Кляня весь свет, она проснулась по будильнику, и, не нашарив левый тапочек на коврике у кровати, в раздражении запустила правым прямо на книжную полку. Она сводила себя в душ и позволила кофе убежать из турки, нашла в шкафу чистую и немятую одежду и заела раздражение бутербродом. К девяти заявилась в редакцию, планируя отправить двух девчонок-журналисток с заданиями и в тишине, под сигаретку составить план номера.

Ее офис был страшной съемной комнаткой в обшарпанном бывшем НИИ. Зуля однажды поймала себя на мысли, что никогда не работала там, где был бы сверкающий пол и занавески, подходящие к мебели. Ей доставались только душные прокуренные коридоры, заваленные строительным мусором, рассохшиеся окна и стены, крашенные масляной краской в омерзительно-зеленый.

Они договорились встретиться с Заваркиной в час дня: Зульфия решила поехать в «обезвоженный» поселок в самое пекло, чтобы фотографии получились драматичнее. Ей виделась растрескавшаяся земля, обветренные лица людей, старушка в пыльном платке, утирающая слезы сухонькой ручонкой, раскрасневшаяся беременная деваха, изнывающая от духоты и жажды. Воображая весь этот постапокалиптический ужас, Зульфия разве что в ладоши не хлопала: она предвкушала сенсацию.

Заваркина зашла в комнатку и с отвращением оглянулась по сторонам.

— Я забыла, как это противно, — скривилась она.

— Что именно? — рассеянно переспросила Зульфия.

— Работать, — ответила Анфиса и уселась на стул, стоящий у двери. Тот предательски хрустнул.

— Я сейчас я кое-что отправлю начальству, и поедем, — хозяйским тоном заявила госпожа Редактор. Она отчаянно важничала, но Заваркина, привыкшая к ее стилю общения, равнодушно принялась перелистывать фото в старой Васиной камере, то и дело улыбаясь каким-нибудь кадрам.

— Жарко, — вдруг сказала она, и провела рукой по стриженой голове, словно смахивая с нее пыль.

— Ой, побыла бы ты здесь в июне! — улыбнулась Зульфия, — вот это была красотища: духота, тополиный пух мечется по кабинету, и еще этот монстр оглушительно хрюкал. Теперь, слава Богу, сломался, — Зульфия махнула рукой на допотопный кондиционер. Окно, на котором он висел, было огромное и страшное, как существование жителей стран третьего мира.

В отличие от прошлого лета, которое неумело сочетало сорокапятиградусную жару с ураганами, нынешнее выдалось самым обыкновенным: с самой обыкновенной жарой, с самым обыкновенным палящим солнцем и самыми обыкновенными душными ночами. Пыльный и раскаленный городской воздух, в котором висела белая и плотная цементная пыль, едва ли был пригоден для дыхания. Зульфие все время хотелось умыться, а лучше — окунуть туловище целиком в прохладную воду и ходить мокрой до наступления сумерек.

— Я не представляю, как в такую жарищу сидеть вообще без воды! — вознегодовала она, когда дряхлый автобус высадил их на центральной площади Дубного, — да еще и беременной!

Анфиса хрюкнула что-то невнятное в ответ. Она оглядывалась по сторонам.

— Ты была когда-нибудь беременной? — поинтересовалась она.

— Нет! — воскликнула Зульфия и тут же засмущалась своих интонаций. Ее «нет» прозвучало, будто предположение, что она может забеременеть, оскорбляло ее как человека.

Заваркина с любопытством посмотрела на нее.

— Ну, буду же когда-нибудь! — поправилась Зуля, — а ты?

— Меня забавляет мысль, что во мне могут завестись дети, — Заваркина пожала плечами, — но тогда нам придется уехать из города…

Зуля вспомнила о доверенной ей тайне, и в ее голове помимо воли завертелись картинки. Самой яркой из них было видение, в котором Асю и Васю закидывают на Главной площади камнями, обвинив в инцесте. Зуля помотала головой и выкинула эту чушь из очереди на обдумывание: она не хотела отвлекаться от дела.

— И представь себе — летом, в жару и без воды, — вернулась она к теме, — ад же!

— Ладно, пойдем и найдем угнетенных граждан, — Заваркина снова огляделась по сторонам, — куда идти-то?

Зуля махнула рукой, и они медленно побрели мимо пыльных пятиэтажек, которыми была застроена западная половина Дубного. Восточная половина состояла из особняков, солидных и не очень, и Зульфия знала, что среди них затерялся скромный домик главы города Б.

— Нас там кто-нибудь ждет? — скучным голосом спросила Заваркина, пнув камешек красным кедом.

— Да, внучка Ольги Алексеевны, та беременная бедняжка, встретит нас у подъезда.

Внучка, отекшая блондинка с жидкими волосенками на седьмом месяце беременности, переминалась у подъезда на своих слоновьих ногах. Она постно кивнула и молча завела их в прохладное нутро подъезда.

Ни Ольга Алексеевна, ни ее квартира не производили впечатления чего-то побитого жизнью и глубоко несчастного, что расстроило Анфису. Зульфия же приободрилась, узрев вместо предполагаемой маразматической старушки чопорную пожилую даму с аккуратно уложенными и старомодно подсиненными седыми волосами и французским маникюром. Она восседала на диване в большой светлой комнате среди своих изображений: ее фото украшали книжные полки, тумбочку и письменный стол, а на стене висел ее огромный портрет — на холсте и маслом.

— О господи! Это Высоцкий? — завопила Зуля, едва войдя в комнату.

— Да, это Владимир Семенович, — строго отозвалась старуха, — и вам не стоит так кричать.

Заваркина, пытаясь спрятать улыбку, уставилась на носки своих «конверсов».

— Ой, простите, просто … это ведь вы там, на фотографии? — промямлила Зульфия и вместо ответа поймала недоумевающий взгляд. Она помнила, что старушка плохо слышит, и не понимала, почему та не позволяет ей орать.

— Слуховой аппарат, — сказала Заваркина негромко, обращаясь к своим ногам.

— Да, барышни, теперь я действительно нуждаюсь во вспомогательных средствах, — хозяйка отвела волосы от уха и Зуля смогла разглядеть прозрачную дужку и телесное «тельце» аппарата.

«Мать твою», — мысленно поразилась Зуля, скосив глаза на очередное фото — «да это же Горбачев!».

— Я — Зульфия, редактор «Причудливых новостей». Мы разговаривали с вами по телефону, — Зуля махнула рукой на Анфису, — а это моя коллега, фотограф Анфиса Заваркина. Мы…

— Присаживайтесь, — велела Ольга Алексеевна, указав на круглый стол, на котором был изысканно сервирован послеобеденный чай.

Уселись вчетвером, и Зуля с Асей приготовили уши, в которые незамедлительно полился плавный рассказ. Хозяйка вещала как со сцены: делала паузы, расставляла акценты, одухотворенно интонировала. Гостьи догадались, что перед ними старая актриса.

Дело было так: два дня назад около полудня жители Дубного не обнаружили в кранах воды. Ни горячей, ни холодной. Никто не обратил особого внимания, решив, что отсутствие столь необходимого летом достижения цивилизации — явление временное, всего на несколько часов. Около четырех, жители стали робко позванивать во всевозможные службы. «Ответчики» им намекали на загадочную аварию, причины которой неизвестны и последствия которой якобы устраняются.

Наутро, когда выяснилось, что обезвожена только многоэтажная часть Дубного, жители отбросили деликатность, бросили недоумевать и сетовать, и прилично разозлившись, принялись осаждать коммунальщиков всерьез. К обеду те перестали отвечать на звонки, но самые упорные наведались в районную администрацию и водоканал, и там, и там наткнувшись на висячий замок.

Дубнинцы оказались в сложном положении: уличные колонки были давно упразднены, а машина с водой, которую стоило бы подогнать к домам обездоленных, так и не появилась. Жители покупали минеральную воду в пятилитровых бутылках, которую не хватало на душ и туалет. Раздражение достигло апогея, и дубнинцы кинулись к журналистам.

— Оленьке пришлось ехать в нашу квартиру в городе, которую мы сдаем, чтобы элементарно помыться, — трагическим, хорошо поставленным голосом вещала Ольга Алексеевна, — и так уже три дня!

— Ужас-ужас, — периодически поддакивала Зульфия.

— Как, по-вашему, в чем причина аварии? — вдруг ляпнула Заваркина, которая, казалось, больше интересовалась овсяным печеньем, чем беседой.