Мы подошли к мостику и облокотились о невысокие перила. За это время я не слышала от нашего кавалера ни единого слова, хотя не сомневалась, что ни Сибил, ни он сам не находят в этом ничего странного. Мне, разумеется, хотелось бы услышать рассказ о его посещении замка и новости о мистере Лемуэле. Я сгорала от нетерпения, но понимала, что если я буду торопить Рэя, то вообще ничего не добьюсь. Наконец, после недолгого любования кувшинками, росшими в зеленых зарослях плавуна под самым мостом и вдоль берега, он заговорил. Но к моей досаде, он и тут оказался немногословным:

   - Бил сказал, есть один больной старик по имени Лемуэл, которого он знает.

   - И... - не выдержала я, когда пауза затянулась. - Чем он болен? Тяжело? Он при смерти?

   - У него гнойник под зубом.

   - Какой гнойник? Где? - не поняла я.

   - Под зубом, - терпеливо пояснил он. - Десна нарывает. Щека раздулась.

   - Понимаю... точнее не понимаю. Когда мы виделись с ним в последний раз, он уже болел, но признаков флюса не было. Скорее, это была сильнейшая простуда, и его лихорадило.

   Рэй только пожал плечами.

   - Наверно, это не твой знакомый, - предположила Сибил.

   - Других больных с таким именем Стоун не знает.

   - А что-нибудь еще он тебе сказал о старике?

   - В начале лета отправляли его в Чейзмор к зубодеру. Но тот через день приехал. Все с гнойником. Теперь поедет в Солсбери.

   - Это не он, Сиб. Точно.

   Я уже была абсолютно уверена в этом. Снова всколыхнулись мучившие меня переживания. Я впала в мрачное состояние и уже не замечала, что Сибил пытается меня поддержать. По крайней мере, обнадеживало то, что никакого Лемуэла в замке не хоронили.

   В задумчивости я не услышала, как Рэй задал мне вопрос. Ему пришлось повторить дважды, прежде чем я опомнилась:

   - Зачем ты туда ходишь?

   - Куда?

   Он угрюмо посмотрел на меня, и под его взглядом я уверилась, что бестолковее меня нет никого в целом мире.

   - В замок. Тебя видят в той стороне.

   - Неужели? - протянула я. - И часто видят?

   - Достаточно! - отрезал он неприветливо.

   - А кто?

   Он не ответил. Подняв лоснящийся камешек, он запустил его в воду и стал пристально наблюдать за разраставшимися кругами. Когда вода успокоилась и сделалась гладкой, как зеркало, Рэй произнес, все еще смотря на воду:

   - Не ходи туда. Нечего тебе там делать!

   - Но, я должна! Это моя семья!

   - Не придумывай. Они другие.

   Я хотела возразить ему, сказав, что Китчестеры ничем не отличаются от обычных людей, но не нашла аргументов. И еще больше расстроилась. Разве я знала - какие они? Все, чем я располагала, были насмешливые рассказы старика и мои собственные неуемные фантазии, в которых владельцы замка порой представали в комичном свете.

   - Не жди от них хорошего - там только беды.

   - Не будь таким суеверным, Рэй, - засмеялась я, при виде его сдвинутых бровей. Поняв, что я не послушаю его, и все равно буду ходить к замку, он равнодушно отвернулся от меня и, сдержанно распрощавшись с Сибил, зашагал прочь.

   Через несколько дней я наконец-то увидела старика. Моей радости не было предела. Еще издалимое внимание привлек белый дымок, сочившийся сквозь ивовую зелень. Я поняла, что мой знакомый ждет меня. Подобрав юбку одной рукой, а другой, придерживая широкополую шляпу, я со всех ног бросилась бежать к берегу, где в зарослях ивы на скамейке, лукаво щуря глазки и беззастенчиво ухмыляясь, сидел тщедушный старичок. Он был все в том же темно-зеленом костюме и высокий, похожий на церковный колокол, котелок лихо кренился набок, придавая старику самый что ни на есть плутовской вид. Трость его валялась рядом у ног, а сам старик, расслабленно облокотившись о дерево, нежился на солнышке, беззаботно попыхивая трубкой и выпуская густые клубы дыма. От восторга, переполнившего меня при виде его сухонькой фигурки, я бросилась ему на шею и расцеловала в изборожденные морщинами и оспинами щеки.

   - Ну всего обслюнявила, бесстыдница! - гаркнул он, высвобождаясь из моих объятий и довольно блеснув глазками, добавил. - Зацелуешь старика до смерти! Сердце то никудышное - куда мне такие удовольствия! Тут и до рецидива недалеко!

   Не обращая внимания на его бурчания, я опустилась рядом с ним на скамейку и, сжав его горячие исхудалые руки, воскликнула:

   - Признавайтесь, сейчас же, как вы! Я ужасно переживала! Поверьте, у меня просто нет слов, чтобы описать вам, как я волновалась все эти дни. Вы не появлялись, и я не знала, что с вами: больны ли вы все еще или уже здоровы... О, простите я опять слегка напориста!

   - Слегка? - шутливо переспросил он, вопросительно наморщив кустистые брови. - Хватаешь за грудки человека, еще не пришедшего в себя от твоего приветствия, и выколачиваешь из него последнее, что осталось в нем живого!

   - Вы бессердечны! - притворно возмутилась я. - Оставьте мне хотя бы крохотный шанс оправдаться!

   - Никаких оправданий! Иначе я останусь здесь, навсегда пригвожденный к этой хлипкой скамейке твоей "легкой" напористостью.

   - Вместо того чтобы заниматься языковой гимнастикой и острить, тратя драгоценное время, лучше бы поведали о себе! - заметила я чопорным тоном, развеселившим его. Отсмеявшись, он снял с головы котелок и принялся обмахивать им раскрасневшееся лицо, то и дело, ухая и вздыхая. От жары редкая растительность под котелком взмокла и более короткие волосики, выбившись из патлатого хвоста, встали дыбом, образуя ершистый ореол. Но в следующий миг лицо его сделалось серьезным, если не сказать печальным. Озорной блеск в глазах поблек, и сам он весь словно скукожился, нахмурившись от непонятной мне тревоги.

   - Роби, это я должен оправдываться и просить прощение...

   В его голосе послышалась глубокая горечь. Он пристально уставился в одну точку, и рука с позабытой трубкой, покоившаяся на костлявом колене, начала мелко дрожать. Я, замерев, ждала, что он скажет. Почему-то казалось, что старик сейчас думает совсем о другом, гораздо более существенном для него, нежели пропущенные из-за болезни встречи.

   - Мне тяжело говорить. Но говорить всего труднее как раз тогда, когда стыдно молчать... Разве мог я представить, что окажусь в чем-то не прав, в чем-то ошибусь... Но об этом мы поговорим позднее. Сейчас же я должен признаться...

   - Мистер Лемуэл, мне достаточно знать, что с вами все хорошо. И не нужны оправдания.

   - Я - одинокий старик, Роби, и к тому же отпетый эгоист. Я не привык отчитываться за свои поступки; а тем более - к тому, что обо мне кто-то волнуется... Но, как мне показалось, ты переживала за меня. Или, может быть, я не разобрался в ситуации?

   - Ну хорошо, в чем же вы хотите признаться? Не томите!

   - Я слишком самолюбив, чтобы выражаться кратко, - ухмыльнулся старик. - На самом же деле, мое признание слишком простое, чтобы интриговать им... Дело в том, что почти две недели я провел в Лондоне, занимаясь очень важным для меня вопросом. Длительное время я откладывал его, и лишь недавно принял окончательное решение. Моя поездка была не запланированной, а скорее вынужденной. Тем более здоровье дало мне хорошего пинка, и пришлось поторопиться, пока не стало поздно.

   - Значит, вы не были больны все это время?

   - Я был болен до поездки. И, действительно, целую неделю пролежал бревном в постели. Все с надеждой ожидали, что меня наконец-то приберут к рукам мои рогатые сородичи, но, видать, огненная яма в те дни была набита доверху, поэтому черти решили попридержать мою никчемную душонку наверху, пока не освободится тепленькое местечко.

   - Такое негостеприимство, наверняка, опечалило вашу родню! - заметила я. - Но вы можете хотя бы о своей жизни говорить серьезно?!

   - Если серьезно - то сейчас я бы вовсю куролесил на аидовом пиру! Но мальчишка вовремя подсуетился и привез из Солсбери докторишку. А тот оказался головастее, чем местные шарлатаны, и проворнее старухи с косой.