Спала как убитая. Каклегла и до утра. Я и дома так не сплю.

С лица Зинаиды будтотень сошла:

А чего не спать-то? Уменя окна во двор, тихо. Как вчера помню я ту ночь. Помню плывущую в окнадухоту летнего зноя, чёрный проём окна и шёпот старушки, вымаливающей себежеланную радость. Теперь Зинаида не кажется мне злой старухой, а несчастной,забытой, брошенной бабушкой, которая от обид и несправедливости не ведает, чтотворит. Сказать бы что-то доброе, да сумею ли не обидеть, сумею ли не дать ейповод к подозрению. Она пришла на Рождество Богородицы опять в голубом.Сморщенное

личико, взгляд вызывающи колюч. Девушке с распущенными волосами она зло бросила вслед:

Космы-то распустила,нашла место- Девушка промолчала, только гневно взглянула на

обидчицу.

А я... Дам ли ей повод кподозрению?

Зинаида Трофимовна,здравствуйте. Я всё время вспоминаю ваш дом, в нём так хорошо, спокойно.

Мест нет, — отрезалаЗинаида.

Я растерялась и ляпнуланевпопад:

Вам так идёт голубой цвет.И сумочка такая славная.

Это не сумка, аридикюль. До седых волос дожила, а разбираться не научилась.

Поделом мне.Действительно не научилась: ни в ридикюлях, ни в людях, ни в добре, ни во зле.

КАКОГО ЦВЕТА БОЛЬ?

Всё бело, всё одинаково,всё равнодушно, всё недружелюбно и всё — чужое. Я иду по длинному коридору вдомашних тапочках, в байковом больничном халате, а навстречу, как новые мазкибелой известки по уже выбеленной стене — белые халаты, белые шапочки, спешащиекаждый по своим делам люди. Медсестра приёмного отделения идёт быстро, елепоспеваю за ней, зловещая белизна слепит глаза, я зажмуриваюсь, я вообще плохопредставляю себе, что происходит, зачем я здесь, и только в лифте короткаякоманда медсестры дежурной лифтёрше мгновенно отсекает от меня всенедоразумения:

- Четвёртый этаж,операционное отделение. И в лифте всё бело. Выхватив взглядом на стенекалендарь с Казанской иконой Божией Матери, успеваю найти декабрь —бесстрастный квадратик цифр среди таких же одиннадцати других, успеваю быстренькопрочитать молитву «Богородице Дева...», попросить помощи и заступничества, авот сегодняшний день отыскать на календаре уже не успеваю — приехали.

Койка у окна. И на улицевсё бело. Снег облепил даже провода, длинный больничный корпус напротив, дальшеещё один, ещё... Целый больничный городок - Первый медицинский институт. Бегутлюди по своим делам. У меня тоже были свои дела, и я бежала, боясь

не успеть. И не успела —к фирменному скорому поезду Москва-Адлер. Билет-то какой хороший достался —купе, нижнее место. Десять дней в любимом ущелье под Пицундой себенапланировала, к самому разгару сбора мандаринов хотела подгадать, дажесоковыжималку новенькую по тому случаю приобрела, чтобы свежий сок по утрам,отборные мандаринки с дерева.

Всё равнодушно-беловокруг. Бегут люди за окном, и нет им дела до моих несбывшихся планов. «Человекпредполагает, а Бог располагает», - моя любимая присказка. Не единожды в деньвспоминаю её к случаю. И вот привёл Господь применить и к себе...

Мой больничный опыт убоги ничтожен. Много лет назад лежала на обследовании, да быстро выписали свесёлыми листочками благополучных анализов. Что знаю о теперешней больнице? Ивот сижу на больничной койке у окна, глотаю слёзы, страшусь наступающего дня.

Раньше мне казалось, чтооднообразные дни тянутся медленно и нудно. А ведь совсем не так. Однообразиебольничных будней замельтешило с удивительной скоростью — подъём, температура,завтрак, процедуры, обход врачей, обед, тихий час, посещение, ужин,температура, отбой. Мелкими перебежками от завтрака к тихому часу, от процедурк посещению помчались мои денёчки к дню самому главному - операции. Тольковдруг её отложили. Возникло серьёзное осложнение со здоровьем.

- Надо подлечиться, втаком состоянии операция невозможна. Назначим вам хорошие препараты,физиотерапию, барокамеру. Понимаю, вам хочется побыстрее, кому нравится лежатьв больнице, но это необходимо, наберитесь терпения.

Лечащий врач СветланаМухадиновна Психомакова смотрит на меня с искренним сочувствием, а у меня глазана мокром месте - ведь не рассчитывала здесь задерживаться, ведь всё так хорошоспланировала! «Человек предполагает, а Бог располагает», — напоминаю сама себе,а слезы льются и льются и вот уже постовая сестра Елена Михайловна Золотарёвабежит с успокоительными каплями, садится рядышком на край кровати:

- Не расстраивайтесь.Вот подлечим вас, операцию сделаем, и забудете всё. Врачи у нас знаете какиезамечательные! Светлана Мухадиновна - это же золото, у неё удивительные руки идуша добрая...

А ещё каждое утро к намв палату вкатывалось солнышко! Елена Викторовна Никитина, клиническийординатор. Она нетерпеливо принималась расспрашивать нас - как спали, как ели,какая температура, и, казалось нам, она еле-еле дождалась утра, бежала черезвесь город, торопилась, нервничала, лишь бы узнать о нашем самочувствии,аппетите и анализах. Маленькая, подвижная, добродушная, сострадательная.Кого-то она мне напоминала. Ломала голову недолго: конечно, СветлануМухадиновну. Та же участливость, готовность помочь и успокоить - её школа,школа сострадания и любви. Хороший учитель - толковая ученица. Благодатныйбагаж знаний, в котором рядом с профессиональным мастерством никогда невыходившее из моды сострадание больным, готовность утешить, даже потерпеть ихнеадекватность, несправедливые выпады, их уязвимость и беззащитность. ЕслиЕлены Викторовны почему-то не было в отделении, казалось, чего-то не хватает. Явсегда ждала её появления в палате, она умела порадовать. Вот и сегодня.Присела на краешек кровати, заговорщицки шепнула:

У меня для вас хорошиеновости. Операция назначена на пятницу.

Облегчённо вздыхаю, аона:

Вам надо хорошеньковыспаться перед операцией, лёгкое снотворное вам не помешает. И не волнуйтесь,всё будет хорошо. Оперировать берётся сам Владислав Геннадьевич.

Сам. Его так и звалибольные отделения - сам. Помню, при первом обходе он вошёл в палату всопровождении студентов и аспирантов и всего-то несколько слов сказал, спросило самочувствии, а по сердцу - покой. У меня были к нему вопросы, и он пригласилпобеседовать после обхода. А начал беседу так:

С праздником! Сегодняпамять Нила Столбянского, поздравляю.

Растерялась на секунду.Потом обрадовалась - православный! Милость Божия ко мне, немощной и унывающей вбольничной палате. Православный хирург будет делать мне операцию. Конечно,хорошо, что сам. Но ещё лучше — православный!

Я хотела бы причаститьсяперед операцией, — почему-то доверительно сказала я Владиславу Геннадьевичу.

Обратитесь к старшейсестре клиники Лидии Никитичне Пучковой, она поможет.

Вот и ещё с однойправославной душой свел Господь.

Обязательно, как жеправославному без  причастия на операцию идти?

Лидия Никитична сидит забольшим письменным столом, в изголовье иконочки, лампада горит, на стенебольшой православный календарь. Лидия Никитична — человек в клинике известный.Во-первых, целых сорок лет она здесь, в этих стенах, видано-перевидано за этигоды немало. Во-вторых, дверь в её кабинет практически не закрывается, идут кней за советом и помощью с утра до вечера. И тут уж не берусь определить, когдакак к старшей сестре клиники, когда как к православной христианке. Вот и мне,чужому фактически человеку, не отказала в помощи. Кому-то позвонила, кого-топопросила.

- Завтра с утра, послеобхода.

Стою в маленькойбольничной часовенке перед образом Казанской Матери Божией. Она взирает на меняи требовательно, и милостиво, и кажется в эту минуту, что нет скорбей, которыене понесла бы я ради великой и ни с чем не сравнимой радости называтьсяправославной. Но вот склоняю голову под священническую епитрахиль, чувствую,как трепещет сердце перед страхом исповеди, как немощна моя греховная душа, какнесовершенна жизнь и суетны устремления. Из рук священника принимаю я СвятыеТайны Христовы и в благодати великого Таинства опять чувствую в себе силывыдержать всё, Господом уготованное.