— Ну, значит ты доволен своей богиней. Прекрасно. Сегодня ночью я привезу тебе новых гостей. Надеюсь, ты меня понял?

— Понял, отлично понял! И не будь я Мантабал, если не приготовлю гостям ужина, не уступающего тем, после которого жрецы Юпитера Тифатинского теряли головы и нередко по ошибке попадали в комнаты целомудренных жриц богини Дианы. О, если бы эти стены могли говорить!..

Гутулл еще раз поблагодарил своего земляка, осторожно вышел и по долине отправился в лагерь.

Но едва он сделал несколько шагов, как увидел двух скачущих всадников. Первым порывом нумидийца было, конечно же, выхватить меч и стать в оборонительную стайку, чтобы не оказаться застигнутым врасплох, но пристально вглядевшись в лицо одного из всадников, он оставил меч в покое, поскольку узнал в нем одного из лучших друзей Тито Вецио.

— Помпедий Силон! Боги великие, тебя ли я вижу? — вскричал нумидиец.

— Вот так встреча! Здравствуй, Гутулл!.. Кстати, ты мне скажи, неужели вы вчера действительно разбили римлян?

— Да, вчера римский отряд атаковал нас, но был отбит с большим уроном и бежал с поля боя. А сегодня ночью мы рассеяли несколько когорт, высланных из Нолы в помощь претору Капуи.

— Браво! Две победы за один день. Да ведь это просто чудо.

— О, мы вовсе не собираемся этим ограничиться.

— Но все же вы начали военные действия с двух блестящих побед, а это очень важно.

— Да, хотя умные греки говорят, что удача всегда бывает на стороне тех, кто сражается за свободу и справедливость.

— Нет, это далеко не так. Часто и в борьбе за свободу люди терпят жестокие поражения. Наши предки не раз испытывали это на себе… Но в любом случае нельзя не порадоваться за вас и ваши успешные действия.

— Ну, а ты, Помпедий, что хорошего нам привез?

— Новости мои не слишком плохи, но и хорошими их назвать нельзя. А главное сейчас то, что слух о ваших победах разнесется повсюду и это, быть может, заставит наших нерешительных итальянских вождей, которые уж очень долго совещаются и никак не решатся на что-то серьезное, начать действовать. Я приехал посоветоваться с Тито Вецио от имени тех, кто собирался для обсуждения дел в Корфинии…

— А вот и наш лагерь. Ты найдешь Тито Вецио в его палатке…

— Клянусь Геркулесом, вы меня изумляете! — воскликнул Помпедий. — Тито Вецио творит настоящие чудеса. За такое короткое время он толпу пастухов и невольников превратил в настоящих воинов. Ваш лагерь устроен совершенно правильно, словно этим занимались старые и опытные легионеры.

Гутулл, Силон и его молодой товарищ, молча рассматривавший окружающую его обстановку, въехали в лагерь и отправились прямо в преторий. Через несколько минут Тито Вецио оказался в объятиях своего старого и верного друга Помпедия Силона.

Молодой вождь восставших, несколько более словоохотливый по сравнению с нумидийцем, рассказал гостю обо всех событиях, происшедших после их последней встречи — смелое вторжение в усыпальницу рода Вецио, путешествие в Кавдий, где он вооружил рабов и гладиаторов, переговоры с вождями плебеев Капуи и налаживание контактов с гладиаторами школы Батиата.

Помпедий с огромным интересом выслушал рассказ Тито Вецио. Когда последний закончил, Помпедий сказал:

— Жаль, друг мой, что я не могу сражаться в рядах твоих храбрецов и должен ограничиться лишь одними советами. Должен тебе сказать, что возвратившись домой, я тотчас же разослал гонцов во все земли, страдающие под римским игом, лично посетил многих вождей, предлагая собраться в Коринфе, Пьяченце, Вестике или Гернине. После некоторых колебаний многие, наконец, согласились и, скажу без лишней скромности, давно уже не оказывалось под одной крышей столько известных и мужественных итальянских граждан. Я назову тебе только несколько славных имен: Папий Мутилл, Марий Игнаций, Тит Афраний, Марк Лампроний, Публий Презенций[203] и вот этот юноша с характером зрелого мужа, Понтий из Телезы.[204] Кстати, позволь мне тебе его представить.

Тито Вецио горячо пожал руку будущему Ахиллу гражданской войны.

— Собрав их всех, — продолжал Помпедий, — я рассказал им о твоей великой цели и предложил не упустить удобный случай сбросить иго Рима. Но ты только подумай, люди, ежедневно страдающие от тирании квиритов и произвола олигархов, ни на секунду не расстающиеся с мыслью о мести, эти люди не захотели присоединиться к тебе. И знаешь почему? Они брезгуют обществом рабов и гладиаторов. Святотатство и безумие — вот что они сказали о твоем замысле. И когда подвели итоги голосования, оказалось, что на твоей стороне только двое: я да вот этот юноша Понтий…

— Мои благородные друзья! — воскликнул растроганный Тито Вецио.

— …Тем не менее я вовсе не считаю себя побежденным. Я успел переговорить со многими из них с глазу на глаз и в результате состоялось второе, еще более многочисленное собрание, где я говорил об оскорблениях, постоянно наносимых нам Римом, о монополии права на гражданство, о произволе и беззаконии судей, о хищничестве сборщиков налогов, напомнил о дикой, казни декурионов, не истопивших вовремя баню для римского сенатора, об убийствах граждан, виноватых только в том, что они не поклонились с достаточной почтительностью шествовавшему патрицию. Одним словом, я разбередил еще не зажившие раны, нанесенные им римлянами и с удовлетворением отметил, что лица моих слушателей исказились, в глазах засверкал огонь ненависти к надменному врагу. Воспользовавшись моментом, я напомнил им, что наши деды без колебаний заключили соглашение, с Ганнибалом, предводителем варваров, человеком грубым, коварным, заносчивым, разорившим всю Италию. Я сказал, что союз с тобой куда более почетен, поскольку ты являешься представителем знаменитого древнего рода, к тому же италийского происхождения, а твоя гражданская и военная доблесть, равно как и поставленная благородная цель, достойны всеобщего уважения. Затем я попросил их обратить внимание на твои неплохие шансы в разгорающейся войне, на положение Рима, которому с одной стороны угрожают полчища кимвров, а с другой — восставшие рабы и гладиаторы. Я посоветовал тщательно обсудить сложившуюся ситуацию и воспользоваться благоприятным моментом для осуществления давным-давно задуманных планов. Вообще, я был красноречив, как никогда в жизни, и, наконец, мне почти удалось убедить этих несговорчивых упрямцев. Первым поддержал меня Додацилий. В своей пламенной речи, достойной истинного патриота, он убедительно доказал, что нельзя упустить столь благоприятный момент, поскольку другого такого случая вырвать у Рима права всему итальянскому народу может и не представиться. После Додацилия о том же самом сказали Презенций и Лампроний. После этих пламенных речей собрание, немного поколебавшись, единодушно решило присоединиться к тебе, но с одним условием.

— А именно?

— Сначала ты должен взять Капую.

— Мой дорогой друг, — спокойно отвечал Тито Вецио, — ты можешь смело сказать своим друзьям, что через три дня я овладею Капуей… или буду убит.

— Уверен, что ты останешься жив, — сказал Помпедий, — и сто пятьдесят тысяч жителей Италии присоединятся к тебе.

— А я укажу им дорогу на Рим.

— Итак, все решено, — торжественно заявил Помпедий, — позволь же мне обнять тебя, мой честный друг.

Силон и его товарищ вскочили на лошадей и уже были готовы отправиться в обратный путь.

— Да, вот еще что, — остановил их Тито Вецио, которому пришла в голову интересная мысль. — Вам следует как можно скорее вернуться обратно, чтобы быть готовыми выступить в любую минуту, а я поступлю следующим образом. Когда будет взят город, на самой вершине горы Тифата зажгут огромный костер. Мы позаботимся о том, чтобы этот сигнал передавался с горы на гору. Пусть огненными словами дойдет до наших будущих союзников весть о победе над римскими войсками.

Помпедий и Понций нашли великолепной эту мысль своего друга, а Тито Вецио, показывая на великолепные здания Капуи, воскликнул: