Тишина тоже может быть пугающей. Я поняла, что прислушиваюсь, не раздадутся ли какие-нибудь звуки за дверью. И тут я уловила стон. Сначала я подумала, что мне почудилось. Я прислушалась. Стон донесся снова, как дуновение ветра, такой жалобный, такой печальный.

   - Эллен, это ты? - воскликнула я, вглядываясь в темные углы. Но звук угас. Я выждала время, а затем, вскочив на затекшие ноги, подбежала к двери и заколотила в нее. И колотила до тех пор, пока у меня не заболели руки. Я понимала тщетность своих усилий, но продолжала стучать. А что, если сюда никто не придет... до самого воскресенья!

   Стон повторился вновь. Сейчас уже более отчетливо, он разнесся по часовне и эхом потонул в сводчатом потолке. Я замерла.

   - Кто здесь? - закричала я низким голосом, какой, по моим представлениям, может быть у смельчаков. Я совершенно не боюсь! Почему я должна бояться каких-то непонятных стонов.

   Ответа не последовало. Я спросила себя, может ли атмосфера так действовать на мое воображение? Не существовало ничего такого, во что я могла бы поверить без достаточных на то оснований. И все же...Я вздрогнула, обхватив себя руками. Стоны были такими скорбными, такими нечеловеческими...Я услышала свой голос, бессвязно бормочущий молитву: "Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы кто-нибудь сюда пришел... побыстрее... сейчас... прямо сейчас".

   И Господь услышал мои слова! За дверью раздались быстрые шаги. Хруст гальки бальзамом отдавался в моем сердце. Я застучала в дверь, оповещая о своем нетерпении.

   - Я здесь, я здесь! - закричала я. - Откройте!

   Засов заскрипел вновь, и его звук показался мне самым желанным на свете. Дверь распахнулась, и на пороге возник Дамьян.

   - Ты! - выдохнула я, не веря своим глазам. Как будто Господь решил вместе с моим спасением выполнить и мое тайное желание.

   Он склонил голову на бок, медленно растягивая узкие губы в язвительной насмешке. О, как я ненавидела эту насмешку! И как была рада ей сейчас.

   - Еще скажи, что ты приятно проводила время, а я помешал. Ну, если желаешь...- и осклабился еще сильнее. С него станется затолкать меня обратно и запереть!

   - Только посмей меня здесь оставить! - я прямо-таки вылетела из часовни и заторопилась к флигелю. Он догнал меня и пошел рядом.

   - Сколько сейчас времени? - резко спросила я.

   - Должно быть, пять, - хмыкнул он, с видом эстета созерцая мое перекошенное лицо.

   - Пять! Так много, - поразилась я и тут же с возмущением добавила. - Разве меня не хватились во время обеда? Они должны были увидеть, что меня нет.

   - Вот уж не знаю. Я приехал в половине пятого и наткнулся на доктора. Он сообщил, что у миссис Уолтер эпилептический припадок...

   - О боже! Настоящий? - глупее, по-моему, я сказать не могла. Я залилась краской, услышав его смешок. Хорошо, что он никак не прокомментировал мои слова.

   - Джесс сказала, что Элеонора и мать у нее в спальне. Служанка подняла переполох, когда та уже была в конвульсиях. Эта дура думала, что ее госпожа "всего-навсего переутомилась"!

   - О Боже! - опять повторила я, начиная ощущать себя попугаем.

   Он больно стиснул мою ладонь и со злостью сказал:

   - Что вы натворили, вы хоть немного думаете? Что за идиотские эксперименты - привести сюда Эллен! Старуха - стерва. А ты то чем думала? Ты же видишь, она больна! Ее надо лечить в специальном учреждении.

   - В дурдоме, ты хочешь сказать?! Ей нужны забота и друзья, но никак не смирительная рубашка!

   Но его обвинения и злость были оправданными. Я не должна была поддаваться Элеоноре и приводить сюда эту измученную болью женщину. В ее душе чернели безнадежные, скорбные раны, перед которыми были бессильны и всепожирающее время, и человеческая ветреная память. С чего вдруг я возомнила, что смогу излечить их?!

   Мне не хотелось ругаться с Дамьяном. На это у меня не было ни сил, ни желания. Когда молчание стало невыносимым, я спросила.

   - И все же почему никто не явился за мной?

   Мы прошли госпиталь и спускались в темный коридор.

   - Похоже, никому нет дело до маленьких птичек, - усмехнулся он. Я опять благоразумно промолчала, сочтя это намеренной провокацией. И ему пришлось продолжить. - Старик в постели. У него прострел. Если ты не заметила, он уже не в том возрасте, чтобы дефилировать по лугам верхом на лошади. А Джесс...она была не прочь, чтобы ты посидела здесь дольше.

   - Ах, вот как! - воскликнула я. Дамьян нагло хмыкнул. Я поняла, что он специально разжигает мою злость.

   Раздраженная его насмешками и злясь на всех и вся за просиженные в часовне жуткие часы, я сдуру рванула вперед и... перешагнула через ступеньку. Все бы ничего, если бы неуклюжая нога не подстроила мне подлянку и в самый последний момент не подвернулась. Осознав, что лечу и воссоединение с не слишком приветливым полом неизбежно, я изощрилась и, приложив столько усилий, что их бы хватило затормозить мчавшуюся во всю прыть лошадь, вцепилась в Дамьяна. Невольный спаситель, не сломившись в свинцовых клещах моей хватки, героически выдержал сей акробатический финт, чего нельзя сказать о его белевшей в темноте хлопковой рубашке. Даже сквозь тот жалобно-петушиный вскрик, какой выдали мои легкие, я услышала хлесткий треск рвущейся ткани.

   - Чем тебе моя одежда не угодила? - в голосе мужчины звучал неудержимый смех. Я перевела дух и продребезжала нетвердым голосом:

   - Ой, прости, я не специально.

   - Угу, если бы специально - от рубашки и от меня остались бы одни клочья!

   Мы оба засмеялись. Сначала как-то нерешительно, словно удивленные, что можем смеяться вместе, а затем уже хохотали во все горло. Я была все еще в напряжении и чувствовала неприятную дрожь во всем теле. Мне просто необходимо было выплеснуть бушевавшие во мне эмоции. Но перемирие между нами длилось не долго. Он взял меня за руку и развернул к себе. В кромешной тьме я различала только его глаза и белые волосы.

   - Так что ты видела в часовне? - спросил он. - Призраки, духи, говорящие младенцы...

   - Ничего!

   Он прищелкнул языком и покачал головой.

   - Разве? Ты бы видела себя, когда я открыл дверь! Глаза на лбу, волосы дыбом...хм, или точнее пучок дыбом...

   Я дотронулась до своего узла. Он опять позорно сполз и висел, болтаясь на шее, совершенно не удерживая густые пряди. Я отмахнулась от него. Сейчас мне было совершенно не до прически.

   Я все еще была озадачена, если не сказать напугана тем, что слышала в часовне. Этому обязательно должно быть внятное объяснение. Мне было все равно, что обо мне подумает Дамьян. Если решит, что я тоже сошла с ума, то пусть так и будет. Я дерзко подняла подбородок и, взглянув ему в глаза, значительно сообщила:

   - Я кое-что слышала! - Дамьян молча выждал, пока я выдержу эффектную паузу. - Стоны! Такие печальные, протяжные и явно потусторонние...

   - Потусторонние, вот как? - спросил он, явно забавляясь. - Часовня старая, готовая развалиться от одного плевка, между камнями полно щелей, в которых завывает ветер... Хотя, это слишком скучно! Гораздо интереснее, если бы это выла душа усопшего младенца...

   Как же я сразу не догадалась! Я испытала такое непередаваемое облегчение, убедившись в собственном невежестве. В Академии мы чуть ли не каждый день становились свидетелями таких вот нечеловеческих стонов, когда бушующие ветра завывали в длинных дымоходах.

   - Две сумасшедшие - было бы много даже для Китчестера, - тем временем говорил Дамьян. - Рад, что рассудок у тебя оказался непоколебимым в отличие от твоих умственных способностей. Если честно, я считал тебя более сообразительной.

   - В такой ситуации любой бы ощутил что-то потустороннее. Тем более место к этому располагает, - возмущенно парировала я. - Было немного неприятно сидеть там запертой.

   - Всего лишь "немного неприятно"? Как я мог забыть, ты ведь у нас образец стойкости и невозмутимости.