- Всего восемь семей, - сообщил дед на расспросы. - Чьи-то предки служили в замке, а теперь их дети или внуки арендуют землю. Или, как Стоуны, до сих пор здесь работают.

   Мы выехали за пределы замка, и дед предложил проехаться к ближайшей деревне Эмбер-Виладж. Там, по словам деда, оставались еще несколько арендаторов. Большинство же жителей давно, еще при прежних графах Китчестерах, выкупили землю и были вполне самостоятельными. Подобная картина была и в других деревнях. Дед долго сетовал на расточительность своих предков и, желал им гореть в аду за то, что те были такими бестолочами, что распродали за бесценок землю, а деньги тут же разбазарили.

   - Китчестер до сих пор не оправился от этого вандализма, - заявил граф. - Если ты была в галере, то видела всех этих негодяев! Все они там дружненько висят в одной кучке и упиваются медленной гибелью Китчестера! Заметила, какие у них преступные рожи?!

   Я протестующее засмеялась.

   - Нет, ничего преступного я в них не заметила, дедушка. Лица, как лица.

   - Недолго им осталось упиваться! - коварно пообещал граф, гневно погрозив пальцем. - Еще пару годков и Китчестер опять встанет на ноги.

   Прямо как дитя! Правильно говорят, что стар, что млад. На его лице промелькнуло озорство замышлявшего проказы мальчишки. И эта невзрослая манера держать себя в сочетании с морщинистым лицом производила интригующее и вместе с тем болезненное впечатление.

   Утро стояло чудесное. Туман еще не растворился весь и отдельными лоскутами покрывал землю. Солнце уже поднялось над лесом, заливая теплыми лучами ярко-зеленые, блестевшие от росы луга. От этого слепящего блеска я щурила глаза. Сердце ликовало, и безумно хотелось подхлестнуть лошадь и мчаться, мчаться неведомо куда, пока душа не затрепыхается в груди, переполнившись восторгом от бешенной скачки. Но мне приходилось сдерживаться. Еле переставлявшая дрожащие ноги, старая Фани не одобрила бы подобный поворот событий. Надеюсь, Дамьян вскоре появиться вместе с новой лошадью для меня!

   -...Тут главное остерегаться туманов, - тем временем говорил дед, большую часть его речи я благополучно прослушала, занятая своими мыслями. - Утром ты сама видела они, как густые сливки. Глаза лопнут - разглядывать собственный нос. Когда пасмурно и хмарь, они возникают внезапно. Болота ведь отсюда недалеко, и лучше держаться от них подальше...

   На обратном пути я завела разговор про Эллен, вспомнив вчерашний ужин. Было видно, что дед раздумывает, отвечать ли на мои вопросы. Поговорить дед любил, поэтому ждала я не долго.

   - Нора права, нужно растормошить эту девчонку. А то она так в самом деле свихнется.

   - Я не заметила в ней ничего необычного.

   - Нет? Еще представится случай, - обнадежил меня старик, но, подумав немного, сказал. - На самом деле она никакая не сумасшедшая, просто иногда бывает не в себе. Всё ее помешательство сводится к ее болезням. Она окончательно зациклилась на своих недугах, пичкает себя всякой дрянью, может литрами поглощать козью сыворотку... фу, разве можно пить эту гадость! А она пьет и не морщится! Уже это говорит о том, что она свихнулась... В общем, дурочка настолько убедила себя в инвалидности, расстроенных нервах и скорой кончине, что, и впрямь, рано или поздно сойдет с ума от всех этих вымыслов.

   - А чего Эллен боится в часовне? - спросила я, когда дед сделал паузу. - Леди Редлифф упомянула привидение. Но ведь не живет же там и в правду привидение!

   - Упаси боже, нет, конечно! - граф каркающее расхохотался, отчего моя Фани вздрогнула и стала нервно переминаться, заупрямившись идти дальше. Я терпеливо пощебетала с ней и лошадь, опасливо косясь на неадекватного наездника Стрекозы, двинулась вперед.

   - Тогда что же ее так тревожит? - не отставала я от деда.

   - Собственное воображение, - твердо произнес старик. - Представь, изо дня в день пить всякие травы, настои, лекарства и прочую дрянь... один черт ведает, что там намешано! После таких злоупотреблений не то, что галлюцинации, себя Господом Богом возомнишь!

   Я была удивлена, во время бесед с Эллен я не видела никаких признаков зацикливания на болезнях и тем более бредовых видений. Она была мила, дружелюбна и вполне здравомысляща.

   - У нее, как и у всех больных, бывают моменты прояснения, - пояснил мне граф, когда я поделилась с ним своими мыслями. - Поэтому, Нора и считает, что ее еще можно вытащить из этого полумертвого состояния, в которое она себя загнала.

   - Но не такими же изуверскими методами, - возмутилась я.

   - Хе-хе, Роби, ты многого хочешь от старухи. Как может, так и делает...Чудо, что она вообще переживает за свою дочь. Признаться раньше я думал, что ей глубоко наплевать на нее.

   - Так Эллен что-то видела в часовне?

   - Да. Несколько лет назад. Она пришла в часовню, чтобы помолиться за сына. Во время молитвы ее кто-то позвал и звал так до тех пор, пока она не взглянула на алтарь. Там лежал ее сын. Он начал с ней разговаривать и умалять присоединиться к нему. Рассказывал как холодно, как одиноко и тоскливо ему там. И голос, как она говорила потом, у него был дьявольский... Только вечером мы хватились Эллен. Этот слизняк Уолтер даже не заметил, что его жены нет ни в спальне, ни в солярии. Он тогда грезил кузнечиками и всякой ползучей тварью и почти весь день проводил на лугу, поскакивая и попрыгивая на своих длинных ходулях, как жаба-переросток... Так вот, когда мы за ней пришли, она лежала без сознания. Только через пару дней она достаточно пришла в себя, чтобы рассказать все. С тех пор Эллен лишилась последнего здравомыслия. Чаще стала впадать в расстройства и подвергаться нападению опасных недугов. В часовню ходит только на службу, чтобы не навлечь грех на душу, но пребывает там в таком напряжении, что после чувствует себя смертельно больной.

   Слушая его, мне пришла в голову мысль.

   - А Дамьян уже жил в то время в Китчестере?

   Старик глянул на меня из-под насупленных бровей и молча кивнул.

   - Дело в том, что Жаннин считает, что всякие подозрительные звуки и привидения - это все забавы Дамьяна. Такой жестокий розыгрыш - в его духе.

   - Возможно, Роби, возможно...- старик почесал подбородок. - Если он слишком увлекся...

   - Бедная, несчастная Эллен! Но ведь должны быть какие-то способы воздействовать на нее!

   - Нора надеется, что ты поможешь ей.

   - Я? Но как я смогу?

   - Как, как, - передразнил меня дед. - Ты же вон какая, как назвала тебя сестрица, "боевая". Общайся с ней почаще...Как вы женщины любите, усядетесь кружочком и ля-ля-ля...

   Представить как-то себе это "ля-ля-ля" я не могла, особенно со слабой и изможденной Эллен. Однако спорить с дедом я не стала. Надо попробовать. Может и впрямь у меня получится расшевелить Эллен. Хотя, если честно, я не видела от чего ее надо спасать. Для меня в этом доме она была категорично нормальнее всех остальных.

   После ленча, который провела вместе с дедушкой в его комнате, я поднялась на третий этаж, где располагался солярий и спальни Уолтеров. Граф предупредил меня, что за Эллен надо будет зайти иначе сама она никогда не спустится. Когда мы только приехали, граф велел служанке напомнить миссис Уолтер о своем обещании сопроводить меня в часовню. Перед ленчем я переоделась в свою обычную синюю юбку и бело-голубую в полоску блузу только на плечи накинула кашемировую шаль дымчатого цвета.

   Спальни Уолтеров были сразу за солярием. Я прошла через него - восхитительную комнату с множеством окон, светлую и солнечную, с диванчиком, круглым столом и разложенным шезлонгом между двух кадушек с фикусами. В простенках между окнами висели многочисленные картинки с пейзажами.

   На мой стук вышла служанка, оставив дверь приоткрытой. Она сообщила, что миссис Уолтер плохо себя чувствует и никого не принимает. Я вежливо выразила надежду, что меня то она примет и проскользнула мимо женщины. В спальне было темно из-за задвинутых плотных штор, постель была разобрана и белела откинутым одеялом и простынями. Растопленный камин в углу, высокая ширма, шкаф и комод - обстановка повторяла мою комнату. Только кровать была придвинута к стене, а у камина стояла тахта, укрытая толстым ворсистым покрывалом. На ней сейчас и полулежала Эллен. Несмотря на ее больной вид и влажное полотенце на голове, она была полностью одета. В черное поплиновое платье с белыми кружевами на груди и стоячему воротничку. Черный цвет еще сильнее оттенял ее бледную кожу, в полутьме словно светившуюся призрачным светом. Вязанная из толстой шерстяной нити шаль укутывала плечи. Услышав звук шагов, она приподняла веки.