Всё в этой семьесложится хорошо. И Слава, выхвативший взглядом тоненькую девушку и сказавший:«Я пойду за ней и Тамара, протянувшая ему руку в переполненной электричке, иМаксим, прилепившийся к ним необычный мальчик, которого надо беречь - все оничлены одной семьи, где в чести совесть, семьи, у которой есть большая,трёхкомнатная квартира с видом на лес и лоджией на уровне облаков. Семьи,которая состоялась, но которой никогда не будет легко. Потому что достойнаяжизнь лёгкой не бывает.
ЖЕРТВА ВЕЧЕРНЯЯ
Ранняя литургия вПреображенском храме Верхотурского мужского монастыря. Я пришла чуть свет, ноопять, как оказалось, позже его, незнакомого человека в высоких резиновыхсапогах, старой линялой куртке. Он уже стоял перед алтарём по стойке «смирно»,как стоит на плацу вышколенный солдат перед строгим, вызывающим священныйтрепет, генералом. Вот уже пятый день я живу в монастыре, и пятый день этотчеловек меня опережает. Прихожу - он уже на службе, ухожу - он ещё стоит.Вытянут в струнку, внимателен, благочестив. Как удаётся ему, будто забыв обовсём на свете, растворяться в молитвенном состоянии? Зову на помощь настоятеля.
Степан! - сразувычисляет игумен Филипп. - Он у нас бригадир трудников. Жизнь - хоть роман снего пиши. Но это если сам расскажет...
Настороженный взглядслегка раскосых темных глаз, широкие скулы.
Якут я. Степан ИвановичТерехов, в монастыре давно живу. Даже и не знаю, с чего начать...
И начал с начала. Рассказалпро первую любовь, школьную, незабываемую.
Она самой красивойдевочкой в школе была. Я на крыльях летал, счастливый был, аж голова кружилась.Ответила она мне на моё чувство, и понеслось, как это бывает» с тормозовсорвались оба. Догулялись до ребёнка. Опомнились, когда рожать срок подоспел.Она в слёзы: «узнают, все узнают, засмеют»... Родила и оставила в роддоме. НоЯкутск город небольшой, шила в мешке не утаишь.
Первый опытнравственного выбора. Это уже потом, повзрослевшие и наошибавшиеся, мы узнаем,что есть такое словосочетание, требующее серьёзного труда души. Тогда, в тудалёкую пору великой любви к самой красивой девочке Якутии, нравственный выборсделала мать Степана.
- У тебя есть сын, —сказала ему.
Забрала из роддомакрошечный свёрток и стала растить. Жили они бедно, долго без своего угла.Степан мальчиком намыкался по интернатам. В казённых стенах, под казённымодеялом, когда сопели рядом уснувшие друганы, любил помечтать о собственномдоме.
В восьмом классе мечтастановится такой неотступной, что Степан возвращается к матери, берёт в рукитопор и - стоит дом. Теперь это кажется нереальным, фантастическим, но дом онпостроил. В этот дом, построенный руками Степана, и въезжает свалившийся на егоголову сын. Это было самое счастливое время. Свой дом, молодая мать,подрастающий здоровый ребёнок. Сколько раз потом он вспоминал короткую ту пору,как сгусток жизненных радостей и благополучия. Как луч солнца, как апофеозпрекрасного бытия. Промелькнуло, чиркнуло по биографии, и затерялось на дорогахжизни.
Конечно, та красиваядевочка женой не стала. Он закончил школу, поступил в Якутский университет.Женился. После университета попал на хорошую работу. Жить бы да радоваться. Нопросочилась худая весть - жена ему изменила. Молодость горяча, горда и чересчурсправедлива. Хотелось упоительной правды, бескомпромиссной философии. Не смогпростить.
Я не смог простить. Яоставил эту женщину.
Потом была поразализывания ран. Гордое сердце требовало к себе повышенного интереса, ипопалось на этот интерес как на цепкий крючок на прочной леске.
Женщина, брошеннаямужем, приехала на Север тоже зализывать свои раны. И ей хотелось устроитьжизнь, создать семью. Как в песне: «вот и встретились два одиночества...»Встретились и, не долго думая, бросились в объятья друг к другу, перечёркиваякаждый своё ненавистное одиночество и каждый свою прошлую незадавшуюся жизнь.Степан к этому времени не бедствовал. На Севере, если работать, не станешьсчитать копейки до зарплаты.
Давай переедем ко мне вИваново, - попросило одно одиночество у другого.
Давай, - легкосогласилось северное одиночество.
Они уехали в новую,заманчивую жизнь. Она,
жизнь, сначалаоправдывала возложенные на неё надежды. Степан пошёл прорабом на стройку.Толкового якута оценили быстро и по достоинству, Платили хорошо. Но накатанная,благополучная жизнь - плод фантазий и плохо ориентирующихся в реалиях бытиялюдей. Конфликт с начальством. Не стерпел, не выдержал, нагрубил. Такое редкокому нравится. Степанов шеф в момент разжаловал Степана в рабочие. А томухотелось утешения, он так рассчитывал на него в доме жены. Но началосьневообразимое. Жена и тёща принялись упрекать Степана в неумении жить, внехватке денег. Он огрызался, конечно, но силы были неравны. И два одиночества,не успев прорасти друг в друге благодарностью, бережностью и участием, встали,всклокоченные, в боевую стойку, финиширующую к борьбе. Наверное, Степан неборец...
Вы не борец, Степан?
Не знаю. Я сразу понял,что тёща и жена задумали от меня избавиться. С деньгами-то я и сам себе былмил, а без денег... Жена твердила: поезжай в Москву на заработки, люди едут,хорошо устраиваются, надо крутиться... Куда я поеду, кто меня там ждёт, ниодной живой души у меня в столице не было. Да и боялся я этого города, тамтакая непохожая на Якутию жизнь.
Он противился сердцем, ажена подталкивала к двери — поезжай, устроишься, я к тебе приеду. Поехал. Но«Степаны из Якутии » хоть и с хорошими руками, толковыми головами не оченьнужны раскрученной столице. Он помыкался, помыкался без денег и без жилья, да ирешил возвращаться в Якутию. Понял, что никто его обратно в Иваново не примет.А там, дома, его ещё помнят, там есть родные, мать, сын. Дал жене в Ивановотелеграмму:
«Вышли денег на дорогу вЯкутию». Ответа не дождался. Он облюбовал себе для ночлега Домодедовскийаэропорт. Там всегда много народа, рейсы часто задерживаются, можно затерятьсяв многолюдье и не попадаться на глаза стражам порядка. Деньги кончились совсем.Вчера ещё выпил стакан чая с куском засохшей булки в домодедовском буфете, а сегодняуже кружилась от голода голова. Может, сегодня будет телеграмма или перевод? Небыло. Может завтра? Но её не будет и завтра.
Конечно, его тут жевычислил намётанный глаз криминального домодедовского завсегдатая. Предложилуслугу: продай ящик «Мальборо», будут деньги. Продал. Потом ещё. Потом запил отдармовых червонцев.
Похмелье было тяжёлым и— в последний раз... Криминальные завсегдатаи демонстрировали «высокиеобразчики» мужской дружбы. И опять хотелось есть, и бутерброды с сыром вдомодедовском буфете казались самым желанным на свете лакомством. Голод нетётка...
- Начинается регистрацияна рейс...
Оживление, суета устойки. Сиротливая дорожная сумка в чёрно-серую клеточку. Чья? Никто несмотрит. Так хочется есть. И выпить. И закурить. И, конечно, улететь в Якутию.Но это потом, а сначала бутерброд с сыром, два, три бутерброда... У бесхознойсумки сразу нашлась хозяйка. Она закричала, схватила Степана за руку, сталахлестать его по лицу. Милиция в аэропортах мобильная. Уже через полчаса за«попытку украсть дорожную сумку» Степана Терехова везли в наручниках вМатросскую тишину.
Он никогда ничего нечитал про ад и адские мучения. Он никогда серьёзно не относился к этимпонятиям, да и Господа не вспомнил ни разу в превратностях своей жизни. Нопочему, почему, первые слова, произнесённые им тихо, больше сердцем, чемгубами, были: «Господи, помилуй!» Смрад, вонь, матерщина, духота, бесовскийхохот, бесстыжее любопытство. Ад... И - «Господи, помилуй». Первый раз в жизни.Шутки и забавы преступного мира. На столе рыба, ровные небольшие куски. Бери,ешь. Сколько? Сколько хочешь. Съел два куска. Надо один. Один! Бьют. Пять мисоксерой тюремной каши. Ешь. Съел одну. Ещё ешь. Ещё съел одну. Ещё... Больше немогу. Нет, ешь! Бьют. Но эти шалости - невинные утехи в сравнении с другими.Господи, помилуй! Больше всего он боялся ночи. Первая попытка его «опустить»успехом у братанов не увенчалась. Он не смыкал глаз, он даже не ложился нанары, сидел на корточках у параши. Вторую ночь силы его уже покидали, но онзнал - стоит забыться - на него набросятся и тогда ему уже не отбиться.