Фрай отбросил тяжелый брезент в сторону. Трупы лежали вверх лицами, разъеденными щелоком. Лучшие части сожрали крысы. Рядом с трупами валялись лыжные шапочки, которые были на этих людях в «Азиатском Ветре». Их сняли с голов, чтобы щелочь сделала свое дело. Животы трупов были раздуты. У одного из них еще не съеденная кисть напоминала перчатку, наполненную водой.

На Даке, младшем брате Лока, были надеты все те же красные теннисные тапки.

Фрай передал Мину фонарь и возвратился в главную комнату. Подземные ходы начали поворачивать, и он прижался к сырой стене. Ему не хватало воздуху. Кожа пылала, а толчки крови, казалось, разнесут голову изнутри. Барабанные перепонки ревели.

Из-за угла каморки показалось бледное лицо Мина.

— Фрай?

Сейчас важнее всего было выбраться из этого ада.

— Фрай!

Из того, что было потом, он помнил только то, как Толковательница Снов помогала ему войти в свой кабинет. Он лежал у нее на спине, грудь ходила вверх-вниз, свет резал глаза.

Она смотрела на него сверху вниз.

— Ли нет?

— Ли нет.

— Вам следует прислушиваться к собственным снам.

— Я старался, черт побери.

— Демоны всегда побеждают.

Через несколько минут выполз Мин, держа перед собой фонарь. Фрай распознал страх в его глазах.

Детектив говорил с Толковательницей на вьетнамском. Фрай понял, что они обговаривают какое-то дело. Она возражала, потом кивнула и еще раз кивнула.

Мин по ее телефону позвонил Дункану.

— Приезжай в заведение Толковательницы Снов. Все объясню на месте.

Он посмотрел на Фрая.

— У меня есть к вам вопросы, но сперва мне нужно получить ответы от наших друзей из подземелья. Я очень признателен вам за то, что вы сделали. Вы можете ближайшие двое суток держать рот на замке? Обещайте, не то мне придется на это время для верности поместить вас с тюрьму.

— Если вы опять посадите меня, я выйду и убью вас. Обещаю.

Фрай, пошатываясь, поднялся.

Мин улыбнулся.

— С вами все в порядке?

— Думаю, что да. Немного поташнивает. — Он взял одну из визиток Толковательницы и написал на ней «Кристобель Страус». Протянул карточку детективу и объяснил, что произошло с Кристобель. — Я хочу знать, кто это сделал, — сказал Фрай. — Мне надо знать, кто они.

Мин посмотрел на него с некоторым подозрением.

— Зачем?

— Трое из них по-прежнему ее преследуют. Я просто хочу знать, с кем я имею дело, но мне не хочется ее зря волновать. Вам это ничего не стоит, всего один звонок в полицию Лонг-Бич, а мне придется часами обивать пороги суда. Иначе я…

— О'кей, Фрай. Теперь я узнал вас достаточно хорошо, чтобы понять, что вы не отступите. Я узнаю, кто эти люди.

Глава 19

Через застекленную дверь Фрай увидел своего брата. Беннет сидел на диване. В комнате было темно, но на лице Беннета играл мягкий свет. В руках он держал высокий стакан, на столике перед ним стояла бутылка джина. Перед телевизором был установлен киноэкран. Рядом с бутылкой джина работал проектор слайдов. Беннет поднял глаза. Взгляд у него был нехороший.

— Уже поздно. Даже Миклсен и Тойбин спят.

Фрай вошел.

— Хочу воспользоваться твоим душем.

— Что с тобой произошло?

Из кухни неслышно вышел Кроули.

— Я нашел то место, куда они сначала отвезли Ли. Где скрывался Эдди. Это подземный ход, который начинается под комнатой Толковательницы Снов.

— Господи!

Фрай дотащился до ванной комнаты, стянул с себя одежду, помылся и надел то, что принес ему Доннел. Посмотрел на себя в зеркало. Никогда в жизни не казался он себе таким бледным и измученным. Ли. Зуан. Эдди. Дак и третий автоматчик. Запах смерти так сильно въелся в него, что он опять залез под душ и вымылся еще раз. Вышел только когда закончилась горячая вода.

Когда он вернулся в гостиную, его ждал стакан с кубиками льда. Фрай налил джина, отхлебнул и сел. Он рассказал им про следы ботинок у себя на полу, про грязь на одежде Ли, про ее песню о туннеле, о своем прозрении, что сначала ее затащили в подземелье. Он рассказал им о своих похождениях: все запахи и страхи были живы в мозгу. Он рассказал им о том, что обещал Мину никому ничего не рассказывать.

— Ты не позвонил Виггинсу?

— Я подумал, что Мин справится с этим лучше. Скоро он обо всем доложит ФБР, заработает очки.

— Мы с Доннелом весь вечер провели на плазе, расспрашивали народ, не заметили ли они в городе новых лиц. Если один автоматчик был пришлый, то, может, в этой истории задействован еще кто-то не из местных.

— Ну, и как?

— Ничего не вышло. Завтра с утра опять попробуем.

Фрай покосился на экран.

— Я просматривал старые слайды, Чак. Разлука не делает сердце нежнее, просто оно наполняется дерьмом. — Беннет отпил джина. Задержал на Фрае долгий взгляд, затем опустил глаза. — Я думаю о ней каждую минуту. Ее лицо расплывается, превращается еще в чье-то лицо. Я стараюсь запомнить его, братишка. Хочешь посмотреть? На снимках я и Ли.

Беннет за двадцать лет ни разу не показывал ему откровенных фотографий семнадцати месяцев той войны. Порой рассказ о том, об этом, воспоминание, обрывок. Множество ничего, подумал Фрай. Беннет глотнул еще джина. Он взял пульт управления. Заработал вентилятор проектора и слайд стал на место: Ли и Беннет, стоящие перед входом в ночной клуб. Она была одета в простую европейскую блузку и юбку. Беннет был в военной форме. Был вечер, и огни клуба ярким, густым светом ложились на тротуар. Беннет улыбался, обнимая Ли за талию.

— Сайгон, март семидесятого. Я уже семь месяцев провел в этой стране. И четыре месяца знал Ли.

— Ты выглядишь как счастливый человек.

— Самое ужасное, Чак, — это быть счастливым на войне. А вот более ранние снимки.

Он быстро сменил несколько слайдов в обратном направлении. Фотографии казарм двадцать пятого пехотного полка в Донг Зу — («Тропическая Молния», — сказал Беннет) — приземистый городок одноэтажных зданий и железных ангаров. Плавательный бассейн. Повсюду джипы и машины пехоты. Фотографии Бенни и Кроули, играющих в баскетбол.

Беннет остановился на фотографии плоского металлического ангара, окруженного знаками: «Стой! Хода нет!» Снаружи стоял часовой.

— Следственная тюрьма, — объяснил Беннет. — Мы прозвали его Городом Шпионов. И для ребят из ЦРУ, и для и для гражданских «агентов», которые частенько сюда наведывались, это было в равной степени собачье, жуткое место. Внутри были клетки и комнаты с полуметровой звукоизоляцией на стенах, чтобы не доносились крики.

У Беннета, глядевшего на экран, мелко тряслась голова.

— Что ты там делал?

— Сюда поступали пленные, прежде чем их отправляли морем на юг. Мне там довелось работать. Черт, это была тоска. Смотри, а вот Ли. Первый снимок, который я сделал.

На фотографии Кьеу Ли сидела на каменной скамейке во внутреннем дворике. Фрай заметил на заднем плане господский дом плантации, увитый плющом. У Ли был озабоченный взгляд, словно она не решила, как ей себя вести перед камерой. Еще один снимок — она с Доннелом. Потом она и молодой вьетнамец, одетый в американскую солдатскую форму. Он смотрел в объектив спокойно и свысока.

— Хьонг Лам, — пояснил Беннет. — Тот самый юноша, о котором ты спрашивал.

— Совсем мальчишка.

— Ему здесь семнадцать. Как и Ли.

На следующей фотографии они были изображены втроем перед коттеджем. Стояли обняв друг друга за плечи. Джунгли почти поглотили старинное колониальное здание. Фрай заметил гитару, прислоненную к стене.

Потом увеличенный портрет Ли. Фрай сразу разглядел в ней то, что, должно быть, увидел когда-то Беннет: простую красоту и достоинство, хладнокровие, рожденное пониманием своей судьбы, естественное благородство. Он сумел также разглядеть ее силу, неотделимую от Ли, как вода от реки или пламя от костра. Он подумал: именно это ей пришлось израсходовать — духовную валюту нации. Потратить все что требуется — для того, чтобы выжить — и, что можно, спасти. У Ли, по крайней мере, этого оказалось достаточно.