А сами о другом чем-то думаете. Я же вижу...
Р у м а т а. Это верно. О другом. О тебе.
К и р а. Вот уж неправда...
Р у м а т а. Вот уж правда...
К и р а. Если бы вы обо мне думали...
Р у м а т а. Тогда что?
К и р а. Вы бы давно... А то уже тринадцатый день как от нас съехали и ни разу не зашли...
Р у м а т а. Ты даже дни считаешь...
Пауза.
К и р а. Ладно. Мне идти пора.
Р у м а т а. Погоди. Ты по мне соскучилась.
К и р а. Д-да... (Пятится от Руматы.)
Р у м а т а. Подойди ко мне. (Кира отчаянно трясет головой.) Подойди же, что ты?
К и р а. Я вот о чем хочу вас попросить, дон Румата. Можно? Румата. Конечно.
К и р а. Снимите с меня этот браслет ваш.
Пауза.
Р у м а т а. Почему? Не нравится тебе?
К и р а. Нет, что вы... Только иначе они его мне вместе с рукой отрежут.
Р у м а т а. Кто?
К и р а. Отец да брат... Четвертого дня крутили, крутили, рука даже посинела... Видите? (Показывает.) А уж ругались как... (Румата молчит.) Снимите, а? Я ведь и без браслета...
Р у м а т а. Пойдем, я тебя провожу.
Уходят, занавес раздвигается.
Апартамент дона Рэбы, канцлера герцогства Арканарского. Зал, узкие, как бойницы, окна. Обширный письменный стол, заваленный бумагами, несколько кресел. В одном из кресел, неестественно выпрямившись, сидит дон Рэба — мужчина лет пятидесяти, с деревянным лицом, в темном простом костюме. В другом кресле развалился, нога на ногу, дон Кондор. В третьем, поджав под себя ноги и привалившись к подлокотнику,располагается некая дона Окана, очень красивая дама лет двадцати пяти, в платье с очень глубоким вырезом.
К о н д о р. Все это очень хорошо, мой дорогой канцлер, но кто же будет покупать?
Р э б а. Да кто угодно! Я, вы, она... Мужик и ремесленник должен только производить! Это о них сказано: пока склонены их вшивые головы над работой, не убивай их, но при всем том не давай им и жить. А тех, кто головы поднимут, убивай, как бешеных волков... И пожелавший переменить этот свыше установленный порядок есть смутьян и разрушитель установления, повинный смерти. Таковыми являются грамотеи, всякие там математики и сочинители, ибо это о них сказано: язык твой — враг мой...
К о н д о р (смеясь). Но вы же сами грамотей, дорогой канцлер!
Р э б а. Я имел в виду грамотеев-мечтателей, грамотеев-растлителей, грамотеев-умников! Умные нам не надобны, дон Кондор! Надобны верные... Вот я собираюсь выпустить в свет рассуждение о новом государстве...
О к а н а. Ах, увольте нас от ваших рассуждений, милый!
К о н д о р. Нет-нет, прекрасная дама, это очень интересно. Продолжайте, дорогой канцлер, прошу вас...
Р э б а. Суть сего рассуждения весьма проста. Она всего в трех... как бы это сказать...
К о н д о р. Принципах?
Р э б а. Вот именно. В трех принципах... (Перегибается к столу и что-то записывает.) В трех принципах. А именно: слепая вера в непогрешимость власти, беспрекословное оной повиновение, а также неусыпное наблюдение каждого за каждым.
Пауза. Дона Окана зевает.
К о н д о р. Гм... Каждого за каждым — это хорошо. Но позвольте, дорогой канцлер, ведь это, по сути дела, государственные принципы Области Святого Ордена!..
Р э б а. Совершенно справедливо, дон Кондор. В рассуждении своем я тщился лишь довести эти прекрасные... гм... принципы до простоты без всякого украшательства.
К о н д о р. Интересно, очень интересно... И вы собираетесь ввести эти принципы в государственное устройство герцогства Арканарского?
Р э б а. Я уже ввожу их.
К о н д о р. А как же бароны? Родовая знать?
Р э б а. Вот именно. Бароны и родовая знать. Но ведь в вашей торговой республике, дон Кондор...
За окнами вдруг раздается громовой топот марширующих сапог. Гремит хриплыми глотками песня:
Дон Кондор поднимается и подходит к окну, глядит вниз. Грохот сапог стихает в отдалении. Дон Кондор поворачивается.
К о н д о р. Высокое небо, что это за ужас?
Р э б а. Мои серые роты, дон Кондор. Мой инструмент в борьбе с баронами, книгочеями и мужичьем.
К о н д о р. Ну и сброд!
Р э б а. Ничего, зато преданны и жадны, как собаки. Главным образом, младшие отпрыски из среднего сословия — лавочников, мясников, скотовладельцев... Плодущий народ эти лавочники, и у всех у них масса младших сыновей. И все рвутся исполнить свой патриотический долг. Казне это не стоит ни гроша...
К о н д о р (возвращаясь в кресло). Казне — это вам, дорогой канцлер?
Дона Окана хохочет и хлопает в ладоши.
Р э б а. Они ненавидят баронов и презирают мужиков и мастеровщину. Как раз то, что нам нужно.
К о н д о р. Ловко... Браво, мой дорогой канцлер! Вы — настоящий реформатор, вы предвосхитили идеи, которыми будут пользоваться через сотни лет!
Р э б а. Благодарю... Так вот. Пока они у меня учатся. Маршируют, наводят ужас, восхищают своих почтенных родителей... А в самом недалеком будущем я задам им кровавую баню. А затем я окончательно загоню их в казармы, приставлю к ним опытных капралов, и через год-другой...
Неслышно входит М о н а х в черной рясе с капюшоном.
М о н а х. Капитан Цупик, ваше преосвященство.
Р э б а. Вы позволите, дон Кондор?.. Проси.
Монах выходит, и сейчас же, шумно топая, в апартамент входит Цупик.
Ц у п и к. Будах тоже скрылся, проклятый колдун!..
Р э б а. Одну минутку... Вы знакомы?
Цупик поворачивается к Кондору.
Ц у п и к. Нет. Приветствую вас, благородный дон...
Кондор наклоняет голову.
Р э б а. Дон Кондор, генеральный судья республики Соан. Капитан Цупик, командир нашей серой гвардии.
Ц у п и к. Рад сделать знакомство. Вот у вас...
Р э б а. Дон Кондор направляется в Эстор в качестве торгового посланника и по пути оказал нам честь кратковременным посещением Арканара.
Ц у п и к. Вот у вас в Соане чтут торговое сословие, не то что у нас, у вас бы там...
Р э б а. Простите, любезный капитан, вы что-то говорили о Будахе, кажется...
Цупик валится в кресло рядом с Оканой. Та брезгливо отодвигается.
Ц у п и к. Ладно, от соанцев у нас нет секретов. Будах пропал. Не уследили мои стервецы, молоды... Только вот что я вам скажу, господин канцлер, ваша светлость: Будах — это уже шестой чернокнижник за последние два месяца, который уходит от нас сквозь пальцы. Может, им и верно нечистая сила помогает?
Р э б а. А вы сами как думаете, любезный капитан?
Ц у п и к. Не знаю, что и думать. Думать — это ваша забота. Моя забота — выследить, взять и — на кол! (Хохочет.) Вот это мы умеем, будьте спокойны, господин соанец...
К о н д о р. Не сомневаюсь, капитан.