— Очень, очень по душе, благодарю тебя, друг мой, — отвечал Тито Вецио, — лучшего убежища для моей Луцены и придумать нельзя. Мы сейчас же начнем готовиться к отъезду.

— Нет, нет, не горячись, — заметил отеческим тоном старый Гутулл, — спешка может испортить все дело. Прежде всего необходимо дождаться ночи, чтобы вы могли покинуть лагерь незаметно и добраться до места без ненужных соглядатаев. Кроме того, необходимо позвать раба, перебежавшего из Капуи и хорошенько разузнать у него обо всех замыслах наших врагов. А я в это время отправлюсь в храм и скажу своему соотечественнику, чтобы он сегодня ночью приготовил вам достойный прием. Поеду один, ведь за мной никто следить не станет.

— И вновь ты прав, мой предусмотрительный друг, — отвечал полностью убежденный этими словами Тито Вецио. — Прикажи доставить ко мне этого раба-перебежчика.

Гутулл вышел из палатки.

МЕЧТЫ

Приблизительно в тысяче шагов от правых ворот[202] лагеря Тито Вецио, на восток от города Капуи поднимаются крутые вершины маленькой цепи гор. Природа выставила их, как передовой отряд Апеннин, наблюдающий за долиной Кампании и причудливым течением извилистого Волтурна. Эта цепь названа горами Тифата, отдельные же вершины — Тифатинскими холмами.

Название Тифата произошло от слова, обозначающего на языке первых обитателей этой области вечнозеленый дуб, в былые времена эти деревья густо усыпали все склоны Тифатинских холмов, сейчас же только один дуб виднелся на главной вершине, которая называлась гора Тифата. В остальном бедная растительность состояла из редких и хилых лиственных деревьев, высохших на солнце трав и лесных смоковниц с ползучими корнями, напоминающими змей, перепрыгивающих со скалы на скалу. Перед путешественником, поднявшимся на одну из вершин, открывается действительно прекрасная картина. Внизу течет река Волтурн, чьи крутые берега густо усыпаны травой и кустарниками. Быстрое течение этой реки и многочисленные водовороты полностью оправдывают ее этрусское название — Волтурн, то есть Коршун.

На западе прекрасно видна Кампанская долина, усеянная городами, деревнями и отдельными виллами. На востоке поднимается красивый, волнообразный ряд зеленых холмов, за ними белеет Галатея, а на севере начинается горная цепь Киликолы, богатая пастбищами, виноградниками и рощами. Между горными цепями Тифиты и Киликолы, ближе ко второй, находился знаменитый своим великолепием храм Дианы, богини лесов, построенный еще основателями Капуи тирренцами именно в этом месте, где первобытные обитатели лесов поклонялись Белой Оленихе. Храм этот постоянно украшался благодаря обильным приношениям.

Кроме того, эта местность изобиловала серными ключами, которые по мнению древних врачей обладали уникальными целебными свойствами. Впоследствии около храма были построены помещения для жриц, бани, цирк, театр, а потом здесь как-то незаметно выросло целое селение, получившее название «Горы Дианы Тифатинской». Спустя несколько лет после описываемых событий Сулла одержал здесь победу над консулом Норбаном и в знак признательности закрепил за храмом богини Дианы все окружающие поля и угодья. Несмотря на то, что Сулла подписал дарственную надпись рукой, обагренной кровью итальянцев, жрецы и жрицы Капуи, как и все набожные граждане благодарили Суллу за великие почести, оказанные их богине.

Однако во время восстания невольников под предводительством Тито Вецио у храма Дианы еще не было такого могущественного покровителя, каким для него стал впоследствии Сулла. Среди всеобщего покоя, в своем могильном уединении, храм казался еще более величественным. Окруженный зеленой чащей священного леса, его силуэт из белого мрамора чем-то неуловимо напоминал саму богиню Диану, особенно когда боготворящий бледный луч Луны скользил по вершинам девственного леса. Прекрасная мраморная лестница, расходившаяся к верхней площадке на две ветви, выходила к просторному портику, с изящными колоннами и балюстрадой. Сам портик был украшен статуями Кастора и Поллукса. Фасад храма был обращен к западу для того, чтобы лицо пришедшего молиться смотрело на восток. С правой стороны храма находился цирк, с левой — бани, театр и жилые постройки жриц Дианы. Деревня была расположена за священным лесом и тянулась вдоль ската холма. Но сейчас все до единой жрицы покинули храм, испугавшись восставших.

Получив согласие своего молодого друга, Гутулл тотчас же отправился в храм Дианы, чтобы подготовить все необходимое к прибытию гречанки. Подойдя к одной из дверей, выходившей в священный лес и замаскированной от постороннего взгляда густым кустарником, Гутулл постучал особым образом.

Вскоре дверь отворилась, и африканский евнух ввел гостя в подземелье. Пройдя низкими и темными коридорами, они наконец добрались до небольшого двора, куда выходили комнаты жриц богини Дианы.

Земляк Гутулла, евнух царя Югурты, был гигантом шести футов роста, с лицом цвета сажи, огромной головой, обросшей густыми кучерявыми волосами, с глупой, но очень добродушной физиономией. Одет он был в женскую столу, вероятно подаренную ему какой-нибудь жрицей, что придавало африканцу чрезвычайно комичный вид. К этому надо еще прибавить очень тонкий, почти детский голосок. Вообще, трудно себе представить существо, в котором уживалось больше противоположностей, чем в этом гиганте с его младенческим голоском и самой невинной физиономией.

— Добро пожаловать, мой ар! — сказал африканец, когда они прошли коридоры. — Чем могу тебе служить?

— Очень многим, мой Мантабал, — отвечал Гутулл. — Я хочу поручить тебе очень важное дело, которое не доверил бы никому на свете, но тебя я знаю. Мы с тобой когда-то были очень близко знакомы, дорогой земляк.

— О, ты всегда был добр ко мне, и не только ко мне, ты был милостив ко всем нам, когда повелевал нами. Поэтому Мантабал всегда готов за тебя отдать свою жизнь.

— Верю, друг мой, и благодарю. Но я не требую от тебя так много. Мне нужно, только безопасное убежище для супруги нашего храброго императора и ее двух прислужниц.

— О чем разговор?! Нет ничего проще! Ты, великий ар, можешь быть совершенно спокоен. Я в точности исполню твое приказание, тем более, что эти обязанности всегда возлагались на меня. Я ухаживал за женами царя Югурты, потом за жрицами богини Дианы, ну, а теперь, если желаешь, стану присматривать и за женой твоего императора, а также за ее служанками. Здесь они будут в безопасности и, само собой разумеется, смогут ни в чем себе не отказывать. Я никогда не встречал богини более богатой, веселой и гостеприимной, чем Диана. Она не такая скаредная, как наши боги, награждавшие меня только черствым хлебом и побоями, и вдобавок лишившими меня… У богини Дианы полное изобилие, благодаря ее милости я ни в чем не нуждаюсь. Посмотри, великий ар, какая роскошь нас окружает: ковры, мраморные столы, серебряная посуда. А какие вина! В жизни не пробовал таких вин!

— Судя по твоему рассказу и обстановке, которую я тут вижу, можно заключить, что жрицы очень неплохо устроились, — заметил Гутулл.

— Неплохо?! Лучше скажи превосходно, замечательно. Наша жизнь состояла из нескончаемых пиров и праздников. Да знаешь ли ты, какие здесь места? Тут даже вода пьянит, как вино.

— Послушай, я замечаю, ты не слишком тоскуешь по родине.

— Да разве я сумасшедший?! В том проклятом дворце Югурты у меня не было ни минуты покоя. Тиран отвратительно спал по ночам, то и дело вскакивал с постели и начинал метаться по залам. Говорили, что во сне ему являлись загубленные им люди. Они протягивали к нему окровавленные руки, и Югурта метался по ложу, кричал, плакал, молил о пощаде, но в конце концов не выдерживал и вскакивал с постели. А как только занимался рассвет, он опять превращался в кровожадного зверя и принимался за старое. За малейшую провинность или просто по подозрению он приговаривал людей к лютой смерти. Больше всего этот изверг любил присутствовать при пытках, причем многие из них были придуманы и опробованы самим Югуртой… Нет, нет. Мне страшно даже вспоминать о родине. Здесь я живу спокойно, богиня меня не обижает, к тому же она очень щедра на всякие лакомства и вино.