Белый пар скользит по валунам,

Как дыханье трудное, неровное.

Памяти моей лицо бескровное -

На лету замёрзшая волна.

И с тех пор за криками пурги

Слышу, если вслушиваюсь пристально,

Лай собачий и глухие выстрелы,

И хрипящий шёпот: «Помоги!..»

(Последние две строки он выговаривал с напором, подчеркивая каждое

слово, а «Помоги!..» - глухо, с угасанием, потом - долгая пауза.)

Богема слушала, опрокидывала стаканы:

- Миша, это хорошо, но ведь это - тюрьма.

В Перми уже определились свои кумиры, своя поэтическая школа. Ми-

хаил писал в другой манере. Он был «не свой». К тому же его боялись: вче-

рашний «уголовник», непредсказуемый и непонятный.

Была и внутренняя, достаточно глубокая причина. Когда муж уехал

в Вологду, я стала разбирать рукописи и поняла, что цельную книгу по

требованиям того времени делать не из чего. Тюремное - нельзя. Новое...

почти все требует доработки. Я сложила рукописи в бумажные мешки и

перевезла в Вологду. В новой двухкомнатной «хрущёвке-пенале» хранить

10

их было негде, пришлось отнести в подвал. Однажды нашу сарайку раз-

грабили, мешки разворотили, листы разлетелись по подвалу...

Кое-что помню наизусть. Было длинное стихотворение... полностью его

не восстановить. Но вот эти строчки, смеясь, мы повторяли очень часто:

А котята: «Мяу!»

А котята: «Мяса!»

Кончен, кончен мясоед

Для кошачьих классов.

Нынче крысы ходят -

Шасть, шасть, шасть!

Нынче крысы в моде,

Нынче крысам всласть...

Это был период дефицита. Наш трёхлетний сын очень любил мясо, а

его не было. Я говорила, что посажу Петю на ступеньки у обкома партии,

научу кричать погромче «Мя-са!», а сама спрячусь рядышком в кустах.

Ещё была песня в народном стиле, мы мечтали, чтобы её исполнила

Людмила Зыкина. Песня мне очень нравилась, но мы потеряли текст. Я

помнила обрывки, стала просить Мишу восстановить. Не смог... Написал

другое - по-своему хорошо, но я хотела «то». Так и думали, что не найдётся

никогда... Вдруг в ворохе рукописей мелькнул старый листочек! И теперь

можно привести первоначальный текст полностью:

Пришла осенняя прохлада

Дорожкой белой под уклон

В мою единственную радость -

Так запоздавшее тепло.

Зачем-зачем легли туманы?

Зачем несбывшиеся сны?

Калина - горькая, как память,

Дожди, как слёзы, солоны.

Зачем осиновые листья

Качнул багровый ураган?

Зачем ты, иней серебристый,

Упал на дальние луга?

Перекликаясь с облаками,

Шумят снегов перепела!

Калина - горькая, как память,

Метелью белой зацвела.

...А тогда, четверть века назад, Миша пришел выпивший, с этой только

что сочинённой песней, пел её и упрашивал меня подобрать мелодию на

пианино, а я не умела... тыкал по клавишам одним пальцем и плакал. Стал

просить подыграть старшего сына, который учился во втором классе музы-

кальной школы, но тот тоже был беспомощен. Я потом серьезно поговорила с

Глебом, чтобы старался получше учиться, потому что у папы хорошие стихи

и песни, он сам записывать ноты не умеет, а кроме нас, ему помогать некому.

Некоторые стихи были политически небезобидными, и когда на смену

Брежневу пришел Андропов, Миша очень перепугался и хотел бежать в

лес (мы жили у парковой зоны), немедленно жечь рукописи. Дело было к

ночи. Я удерживала его, убеждая: огонь будет виден издалека, задержат -

11

причём не за политику, а за разжигание костра в неположенном месте. А

заодно и предметом сжигания поинтересуются...

Хотел покончить жизнь самоубийством - наглотался таблеток. Я вы-

звала «Скорую». Врач спросил о мотиве. «Стихи не печатают». - «Хорошие

стихи?» - «Хорошие». Врач больше ничего не сказал.

Когда в очередной раз Михаил получил мощный «отпих» в Пермском от-

делении Союза писателей, принес домой стихотворение «Журавушки» и пла-

кал. Мне тогда казалось, что это последнее, что он написал в жизни:

Раньше было - сожгут на костре,

А теперь от пожарищ устали.

И ведётся отлов и отстрел

По поющим, отставшим от стаи.

Успокойся, душа, не боли!

В этой жизни случаются миги.

В Красной книге уже журавли.

В Красной книге...

Журавушки в книге.

Миша мечтал связаться с русским зарубежьем, надеясь найти там по-

нимание. Неизвестно, было бы это к лучшему или худшему - но чего не

случилось, того не случилось. У нас не было связей.

* * *

Приведённые ниже стихи перед своим отъездом в Вологду Миша оста-

вил мне на память, частично записанные в виде песен на магнитофонную

ленту. Всё было смутно...

Я даже была готова к тому, что Михаил не вернётся вообще. Часто слу-

шала эту запись в одиночестве. Но детям тоже нравилось, особенно стар-

шему сыну - ему уже было 12. Однако запись была очень некачественной.

Потом магнитофоны устарели...

Запись считалась утерянной. Уже после смерти Михаила я разыскала

старую бобину. На областном радио с помощью компьютера её почисти-

ли, перевели на кассету и диск. Теперь можно слышать голос автора, его

бардовское исполнение.

* * *

У стенок, в воронках,

Во рвах, на холмах, у рябинки -

По отчему краю

Без вас не отыщешь версты:

Могилы забвенья,

Фанерные звёздочки, бирки,

Крест-накрест березы

Да русские в поле кресты.

Я ветры прошу,

Ребятишкам шепчу:

«Осторожно

Касайтесь камней,

Чернобокой ракиты и трав.

Здесь - думы страны,

Без чего вам прожить невозможно...»

12

Взывающий к миру,

Глаза застилает мне прах,

Проходит сквозь ставни,

Влетает в холодные сенцы.

Разбиться-забиться,

Не выкричать лиха в лета.

Так свято, так тяжко,

Отчизна,

Не знаю - как сердце

Не ахнет фугасом,

Вобрав свою боль и впитав.

* * *

Над страною пустых колоколен,

Когда выстонут в поле сычи,

Руки выпластав

В аспидном поле,

Безответно душа прокричит.

Тишина. Пролетает зарница.

Глухота. Дольний ветер утих.

Может быть, это давнее снится -

Вижу сам себя в минном пути?

Зной донской по траншейным уступам?

Что ж, оставим потери свои.

Мы за всех бесконечно преступны,

Кто сорвётся,

Сойдет с колеи,

Кто - без принципа,

Кто - по уставу.

Жизнь моя,

Окликай их вослед,

Убеждай, что еще не устала

Жить и верить

На этой земле.

* * *

Всё иду,

Как маленький,

По степи бездонной,

Будто меня маменька

Прогнала из дома.

И летят без жалости,

Бьют дожди навылет

За мои ли шалости,

За грехи мои ли.

По глазам - тяжёлый дым

Стылого застолья.

Для потерь и для беды -

Полное раздолье.

Не дорога, маета.

Моросно-туманно.

Если, мама, что не так -

13

Ты прости мне, мама...

Будто только лишь для нас

Не к дороге обувь.

Декабрём легла весна.

Травы - под сугробы.

Через поле - лунный след.

Всё ли в жизни нужно?

Не гаси, родная, свет

В заверети вьюжной.

* * *

От себя голова поседела.

Соучастьем других не дури:

Я б сегодня

Под дулом не сделал,

Что бездумно вчера натворил.

Чьим восторгом шалел,

Словно бредом?

Не своей правотой принимал...

Забывал,

Где ударил, где предал,

Поглупев от чужого ума.

Доброта ли, любовь -

Показуха!

Глубоко безразличен ко всем.

Потому-то и в глотке не сухо -

То в солёной, то в горькой росе.

Только нет,

Не оглох я от быта.