сообщает, что это письмо «переслал» ему N (очевидно, Н.Я.Прокопович, через

приятеля Белинского Н. Н. Тютчева — см. письмо последнего к Белинскому от 22

июня 1847 г. в сб. «В. Г. Белинский и его корреспонденты», 1948, стр. 278).

Ответное письмо Белинского точно помечено: «15 июля н. с., Зальцбрунн». Это

был день их отъезда из Зальцбрунна в Париж через Дрезден и Франкфурт на

Майне, намеченный заранее, о чем Белинский уведомлял жену в письме от 25

июня/7 июля 1847 г. (Белинский, т. XI I, стр. 377). Анненков сообщает, что

Белинский оставил копию с готового текста письма к Гоголю для себя. Ее-то, по

всей вероятности, он и читал в кругу Герцена по приезде в Париж, а не «черновое

своего пись-ма», как пишет далее Анненков (см. о Белинском в Париже у Герцена

в «Былом и думах» в гл. XXV и LXI, а также в ЛН, т. 61, стр. 88).

[321] Письмо Белинского ошеломило Гоголя. Сохранилось три варианта его

ответного письма к критику. Гоголь сетовал на «ожесточение» Белинского в

письме к Анненкову из Остенде от 12 августа 1847 г. (Гоголь, т. XIII, стр. 362—

364) и все же признал: «Бог весть, может быть, и в ваших словах есть часть

правды» (Гоголь, т. XIII, стр. 360), Весть о переписке Белинского с Гоголем, очевидно, через Анненкова вскоре дошла и до Москвы. Уже в письме от 24—25

августа 1847 г., являвшемся прямым ответом на сообщение Анненкова о

состоянии духа Белинского, о его и Анненкова переписке с Гоголем, Боткин

писал: «Бог знает, как любопытно прочесть письмо Белинского к Гоголю и ответ

его, равно и письмо Гоголя к вам» (Анненков и его друзья, стр. 548).

[322] О заграничных впечатлениях Белинского см. в его письмах к жене и к

Боткину (Белинский, т. XII, стр. 362—398).

[323] Анненков цитирует письмо Боткина с существенными пропусками

(оно напечатано полностью в книге Анненков и его друзья, стр. 541—545, так как

444

являлось одновременно и письмом к Анненкову). Это как раз то самое письмо, в

котором Боткин наиболее откровенно защищает буржуазию от социалистической

критики Белинского и Герцена. Письмо Боткина является ответом на письмо к

нему Белинского из Дрездена от 7/19 июля 1847 г., в котором была и приписка

Анненкова (Белинский, т. XII, стр. 383—385).

Книга Луи Блана — «История десяти лет», изданная в 1841 г., в начале

сороковых годов на время увлекла Белинского и сыграла известную роль в его

духовном развитии, но в 1847 г., прочитав ее заново, Белинский обнаружил в ней

антиисторизм, риторику и всякого рода натяжки, хотя по-прежнему отмечал, что

«основной взгляд на буржуази Луи Блана не совсем неоснователен» (Белинский, т. XII, стр. 449).

[324] К польскому вопросу Белинский всегда относился только с гуманной

точки зрения, находя, что жертвы истории и собственных грехов могут

возбуждать глубокое сострадание, как вообще и все угасшие национальности

прежних эпох.— Политической стороны польского вопроса он никогда не касался

и постоянно обходил его с равнодушием. (Прим. П. В. Анненкова.)

[325] Об отъезде из Парижа см. письмо Белинского к жене от 22 сентября н.

ст. 1847 г. (Белинский, т. XII, стр. 397—398).

[326] Вольная цитата из письма Белинского к Анненкову из Берлина от 29

сентября н. ст. 1847 г., в котором он описывает свои дорожные приключения

(Белинский, т. XII, стр. 398—403).

[327] Имеется в виду Щепкин Дмитрий Михайлович (1817— 1857), старший

сын Михаила Семеновича, математик, филолог, приятель Белинского; жил тогда в

Берлине, увлекаясь египтологией. Белинский пробыл у Щепкина неделю и через

Штеттин и Кронштадт возвратился в Петербург 24 сентября 1847 г.

МОЛОДОСТЬ И. С. ТУРГЕНЕВА

1840—1856

Настоящие воспоминания задуманы и создавались вскоре после смерти И.

С. Тургенева, последовавшей 3 сентября 1883 г. Этим объясняется форма

воспоминаний (вступление напоминает некролог) и особенно тон

«умиротворения» на тех страницах, где идет речь об общественно-политическом

значении творчества Тургенева. В данной работе Анненков почти совсем не

касается той острой идейной борьбы в критике за и против произведений

молодого Тургенева, которая была ему хорошо известна и о которой он вкратце

писал в «Замечательном десятилетии».

В последний раз Анненков виделся с Тургеневым в Париже в начале мая

1883 г. (см. Стасюлевич, стр. 415). Смерть писателя застала его в Киеве. По-

видимому, в это время и возникла у Анненкова мысль написать воспоминание-

очерк о Тургеневе за сорок лет, в течение которых он так близко знал писателя.

Анненков разобрал имевшуюся в его распоряжении переписку Тургенева, которая

должна была составить фактическую основу воспоминаний, но вскоре убедился, имея в виду себя, что «серьезной корреспонденции с русскими друзьями

445

покойник предавался редко. Он гораздо более говорил с ними по душе, чем писал

искренно» (Стасюлевич, стр. 419).

Вскоре после похорон Тургенева, в октябре 1883 г., проездом в Берлин

Анненков виделся в Петербурге с М. Стасюлевичем и договорился о печатании

воспоминаний. Однако задача оказалась более трудной, чем предполагалось

вначале. 24 октября 1883 г. Анненков уже писал Стасюлевичу: «Переписка

Тургенева, разобранная мною еще на месте, напоминает некоторые

обстоятельства его жизни — это ее единственная заслуга,— но света на его

личность проливает мало... Придется шарить в собственных воспоминаниях и в

них искать настоящего ключа к его образу мыслей» (Стасюлевич, стр. 419). И

естественно, что воспоминания распались на части, а написание их растянулось

на ряд лет.

Уже с первых шагов работы над «Молодостью И. С. Тургенева» Анненков

испытывал острый недостаток в фактических материалах. Кроме переписки и

соответствующих глав из «Замечательного десятилетия», он использовал свои

статьи о Тургеневе, в частности «О мысли в произведениях изящной

словесности» (1855), привлек для работы библиографическую роспись сочинений

Тургенева, появившуюся в ноябрьской книжке «Исторического вестника» за 1883

г., воспоминания Н. В. Берга и Е. М. Гаршина, напечатанные там же,

воспоминания о семье И. С. Тургенева В. Н. Житовой, бывшие у него в рукописи

(цитируются) — и все же не избежал множества фактических ошибок.

Тревожил мемуариста и самый характер повествования. Посылая

воспоминания в печать, Анненков выражал опасение, не будут ли они приняты за

«диффамацию», так как он имел намерение написать о поведении Тургенева в

молодости «совершенно откровенно» (Стасюлевич, стр. 423, 425).

При жизни автора «Молодость И. С. Тургенева» напечатана однажды в

«Вестнике Европы», 1884, № 2. В настоящем издании печатается по тексту

«Вестника Европы» с устранением замеченных опечаток и с теми

незначительными поправками, которые намеревался сделать сам Анненков. 12

апреля 1884 г. он писал М. Стасюлевичу, что Валерьян Майков «утонул не в

Парголове», как у него было сказано, «а близ Ропши. Поправка небольшая, но не

знаю, можно ли будет ее сделать. Также следовало бы поместить, как опечатку, франц. слово «point» — вместо «pointe», как следовало бы в том месте, где

говорится об эпиграммах Тургенева» (Стасюлевич, стр. 429).

[328] В только что изданной переписке Густава Флобера с Ж. Занд

(«Nouvelle Revue», dec. 1883) очень часто упоминается имя Тургенева; еще в 1866

году Г. Флобер писал: Позавчера и вчера я обедал с Тургеневым. Этот человек

обладает таким изобразительным даром, даже в разговоре, что он нарисовал

портрет Ж. Занд, облокотившейся на балкон замка м-м Виардо в Розе. Под

башней был ров, во рву лодка, и Тургенев, сидя на скамье этой лодки, глядел на