— Прости меня! Я тебе еще пригожусь!

— Нет тебе прощения! Тебя ждет…., — она не успела договорить…,

Прилив тревожных мыслей заставил юношу прекратить игру. Он нежно смотрел в ее глаза, ему хотелось говорить ей нежные слова, но получилось вымолвить всего лишь несколько слов:

— Жди меня и молись. Я обязательно вернусь.

Им не было дела до грозы и несмолкаемого грома. Устинья еще теснее прижималась к нему, будто ища защиты. Много слухов ходит в народе. Причиной страха была не гроза, а рассвет. Ночь отступала, рассвет все увереннее съедал тьму, утренняя заря все увереннее гасила звезды. Боязнь неизвестности все сильнее сжимала ее сердце. Устинья, в последнее время, замечала, что Афанасий стал задумчив, иногда даже отвечал невпопад.

Ее тревожное состояние почувствовал Афанасий. Он зашевелился, открыл глаза, взглянул на ее лицо, которое уже можно было рассмотреть в утреннем полумраке.

— Что случилось? На тебе лица нет!

— Куда ты уезжаешь? Когда вернешься? — пересилив страх, вместо ответа спросила она.

— Куда еду? Тебе знать не надо. Может так случиться, что вернуться, выпадет не многим, а возможно никому….

Он пожалел, что допустил минутную слабость и испугал ее. Широко раскрытыми глазами Устинья смотрела на Афанасия, глаза в ужасе остановились. Из ее уст вырвалось самое сокровенное:

— А как же Настенька? О которой мы с тобой мечтали? — он, впервые, пожалела о несостоявшейся близости.

Он вскочил на ноги, схватил ее за плечи.

— У нас будет дочь!

— Настенька! Мы ее назовем Настенькой!

— Я же тебе сказал, что вернусь! У нас будет много детей. Я вернусь!

Их губы и сердца соприкоснулись. В их душах появилось новое чувство любви к еще не существующему человечку. Уже почти рассвело, но страх перед неизвестностью удерживал их вместе.

К месту сбора Афанасий и Устинья шли обнявшись…

Она неотрывно смотрела на его лицо, ее губы шептали молитвы о спасении раба божьего Афанасия.

Провожать в поход отряд дружинников вышел весь город.

Из ворот приказа воеводы потянулась колонна всадников. Дружинники, блистая доспехами, смотрели по сторонам, отыскивая, дорогие и любимые лица. Кто-то из провожающих плакал, кто-то махал рукой, желая скорейшего возвращения.

Но основная масса людей пыталась отыскать ответы на вопросы: «Куда идут? Зачем идут?» Впереди первой сотни ехали Данила Савич и его помощники Афанасий и Звяга.

Толпа, так и не получившая ответа, гадала.

— Мунголов* (Пояснения в конце книги) бить будут.

— Каких мунголов? Их-то всего две сотни.

— Наверное, татей по лесам гонять будут.

— Все равно их мало! Кто знает, сколько тех по лесам прячется?

— Князь и священник тоже выехали за ворота.

— А ты видел?

— Да, видел, он выехал со священником и полусотней охранников.

— Может молиться?

Только один человек догадался о цели похода.

Юсуф и Тули говорили на монгольском языке, поэтому никто не понял их разговора.

— Это посольство, — Юсуф кивнул на отряд.

— Почему ты сделал такой вывод?

— Не просто же так воевода спрашивал у нас, как входить к хану. Я видел, такие отряды приходили на поклон к Бату-хану.

— Что с ними было? Их отпускали?

— Тех, что я видел, убивали, подарки делили. — При этих словах Юсуф поскучнел.

— Ты боишься, что если посольство погибнет, то и нас убьют?

— Надо бежать!

— Куда? Там тоже смерть, нам поломают хребты, если не изловят раньше русичи. — Тули безнадежно махнул рукой.

— Придется просить защиты у Спиридона. Возможно, он поможет спрятаться.

Князь Юрий тоже стоял в толпе. Он не понимал действий племянника, поэтому он просто решил выжидать, хотя для активных действий было самое время.

Юрий Владимирович шагал домой, когда к нему пришла мысль, которая утвердила его в том, что следует выжидать: «Возможно, Василко, покидая город, дает возможность заговорщикам, если такие есть, проявить себя, а затем их уничтожить».

Тем временем, дружина миновала городские ворота.

Еще слышались крики провожающих, но уже было не разобрать, кому они предназначались. Через несколько верст, дружину встретил сам князь. Воины выстроились, ожидая, что последует дальше. Князь поднял десницу, все смолкли.

— Воины мои! Я возлагаю на вас очень тяжелую ношу. Во главе с воеводой, и сотниками Афанасием и Звягой вы пойдете с посольством к монголам.

Василко Олегович сделал паузу, чтобы видеть и слышать реакцию воинства.

Строй качнулся, загудел, но когда князь вновь поднял руку, смолк.

— Да! Это очень большой риск, но еще больший риск ничего не делать. Все равно придет войско монгольское на наши земли. Мы не готовы отразить нападение значительно превосходящих сил противника.

Жестокая и жадная лавина нукеров ворвется в наши поселения, будут насиловать, и убивать наших жен и детей, предадут огню наши дома. Наше спасение в том, чтобы добровольно подчиниться власти орды. Мы станем платить дань, возможно большую, но спасем от страданий и смерти людей. — Князь опять на несколько мгновений замолчал:

— Я понимаю, что это опасно и непривычно находиться в стане врага, потому я вам приказываю проявить выдержку, во имя спасения своих близких и самих себя. Вы обязаны беспрекословно подчиняться воеводе и сотникам, в этом наше спасение. Я верю в вашу храбрость и благоразумие. С Богом!

Первым сошел с коня Данила Савич, подошел к отцу Тихону и, преклонив колено, поцеловал крест. Затем, поклонившись князю, занял свое место в строю. Вся дружина последовала его примеру, подтверждая готовность победить или умереть.

Священник осенил крестным знамением строй.

— Я буду денно и нощно молиться за вас, за спасение жизней и душ ваших. Бог милостив! Он укажет путь к спасению! Молитесь Богу и он не оставит вас и чад ваших! С Богом!

Князь сделал знак Савичу, послышались команды, сотни заняли свои позиции. Посольство тронулось в путь.

Через несколько дней, к князю на прием попросился заместитель Фомы. Вошел маленький худой человек, с умными серыми глазами. По его движениям и манере себя вести, можно с уверенностью заключить, что это натура решительная, жесткая.

— Доброго здравия тебе, князь! — густым басом приветствовал Василко заместитель начальника тайного приказа.

— Тебе тоже здравствовать, — приветливо ответил князь, а сам подумал: «Как такой голос в нем вмещается?»

— Вызывал меня, государь?

— Как зовут тебя?

— Гаврилой, с детства отец с матерью величали.

— Фома передавал задание, относительно купцов с солью?

— Да. Мы встретили их за пределами земель наших и сопроводили сюда.

— Почему встречали за пределами наших земель? Не хватает нам тяжбы с соседями?

— Встретить их там было просто необходимо, так как татей* в тамошних лесах огромное количество. Встречали их ополченцы, в мирской одежде.

— Но это рискованно.

— На войне всегда есть потери, — Гаврила развел руками.

— Сколько соли привезли?

— Ничего не привезли! Они ее спрятали в чащобе леса, забросав ветвями. Купцы здесь. Их можно позвать.

— Может быть, набивают цену?

— Не похоже. Могут потерять все!

— Стража! Пропустите купцов.

Вошло два человека, виновато мяли картузы. Под грозным взглядом князя, они кланялись и бормотали что-то в приветствии.

— Где соль? — вместо приветствия спросил Василко.

Пожилой купец с седой подстриженной бородой, все же осмелился ответить:

— Не гневайся, князь. Нас преследовали тати. Чтобы спасти соль, мы спрятали ее. Хорошо, что пошел дождь и смыл все следы колес наших телег. Иначе не сносить бы нам головы.

— Найти свой обоз сможете?

— Найдем! Мы для верности оставили метки.

— Мы дадим вам сопровождение и поможем привести товар.

— Надо что-то придумать, чтобы уменьшить риск, — предложил Гаврила.

— Найдите мне Еремея и позовите ко мне.