Она быстро собирается иедет электричкой за город, торопясь, подстёгивает себя, потому что оченьбоится, что передумает, пожалеет о написанном, что уйдёт это состояниеосознанной вины перед детьми, что опять заполонит сердце вязкая и противная,дикая в своей злобе гордыня и посмеет указывать путь к сыновьему счастью и еёсобственному благополучию. Не посмеет.

Она нашла тихую улочку,небольшой ладный домик с палисадником, опустила письмо в ящик, прилаженный ккалитке и почти побежала обратно по притихшему утреннему асфальту.

И — разбудила менядерзким звонком в дверь.

— Прости, я к тебе. Тычто-то говорила про загород? Я согласна.

— Что случилось?

— Я написала им письмо.

— Кому им?

— Моим детям, Артуру иМарине.

ДЕНЬ СОЛНЦА

Всю ночь лило. Дождьгромко затарабанил по крыше уже  вечером, за горой ухнула близкая гроза,казалось, прогремит и отпустит. Да не тут-то было. Дождь от громкогопостукивания по крыше перешёл на мелодию монотонную, въедливую - надолго. Ялежала с открытыми глазами и боялась наступления утра. Праздник, которогождала-чаяла три последних года, оказывался под угрозой, ведь обложной дождь непозволит выйти из дома, а уж прийти гостям на освящение часовни — и подавно.Глаз всю ночь не сомкнула, но вот уже и развидняться стало понемногу, вот уже инеприветливый, сырой рассвет просочился в спальню. И вдруг... колыхнулзанавеску непонятно откуда взявшийся ветерок, хлопнуло окно, и со стороны моряпополз  в сторону моего дома обнадёживающий свет. Туча вдруг как-то помягчела,да и пропустила сквозь себя первый робкий солнечный луч. А уж он-то разгулялся!Уж он-то заплясал в шелесте весёлого ветра по старой хурме, по колючим лимонам,по бамбуковой веранде, по-хозяйски проверяя, готова ли я к празднику. Готова!Часовенка моя сияет вымытыми окошками, лампадки теплятся, а на аналое большая,новая, красивая икона. Казанская. Потому что именно в честь Казанской хотелосьмне мою домашнюю часовенку освятить. Сегодня.

Солнце уже не робкопробивается сквозь тучу, а уверенно и почти жарко. День Солнца. День праздника.Долгожданного. Моего. Не успеваю выйти во двор — люди. Стоят у ворот, кличутхозяйку.

Иду, иду, почему ранотак?

Да мы издалека, с гор.Пешком не дойти, а тут машина. Подвезли.

Женщина спалкой-посохом, бородатый мужчина. Георгий и Евгения, мои давние знакомые,живущие далеко в горах. Почти отшельники, видимся редко. А тут выбрались, спасиих Господи...

Усаживаю гостей, а самачелноком кружусь по двору, последние приготовления. Но - опять гости на пороге.Пришли соседи сверху, с ближней горы, подъехала машина с моими близкимидрузьями - Заур, Людмила, их сын Элкан, в крещении Иларий, мой крестник. Зауреле-еле несёт огромную бутыль с вином: «Это тебе на праздничный стол». УЛюдмилы в руках большое блюдо с горячими хачапури. Быстро заполняется двор.Рассаживаются кто где. Кто в беседке под хурмой, кто на веранде. А вот уже исвященники в облачении спускаются со второго этажа. Мои гости подхватываются имнавстречу: «Благословите...» Батюшек трое. Неделю назад приехал из Москвы отецСергий Рыбаков с матушкой Натальей, три дня назад ещё два священника изКраснодарской епархии, отец Евгений с матушкой Ольгой и отец Геннадий. Все ждёмначала, волнуемся. Приходит Эльдар Ампар из соседнего села Лидзавы с женойМананой и разнаряженными дочками, решили окрестить двух младшеньких, Сырму иСалиму.

Можно, батюшка?

С радостью! Вот сейчас ипойдём крестным ходом к морю.

Великие радости Господнипосылаются нам. Вот и мне, грешной, иссуетившейся в мирских попечениях,даруется этот пронизанный солнцем день. Смотрю на своего крестника Илария,повзрослевшего, серьёзного, и вспоминаю его маленького, хитрющего, шустрогопроказника, вспоминаю, как крестили его в Гагрском храме, как радовался онкрестику на шее, как старательно читал «Отче наш» перед трапезой. И вот мойкрестник несёт икону Казанской Матери Божьей в крестном ходе к морю. Встречаюсьс ним глазами, и без слов мы понимаем друг друга:

Я очень волнуюсь,Иларий...

Всё будет хорошо, тётяНаталия...

Море ласковое и тёплое.Легкая волна накатывается на многолюдный берег. Отдыхающие, случайные прохожие,припозднившиеся гости подходят, подходят... И вот отец Евгений несёт к морскойволне первую рабу Божию: «Крещается раба Божия Наталья!» Сырма отныне моятёзка, ведь сегодня, 8 сентября, Натальин день, вот и названа она в честьмученицы Натальи. Три раза погружает её священник в морскую волну. Во имя Отца,и Сына, и Святаго Духа! Раба Божья принимается кричать, что есть мочи, нобыстро затихает в руках крёстной матери, Людмилы Ковия. Теперь очередь Салимы:«Крещается раба Божия Фотиния!» Фотиния по-гречески Светлана. Может быть,пронизанный солнечным светом день и помог священнику определить православноеимя абхазской девочке, самой младшей дочке Эльдара и Мананы Ампар? Закутанные вполотенца, притихшие после благодатной крещенской купели, которой сталобезбрежное синее море, две православные отныне девочки, Наталия и Фотиния,смотрят с удивлением на обступивших их людей. Крестики на загорелых, смуглыхшейках, как два огонёчка в ночи. Пусть светят, пусть не дают сбиться снепростого жизненного пути. Ангела вам в дорогу!

Возвращаемся в часовню.Служится водосвятный молебен, на котором произносятся имена всех, кто помогалмолитвой, трудом, пожертвованием появиться на свет этой маленькой часовенке вущелье на окраине Пицунды. Имён много. Как жаль, что не все смогли приехать.Нет московского кинорежиссера Николая Раужина, нет моего крестника ОлегаЛобанова, нет читательницы из Швеции Анны Клипмарк, нет отца Максима и матушкиНатальи из подмосковного храма в Яхроме, нет игумена Филиппа, настоятеляВерхотурского монастыря, священника из Переславля-Залесского отца ОлегаКолмакова. Всех их поминаем на молебне. В часовне тесно, многие стоят на улице.Батюшка, отец Геннадий, вынес в подарок гостям медальоны с изображением МатериБожией, акафисты:

— Всем хватит,подходите...

Кто-то вспомнил, чтокрещён, но креста не носит, и этой «беде» помогли. Крестиков батюшки привезли сдостатком. Отец Сергий вышел на своеобразный амвон — в беседку под мандариновымдеревом. Все затихли. Проповедь. Слова пастыря мудрые, вразумляющие. Тишина вущелье. Лишь журчит ручей под окном, лишь путается ветерок в листьях старойхурмы, лишь слепит глаза в полноте своей радости праздничное солнце.

Потом была трапеза. Исидели в тесноте, да ее в обиде православные христиане из Москвы, Краснодара,Пицунды, Лидзавы, ущелья. Нахваливали вино Зауpa, хачапури Людмилы, пирожкисоседки Валентины, торт Мананы, печенье соседки Аси, солёные огурчики соседаЛаврентия. И было нам хорошо, спокойно, радостно. И уходить не хотелось. А изоткрытых настежь окон часовни пахло ладаном и свежестью роз. И тесно горелисвечи на подсвечнике, который смастерил сосед Сергей всего за сутки доосвящения часовни. Я думала, что сделать подсвечник — серьёзная, неразрешимаяпроблема, а Сергей играючи его изобрёл. Знаете, как делаются подсвечники внашем ущелье? Берётся подставка от пляжного зонта, к ней прикрепляется кусоквесла, на него — слегка изъеденная морским прибоем резная деревяшка, а сверхукладётся большая металлическая крышка от отслужившего свой век титана. Всё этодраится безжалостно морским песком, красится, покрывается лаком. В крышкунасыпается чистый, просеянный песочек. Свечи в таком подсвечнике стоятровненько, да и сам он просто загляденье. В адрес Сергея много было сказанодобрых слов. Это его руками, его фантазией, мастерством пробивалась часовня ксвоему молитвенному началу. Уже почти все разошлись. И вдруг сосед мой, абхазЛаврентий, подошёл к отцу Геннадию:

Батюшка, я вот тоженадумал креститься, можно?

Можно!

Не успел отец Геннадий вполноте возрадоваться этому вопросу, подошёл другой сосед, Сандро:

А мне можно?

Люди немолодые,пожившие, да и повидавшие на своём веку всякого. Господи, благослови!

Крещается раб БожийЛаврентий!

Крещается раб Божий Александр!

Подхожу поздравить их, иголос мой дрожит от волнения: «Лаврентий, Сандро, ведь только сегодня утром выбыли мне просто соседи, а теперь братья во Христе. С праздником, братЛаврентий, с праздником, брат Александр!»