- Они меня достали! – воскликнула Нина со слезой в голосе ис силой бросила ящик с пожитками себе под ноги, - как только я решаю, что,может быть, у меня получится как-то с ними сосуществовать, они вламываются вмой дом!

- Я обязательно спрошу, кто такие эти «они», - пообещалаЗаваркина, - но давай сначала зайдем внутрь.

- Разве не надо полицию вызвать? – спросила Нина больше дляпроформы, потому как со стражами правопорядка связываться не собиралась.

- Это не ограбление, - сказала Заваркина, изогнув бровь.

Нина кивнула. Она никогда не общалась с Анфисой тет-а-тет ине знала толком, что она за человек. Но из всего, что Нина слышала о ней, можнобыло надергать хорошо характеризующих ее эпитетов: умная, хитрая, бесстрашная иупрямая. То, что нужно было Нине в настоящий момент!

- Если хочешь, я первая пойду, у меня пистолет есть, -усмехнулась Заваркина. Нина поборола желание ее расцеловать.

- Зачем тебе пистолет? – спросила она, исключительно, чтобыподдержать разговор.

- Времена нынче смутные, - непонятно ответила Анфиса, - итем, кто мешает важным персонам осваивать нажитые блага, нынче ох как несладкоприходится.

Заваркина толкнула дверь, решительно вошла внутрь иосмотрелась. Нина, помедлив секунду, последовала за ней.

- Твою мать! – взревела Нина и прижала руки ко рту. Онаостановилась, как вкопанная, посреди прихожей, тогда как Заваркина уже вовсюшуровала по комнатам.

- Она только косметики разбила тысяч на двести, - сообщилаЗаваркина, появляясь из спальни.

- Она? – удивилась Нина.

- Твой враг номер два, - пояснила Заваркина мимоходом, топчасвоими кедами светлый ковролин гостиной.

- Откуда ты знаешь про мой список? – поинтересовалась Нина ипрошла вслед за ней.

- Ты много болтаешь, когда выпьешь, - улыбнулась Анфиса, -ты в «Медной голове» прошлой осенью стаута перебрала и рассказывала всем подрядинтимные подробности своей жизни. Тебя весь паб слышал.

Заваркина довольно улыбалась, глядя на стену.

- Почему тебя это так радует? – буркнула Нина.

- Мне на это наплевать, - безмятежно отозвалась Анфиса, - авот это – прорыв! И он меня радует. Я их нашла.

Нина посмотрела туда, куда указывал палец Заваркиной иобомлела. На стене ее гостиной, прямо на гладко оштукатуренной стене, краснойкраской из баллончика был намалеван кривоватый затейливый вензель – латинскаябуква «D» и кириллическая «Б», переплетенные в четырехместах.

Чтобы удостовериться, не обманывают ли ее глаза, она вынулаиз кармана визитку Ленивца и листок из его блокнота. Заваркина с любопытствомзаглянула ей через плечо.

- Я его знаю, - Анфиса ткнула пальцем в визитку, - он с моимбратом в один год химфак в Строительной Академии окончил. У него патент есть толи на боевое отравляющее вещество, то ли на какую-то затейливую наркоту.

Нину осенило. После этой фразы про химфак в ее голове что-тощелкнуло, и четкая и ясная картинка сложилась из тысячи разрозненных фактов. Ивсе вдруг стало выглядеть очень и очень плохо.

- Я тебе всё расскажу! – заявила Нина, повернувшись кЗаваркиной. Ее глаза блестели, как при высокой температуре, а пальцы сжались вкулаки. – Я должна кому-то, наконец, все рассказать! Я четыре года молчала! Иты – идеальные уши для этой истории!

- Двадцать шестое июля? – уточнила Заваркина вкрадчиво.

- Оно самое! – воскликнула Нина и, накинув на кресло сосновательно порезанной обивкой плед с обожженным углом, велела Анфисе сесть.Та подчинилась.

- Ты права, - сказала она, снова почесав левое запястье, -тебе не найти более внимательного слушателя, потому что во всем городе Б (да иза его пределами), не найдется человека, который больше нуждался в ответах оночи двадцать шестого июля, чем я. Можно я включу диктофон?

Нина вдруг осознала, насколько ей повезло! По пути домой онапоняла, что опасна, только если молчит и, как покорная овца, хранит тайну этихговнюков. Теперь единственным вариантом развития событий, при котором НОРМ«Доброволец» больше не появится в ее жизни, стал тот, в котором Нина раскроетвсё, что она знает о них, широким массам. И тут – бам! У ее двери –высококлассный журналист, чья карьера была построена на таких разоблачениях, ктому же лично заинтересованный в наказании виновных. Нину сжигали ее новыедрузья: здоровая соревновательная злость и жажда отомстить.

- Доставай свою машинку! – велела она, хищно улыбнувшись ипотерев ладоши, - настало время отозвать добровольцев!

Глава седьмая.2010 год. Алиса-на-экране

И снова поля. Поля. Поля. Уже по-осеннему желтые онисменили собой бесконечную серо-стальную ленту Цюрифьорда. Горы стали ниже,облака снова поднялись в небо, туда, где им и положено быть, и оттуда принялисьплеваться мелкими капельками прохладной пресной влаги, которые изредка попадалина ветровое стекло с пассажирской стороны.

Алиса молчала и смотрела в окно, не отрываясь, подперев щекуладонью. Тоска придавила ее, словно могильная плита: и тяжело, и мрачно, и веетбезысходностью.

- Что тебя беспокоит? Я же вижу. Расскажи мне! – ласково, нонастойчиво требовал Бьорн, ничуть не смущаясь Пашки, который стоял тут же, иисподлобья наблюдал за незнакомым бородатым мужиком, обращающимся с Алисой такпо-свойски.

Бьорн положил руку Алисе на плечо и легонько потряс, но тане подняла головы. Она смотрела на носки своих ботинок, безуспешно пытаясьвзять себя в руки. Она не боялась расплакаться. Она страшилась затравленноговыражения своих глаз, которое появилось в тот момент, когда Пашка сообщил ей окаком-то видео, якобы подлинной видеозаписи, на которой запечатлена большаячасть ночи, проведенной ими в лодочном сарае.

«Нет более правдоподобной лжи, чем полуправда. Я скажуБьорну полуправду».

- Мои друзья нагрянули в Осло. У них проблемы, - Алиса,наконец, решилась поднять глаза.

Конечно, Бьорн заметил. Он взял ее лицо в ладони и нежнопоцеловал в губы.

Алиса услышала, как Пашка шумно втянул в себя воздух. Оначувствовала его взгляд и отчасти даже понимала его пристальный интерес к ним.Павел, страстный игрок и самолюбивый донельзя самец, сейчас пытался определить,насколько Бьорн конкурентоспособен по отношению к нему самому и стоит ливступать с ним в противоборство. В Б Алиса часто подтрунивала над страстьюПашки выигрывать чужие гонки (чего только стоит его глупая женитьба на Марине,на которую он решился, чтобы насолить Лавровичу), но сейчас ей хотелосьнамотать на его огромную раздувшуюся от самодовольства голову так и неповешенный гамак, и душить, пока он не обмякнет, приговаривая «Тебе ничего несветит ни в этих условиях, ни в каких-либо других!».

- Я могу чем-нибудь помочь? – спросил Бьорн. – Хочешь, япоеду с тобой?

- Вряд ли даже я могу чем-то помочь, но они непременнохотят, чтобы я приехала в Осло и посмотрела видео, присланное шантажистоводному из них.

Пашка хмыкнул. Они говорили по-английски и все ещенаходились во дворе, а Пашка – возле припаркованной на обочине дороги машины.До него долетали обрывки разговора.

«Наплевать! Главное, я не сказала ни слова лжи!».

- Ты переживаешь за друзей? – спросил Бьорн, оглянувшись наПавла. На фоне местных жителей, сновавших туда-сюда, он выглядел разодетымхлыщом. Жители поселка одевались скромно, предпочитая свитера из небеленойшерсти, которая в этой стране дорогого стоила, и резиновые сапоги. ПавелПроценко же явил собой образчик Б-шика: сапоги из кожи питона, пижонская курткас заклепками и джинсы на два размера меньше, чем нужно. К тому же он носил ещеодну диковинную для этих краев вещь – надменное выражение лица. Раньше Алисеказалось, что все эти бебехи ему к лицу, но сейчас ей хотелось его умыть ипереодеть, как неумело нарядившуюся восьмиклассницу.

«Да, он ведет себя как бойцовый петух-задира, которыйстремиться перещеголять корову красотой хвоста. Но он – твой друг и хорошо ктебе относится. Помни об этом!».

- Я сейчас соберусь, - сказала Алиса Пашке. Тот кивнул, и,бросив взгляд на Бьорна, сел в машину и завел мотор. Алиса повернулась кБьорну. – Пойдем, я буду собирать вещи и одновременно тебе рассказывать.