А я всё поглядываю нафотокарточку в серванте, маленькую, на документ, с уголком. Мужчина.Крупноголовый, в очках, пухлые губы, упрямый подбородок.

Муж?

Он. Яша...

Удивляюсь про себя.Потому что знаю, сколько потерпела она от Яши, сколько слёз пролила от обиды иунижения. А фотокарточка в серванте. Фотокарточка в серванте обязательночеловека любимого.

Всё ещё любите Яшу? -мысленный, неозвученный вопрос. Знаю, что и не озвучить его мне, не посмею. Нету меня права лезть человеку в душу. Может, сама расскажет? Слушаю.

Всего чуть-чуть перепалоей от мужниной нежности. Только в начале семейной жизни, до рождения первенца.Думала, как думают и будут думать всегда все женщины мира. Ребёнок. Она подаритмужу ребёнка, и малыш сцементирует семью - его плоть, его кровиночка.

Яша по-чёрному загулялпосле рождения первенца. Он не ночевал дома и даже не считал нужным объяснятьжене, где был. Она с ужасом смотрела на его осунувшееся от ночных кутежей лицо,молчала, не позволяла себе даже упрёка. И вдруг — авария на заводе, где онработал сварщиком. Тяжелейший ожог.

Ваш муж в больнице.Состояние критическое, - сообщили ей.

Помчалась в больницу.Вошла в палату и ахнула — он и не он. Запакованный в бинты, сильный ибеспомощный мужчина. Глаза смотрят виновато:

Прости меня, Люся. Этоменя Бог наказал. За тебя...,

Бросила в углу староеодеяло, да и осталась. Кормить, обихаживать, поить с ложечки, подставлятьсудно. А когда засыпал, бежала через весь город домой, к маленькому Валерке.Так и кружила челноком - дом, больница. А ещё работа, а ещё магазины. Падала отусталости, но зато видела, как просыпается жизнь в глазах её мужа, как розовеютщёки — выкарабкался, слава Богу. Купила яблок, - дорогие! - но Валерке потом,Яше сейчас нужнее. Несла яблоки, и уже готова была взметнуться по привычнойлестнице на третий этаж в палату. Да перегородила дорогу санитарка:

Нельзя к нему...

Забилось сердце. Беда?Неужели самое страшное? В бессилии опустилась на стул, не мигая, смотрела нарумяные яблоки. И всё-таки пошла. На ватных ногах. Готовая ко всему. В палату.А в палате на краешке кровати мужа сидела красивая женщина, и Яша рассказывалей что-то весёлое. Смеялся...

Зачем пошла, -набросилась на неё потом санитарка. — Твой благоверный, ещё руки у него былизабинтованы, ещё еле трубку телефонную в руках держал, а уже позвонил любовнице— приходи. Сёстры слышали. Пришла. А тут ты. Вот и пожалела я тебя - пускать нехотела.

Люция положила натумбочку пакет с яблоками. Даже не взглянула на соперницу, а ему — глаза вглаза:

Ходить буду. Передачиносить буду. Но ты мне больше не муж.

Три месяца лежал ЯковКорнеевич в ожоговом отделении. Выписался. Куда пришёл? Конечно, к жене сребёнком. Приняла, жалко стало. Одевала, обувала, обстирывала - был он ещёочень слаб и беспомощен. Но окреп, пошёл на работу и жизнь вернулась на кругисвоя. Как-то взял ребёнка погулять, а она на кухне - счастливая. Всё у нихпо-путнему: отец с сыном на прогулке, жена на кухне хлопочет. Пришлираскрасневшиеся, нагулявшиеся. Усадила за стол, подкладывает вкусненькое.

А папа в парке с тётейцеловался, - выпалил Валера с набитым ртом весело глядя на маму...

Очень переживаласвекровь. Она прекрасно видела достоинства невестки и хотела сохранить семью.Увезла их всех в деревню: перебесится, успокоится, потерпи, у тебя ребёнок. Вкоторый раз решила — потерплю. Ради ребёнка. Да только найдёт свинья грязь.Деревенский здоровый воздух и жизнь на глазах не пошли на пользу. Яков пил,гулял, дрался. Сын затравленно смотрел на отца, беспокойно спал, кричал поночам. Она прижимала к себе Валеру и понимала: их семье уже не состоятьсяникогда, жизнь не учит её разгульного супруга. Уйду.

Не уходи, — просиласвекровь.

Не уходи, -  просил муж.

Ушла. Вернулась в Орск,пришла к брату - приминай меня с ребёнком, нет больше сил терпеть. А у брата -семья. А у брата махонькая комнатка в бараке. Принял. Сам соорудил себе брачноеложе за занавеской, а её с Валеркой определил на скрипучей раскладушке.

Кузнечно-прессовый цехОрского машиностроительного завода. Должность - откатчица металла- появиласьзапись в её трудовой книжке.

Что это за работа такая?- спросила я Люцию Ивановну.

- Из печки идут подпресс горячие болвашки. Откат- чице надо изловчиться и захватить крючком иоткатить в сторону. А одна болвашка тянет на 140 килограммов. Вот и прикиньте,болвашки идут одна за другой, сколько раз по сто сорок килограммов за день надооткатить? Труд тяжелейший, а откатчицы - женщины.

Вот она - откатчицаЛюция Браун. Большие широкие руки и синие глаза. Пришла откатывать болвашки,дабы поднять сына. Выбирать не приходилось, а в откатчицах на заводе всегданужда. Дали комнату в бараке - первое её с сыном самостоятельное жильё. Потомбарак снесли, дали комнату. Жизнь потихоньку входила в нормальное русло, нонередко щемило сердце от тревожной неизвестности — как там Яша, не спился ли,не пропал.

А Яша женился. Дошлавесть до Аюции Ивановны, она и порадовалась, ну и ладно, совет им да любовь.

Один ребёнок, второй,третий. Троих детей родила Якову Корнеевичу его вторая жена, да видно и ей неперепало щедрот женского счастья — умерла. Люция Ивановна не знала об этом.Знала, что живёт в деревне, про троих детей знала. Да только позвонили в дверьпод вечер уже. Сын был в армии, гостей она не ждала, тревожно всмотрелась вдверной глазок - Яша! Он стоял на пороге виноватый, обросший, неухоженный,непутёвый её муж. Рядом трое детей. Мальчик-подросток, мальчик поменьше исовсем маленькая девочка. Четыре пары глаз против её синей пары. Муж - взглядвиноватый. Подросток - мальчик - взгляд настороженный, маленький мальчик -взгляд любопытный. А маленькая девочка - взгляд счастливый.

- Ты моя мама! -закричала с порога Яшина дочка и повисла на Люцииной юбке.

И - остались они у неё.Богатым «наследством», сколоченным за долгие годы семейной жизни, муж поделилсящедро. Валерий из армии дал ответ на материнский запрос, что ей делать. «Смотрисама». А что ей было смотреть ещё? Только один раз и посмотрела в глазадевчушки-сиротки, только один раз услышала душераздирающее - мама.

Непросто дети привыкалик новой, городской обстановке. Непросто было и Люции Ивановне приучить к себетаких разных троих детей. Муж был предупредителен и заботлив. Да и как можноиначе, если в который раз его удивительная жена явила образец великодушия икротости, такой по нашей жизни редкий. Понял, наверное: вот оно, настоящее, вотона, любовь

нелицемерная, которойодарён он щедро, с избытком. Мужчинам в таких случаях говорят одинаково —повезло же тебе, как же тебе повезло. Во искупление прошлых грехов Якову быладана удивительная возможность стать заботливым отцом и любящим мужем. Они ужевыбрались из коммуналки, получили квартиру. Какие дети растут легко и безпроблем? И эти не исключение. Люция, наоткатывая за смену горячих болвашек,неслась домой кормить свою ораву. В одной руке ведёрный бидон с молоком, вдругой авоська с картошкой. Бегом, через две ступеньки, небось, насиделисьголодные после школы. Она записывала их в библиотеку, водила в бассейн, решалас ними задачки и писала диктанты, зубрила стихи к утренникам и гладила ночамивороха рубашек, трусов, маек. Старшенький, Толя увлёкся дельтапланеризмом.Хорошее дело, думала, не будет болтаться по улицам. А он страшно разбился насоревнованиях под Оренбургом. Пришла телеграмма: «Срочно приезжайте, ваш сын втяжёлом состоянии». Помчалась она. Почему-то она, а не Яша. Нашла Толю вместной больнице, невменяемого, тяжёлого, с серьёзной травмой головы. Подвигматеринской любви: каждое утро в пять часов она выходила из дома, гружённаясумками, шла на вокзал. Четыре часа в один конец. Четыре обратно. Она выходиламальчика, он стал подниматься, но травма головы давала о себе знать. Он кидал внеё чем попало, буйно ругался, гнал. А Люция: четыре часа в один конец... Воттак растила она троих детей её мужа. Валера пришёл из армии и с первых днейзаступил на должность старшего брата. Нянчился с маленькой Леной, приглядывалза Петей, вразумлял Толю. Добрый Балерин нрав - материнские гены. Ни разу неупрекнул он мать, что взвалила на себя добровольно эту многодетную ношу, чтолишила его, единственного сына, сладкого куска и красивой обновки.