— Как ваше учение может выявить её причины?

— Это очень просто. Скажите, вы считаете, что детей нужно пороть?

— Как же иначе? Мы пороли детей, и вон сколько джентльменов выросло.

— Вас часто пороли?

— Столько же, сколько остальных.

— А вас, лорд Солсбери?

— Точно так же. Но какое это имеет отношение к агрессии?

— Слушайте мои выводы. Не напрасно зависимость от порки, она же флагелломания, известна как «чисто английский порок». Не случайно причиной чисто английского порока считают телесные наказания в детстве. Вас часто пороли, и это действие задело некую струнку в вашем либидо. Но, как доказывают мои исследования, либидо требует жертв. Вам требовалось чем-либо сублимировать эту неудовлетворённость. Так вы начали подчинять весь мир, надеясь осуществлять сублимацию посредством колонизации. Ну как? Нравится ли вам моё научное объяснение бессмысленной агрессии?

Браун сказал Елене:

— Ни хрена себе! Я и не знал, что Обаму в детстве много пороли. Надо запомнить на будущее.

Елена улыбнулась гагаринской улыбкой.

— Погодите, при чём здесь Обама? — заметил русский учёный. — Фрейд же сказал про англичан. Скорее Кэмерон...

Браун показал большой палец.

— Вы хотите сказать этим, что... — начал понимать Чемберлен, но Сергеевский его перебил:

— Фрейд прав. Зато персонаж Адриано Челентано в одном фильме сублимировал путём колки дров. Поэтому я хочу вручить этот скромный подарок.

Родион Моисеевич взял у Фокса пакет и достал из него топор. Не успел Браун опомниться, как топор оказался в его руках.

— Зачем вы дарите мне топор? — удивился Роберт.

— Ваша страна неправильно сублимирует.

Чемберлен снова неуверенно вышел вперёд. Его кое-что заинтересовало:

— В первую очередь вам следует объяснить, что означают слова «либидо» и «сублимировать».

Фрейд сделал это за наших современников, нашептав политикам на ухо. Правда, второй термин он ввёл где-то на пять лет позже 1895 года. Хотя, может быть, придумал его раньше.

— Мистер Гленн и мистер Шепард, — доложил дворецкий.

Агенты припомнили, что эти фамилии принадлежали не только первым американским астронавтам, но и тем типам, которые украли вывески с музея. Видимо, и остальное украли они. В зал вошли блондин и шатен, в одинаковых визитках и с английскими усами.

Шатен продекламировал:

— В будущем американец стал ругаться: Donnerwetter! За демократией гоняясь, деньги выбросил на ветер.

Не успел второй их них открыть рот, как шатен продолжил:

— Решил какой-то обормот воевать с геянами весь год. Скажет вам любой дурак, что его зовут Барак.

Не очень-то они похожи на космонавтов. Скорее они похожи на Бандурина и Вашукова. Только откуда они знают, кто такой Барак?

— Нам мистер Хамфри рассказал, — объяснил шатен словно в ответ на этот вопрос.

Чемберлен подошёл к нему и слегка вытянул руку.

— Эти люди будущего, мистер Шепард, уверяют нас, что их Соединённые Штаты намерены победить нас. Если так, извольте пистолеты.

Шепард и Гленн, похоже, были немного удивлены. Как бы то ни было, они достали из-под визитки два револьвера. Да, вроде бы в то время револьвер и пистолет могли обозначать одним словом.

Чемберлен протянул один револьвер Брауну.

— Что это значит?

— Насколько я понимаю, вы представитель вашего президента.

— И что же?

— Мистер Шепард, едва став покорителем космоса, поведал нам о русской рулетке. Этот господин бывал в России. Известно ли вам, что такое русская рулетка?

— Да.

— Психиатр только что подтвердил, что наше и ваше правительства неправильно сублимируют. Верно ли? Кто сублимирует правильно, а кто неправильно, спросите вы? Неизвестно. Потому нас рассудит случай.

После этих слов он приложил револьвер к виску.

— Погодите! — кинулась к нему Елена.

Чемберлен убрал револьвер. А Браун, кстати, и не собирался его прикладывать.

— Что требуется делать в таком случае, мадемуазель? Если смотреть с другой стороны, наше и ваше правительства достойны дуэли. Но это явление мы начинаем запрещать.

— В том то и дело, — ответил Роберт, поняв суть. — Фрейд только что убедительно доказал, что родители Обамы тоже навешали ему нешуточных люлей. При этом Обама не требует сатисфакции у первого встречного.

— Не надо нас отвлекать! — заметила Елена Шишкина. — Фрейд прав. Его объяснение вполне соответствует современной политике. Надо только поглубже покопаться.

— Ещё не всё! — прервал её Браун. — Мы ещё не рассказали вам про участников Уимблдонского чемпионата в 1895 году. Этого мы не можем вам сказать, поскольку мы не подумали про такую возможность. Попросту не готовы. Правда, мы хотели заглянуть в ваш компьютер на Даунинг-стрит...

— Одну минуточку! — крикнул Солсбери. — Вы имеете в виду эдисоновскую машину? Так вы имеете в виду, что вы залезли в её память и таким путём узнали о наших малоизвестных подробностях? Вы знаете всё вами рассказанное лишь благодаря вычислительной машине? В таком случае вы мошенники.

Викторианцы загудели. Конечно, старший агент не блефовала, но как теперь доказать, что дело вовсе не в компьютере. Браун всё испортил. Теперь агентов ждёт тюрьма.

— Стойте! — сказала Елена. — Дайте слово подсудимым.

— Даём вам слово.

— Да, мы видели вашу машину. Тем не менее, мы знаем названные сведения из своего опыта и из своей истории, которая у вас повторялась, а вовсе не из вашего компьютера. Секретарь сказал, что он ввёл в компьютер только сведения из Popular Science и из The Sportsman. И ещё сведения о нынешнем Уимблдонском чемпионате.

— Не совсем. Принц Уэльский ввёл туда портрет прекрасной дамы с глазами-лангтри.

Это кое-что из викторианской Англии. Только агентам были важны немного другие сведения.

— Пусть кто-нибудь докажет, что сведений, которые мы назвали... в общем, их там нет.

— Тогда пусть дворецкий приведёт секретаря.

Тут и пришёл секретарь. Он нёс с собой документ в виде сложенного листа. Скрепки у них ещё не придумали.

— Я боялся, что геянам понадобится список д-документов в памяти машины.

— Подайте, — главный альтернативец прочитал список файлов, и убедился, что сведений об Эдисоне, Виктории, фон Зигфелде и остальных в компьютере нет.

— Вы вам верим. Только скажите вашему мистеру Брауну, чтобы он больше не портил чужие планы.

— Теперь мы перейдём ко второй части нашей миссии в девятнадцатом веке.

— Вы ещё не закончили разрушение наших планов? — спросил лорд Солсбери.

— Разумеется, вы не знаете, что такое айпад, — продолжил Браун слова главы космической четвёрки. — Творение Стива Джобса. Подробности вы узнаете позже. Теперь же у нас есть трёхмерный iPad, он же трайпад. Наденьте очки, пожалуйста.

— Какие очки? — спросила Виктория. Тем временем Сергеевский достал из рюкзака пакет с 3D очками.

— Каждому по очкам.

— Почему они прямоугольные? — спросил Эдуард.

— А какие должны быть?

— Круглые. Почему они прямоугольные?

— Потому что у нас двадцать первый век. А у вас в девятнадцатом веке круглые очки? Интересное дело. В фильме «Матрица» у хороших парней круглые очки, а у плохих парней прямоугольные очки.

— Каждому по очкам. Тот, кто не наденет очки, ничего не поймёт, — добавил Браун.

Невнятная угроза подействовала, и викторианцы вынуждены были надеть 3D очки. Наши современники едва не рассмеялись, когда увидели, как люди в визитках, длинных платьях, с моноклем и прочим подобным надели на себя анахронизмы. Браун включил трайпад. Вскоре над ним возник рабочий стол с фоном «Безмятежность». Браун перешёл к видеопроигрывателю. Над трайпадом (во всяком случае, в представлении тех, кто был в очках) возник крысобел Скрат с жёлудем. Скрат выронил жёлудь, и тот укатился за пределы 3D изображения. Скрат начал носиться над трайпадом и издавать свои нечленораздельные звуки.

— Он произносит звуки? — удивился принц Эдуард.

— Я вижу здесь последствия изобретения кинетоскопа и фонографа, — понял Эдисон.