Второй день шли за нами преследователи.

— Уж больно обнахалились эти обозники, — говорили партизаны.

В полдень мы пришли в деревню Бокалово, где находился отряд Заритовского. Не успели рассказать Заритовскому о случившемся, как из дубравы заработали сразу два пулемета. Завизжали над головой пули, полетела с крыш дранка.

У Заритовского оказалось много раненых. Пока запрягали для них коней, нам пришлось сдерживать натиск неприятеля. Патронов у нас было очень мало, и тут мы впервые пожалели, что отдали пулеметы и боеприпасы другим отрядам.

Заритовский попросил нас выдвинуться вперед и прикрыть его обоз, так как путь отхода лежал по голой, как ладонь, равнине. С большим трудом и жертвами удалось нам достигнуть леса. Мы выбрали старую вырубку и, пользуясь передышкой, перевязали раненых.

Недалеко ухнула вражеская пушка. Стая пичуг испуганно взметнулась в поднебесье.

Партизаны тревожно вскочили со своих мест, напряженно прислушались.

— Смотрите! — воскликнул Федя Попков.

К вырубке, взяв автоматы на изготовку, шли эсэсовцы. Они видели нас.

— В лес! — крикнул Яковлев.

Немцы, однако, успели открыть стрельбу. Сраженная вражеской пулей падает наша верная помощница Тася.

Мы отходим. Немцы не решаются нас преследовать.

К вечеру мы подошли к лесной деревушке. В ней находилось много партизан. Командиры рассказали нам, что всюду идут тяжелые бои с немцами. Гитлеровцы бросили на партизан пушки и танки.

Перед заходом солнца над деревней низко пролетел немецкий самолет-«костыль». Он рассыпал над крышами сотни листовок с призывами сдаваться в плен.

Ночью к нам привели пленного обер-ефрейтора. Немец рассказал, что на борьбу с партизанами брошена шестнадцатая армия, вырвавшаяся недавно из окружения советских войск под Старой Руссой. Несмотря на то, что дивизии были изрядно потрепаны, они располагали грозной для партизан техникой.

Ночью над деревней самолеты сбросили осветительные ракеты и несколько бомб. Никто из нас не спал. Все с тревогой ждали утра. Немецкие листовки и действия авиации говорили, что день будет напряженный.

Утром, еще затемно, мы покинули деревню. Наш отряд уходил в лес вместе с местными партизанами. Несколько подвод с больными и ранеными двигались в середине колонны. Сзади шли специально выделенные люди, которые умело маскировали след.

Мы знали, что немцы будут искать нас в густых зарослях, а поэтому выбрали редкий олешник. Шли, соблюдая особую осторожность. То тут, то там слышались пулеметные и автоматные очереди. Около десяти часов над нами опять пролетел вражеский самолет-разведчик. Партизаны проводили его глазами. Заметил или нет? В полдень с поста прибежал связной.

— Немцы идут по следу!

Мы заняли места и стали ждать. Прошел час, а немцев не было. В чем дело? Я взял с собою Соколова и Горячева, и мы втроем пошли в разведку. Идти пришлось недолго. Через сотню метров увидели большое поле и на нем немцев. Гитлеровцы группами бродили возле леса, заглядывали в кусты, но углубляться в лес боялись.

Вернувшись, мы обо всем рассказали своим. Люди немного повеселели, однако тревога не улеглась. Все ждали неминуемого боя. Некоторые беспрестанно курили, другие не спускали глаз с кустов, третьи сдержанно переговаривались между собой. «Только бы не было паники», — думали командиры. В такой момент паника страшнее всего. В полдень из местного отряда были посланы в наблюдение двое бойцов. Не прошло и десяти минут, как раздался треск сучьев и из кустов выбежал один из них. С поцарапанным лицом, с испуганными глазами он в страхе повторял:

— Немцы! Немцы!..

Бойцы моментально повскакивали со своих мест, тревожно засуетились. Я бросился с пистолетом к паникеру и сбил его с ног. Трус закрыл голову руками. Вскоре пришел его напарник. Он рассказал, как, увидев немцев, его товарищ сломя голову бросился бежать прочь.

Здесь же по отрядам был издан приказ: «За панику — расстрел».

Вечером на командирском совете решили поотрядно разойтись в разных направлениях. Мы с Яковлевым договорились идти вместе. Двое суток наши отряды уходили от карателей. Шли ночами, избегая населенных мест. Светлые, лунные ночи были врагам наруку, и нам подчас долго приходилось сидеть у большаков, чтобы пересечь дорогу. Движение вражеских войск не прекращалось ни днем ни ночью.

Шли без дорог, по компасу. Наши разведчики изредка заглядывали в деревни и каждый раз приносили нам невеселые вести. Кругом рыскали карательные отряды и полиция. На избах были вывешены строгие приказы — местным жителям вменялось в обязанность немедленно сообщать немецкому командованию о местонахождении партизан. Указывался перечень наград за выдачу партизанских командиров. Среди перечисленных фамилий упоминались и наши. Немцы сулили населению огромные суммы денег и хуторские наделы за успешную борьбу с партизанами. Но не так-то легко было найти предателей среди советских людей.

Ранним утром наши отряды достигли Бокаловской дубравы. Впервые за эти дни бойцы разулись. Усталые и голодные, упали мы на ворох прошлогодних листьев и крепко уснули.

Днем в дубраву пришла группа местных партизан. Как и мы, они только что вырвались из окружения и теперь искали пристанища. Среди них было трое тяжелораненых.

Тепло грело весеннее солнце. Дубовая роща была наполнена разноголосым пением птиц. Из ближайшей деревни доносился крик петухов.

Ко мне подошел Горячев.

— Знаешь, командир, о чем я думаю? — заговорил он. — Вот если бы кончилась сейчас война, вышли бы мы из леса, пришли в деревню, вымылись в бане, наелись вволю, а потом с песнями поехали домой…

В полдень пришли еще несколько партизанских групп. Роща наполнилась говором, запылали костры. Но мы не стали засиживаться на месте и, как только стемнело, ушли дальше. Наутро отряд был уже под Вережьем, где недавно мы столкнулись со злосчастным вражеским обозом.

Здесь мы повстречали партизан бригад Карликова, Бабакова и Максименко. Расположив отряд на привал, я стал разыскивать кого-нибудь из комбригов. В кустах еще белел не растаявший снег, а на сырых проталинах, подстелив под себя наломанные сучья, группками сидели и лежали усталые партизаны.

— Какой бригады, друзья? — спросил я.

— Максименко, — послышался ответ.

— А где комбриг?

— Там где-нибудь, — показал рукой один из бойцов.

Пройдя полсотни шагов, я неожиданно столкнулся с начальником штаба бригады Максименко — капитаном Исмаилом Алиевым. Черноволосый, с небольшими усиками, стройный, подтянутый, он был всегда жизнерадостен и общителен.

— О, какими путями?! — радостно воскликнул он, обнимая меня.

— Такими же, как и вы.

— Э, э, дарагой, ты крепко пахудел… — с сильным акцентом, блеснув белыми зубами, продолжал Исмаил.

— Похудеешь, когда за тобой фрицы по пятам бегают.

— Да, фашист здорово взялся за нашего брата. Видно, достается им от партизан. Слышал, что немцы замышляют? Нет? На, читай, наши ребята достали.

Алиев порылся в планшетке и протянул мне вчетверо сложенную бумагу. Пользуясь подстрочным переводом, я прочел приказ командующего войсками по охране тыла северо-восточной группировки немецких войск генерал-майора Шпеемана командиру 290-й пехотной дивизии.

В нем говорилось: