Она посмотрела по сторонам, на всех этих тупых и счастливых беременных самок, и вдруг ей показалось, что внутри у них копошатся черви, а не дети.
— Неудивительно, — пробурчала она себе под нос, — сырая рыба нынче в моде.
Она встала с больничной скамейки и побрела к выходу. Ее провожали сочувственные взгляды. Старая санитарка даже покачала головой и цокнула языком.
— Бедная, — тихо сказала она, — наверно, ребеночка потеряла…
Анфиса не помнила, как добралась домой.
За барной стойкой Вася и Зуля учили Алису играть в покер.
— Что такое эти ваши блайнды? — вопрошала она, — привет, Аська.
— Привет, — помахала ей Зульфия.
Вася, единственный во всем мире, кто всегда мог верно истолковать выражение ее лица, тревожно замолчал и выпустил карты из рук.
Анфиса скинула с себя туфли и куртку прямо на пол. Хорошо, что все они здесь: есть вероятность, что Вася оставит ее в живых.
— Я беременна и собираюсь рожать, — сообщила Заваркина тускло, ни к кому не обращаясь, — если ты заставишь меня делать аборт, я покончу с собой. Я не шучу.
Проговорив эти слова, Анфиса прошла к кровати и упала на нее плашмя. Она накрыла подушкой ухо, чтобы не слышать их разговоры, и отключила сознание.
Она решила оставить ребенка. Несмотря на недоумение, которое вызывали у нее дети, Заваркину всегда очаровывали рассказы об эмоциях, которые обуревают молодых мамаш. Все эти «чтобы ощутить, надо родить» интриговали ее донельзя: ей хотелось уж если не испытать эти чувства, то хотя бы понять их. К тому же, пожилая докторша и перепуганная ее истерикой медсестричка пообещали ей здорового и крепкого младенца.
Следующие пару часов Анфису никто не тревожил, и ей даже удалось задремать. Но когда спасительная подушка сползла с ее уха, голоса ворвались в ее сознание и заставили прислушиваться сквозь сон.
— Это очень маленький город, — сказала Зульфия, — ты все правильно делаешь.
— Мне понадобится твоя помощь, — сказал Вася. Его голос звучал глухо.
— Только не навешивай на меня ничего сверх моих возможностей, — забеспокоилась Зуля, но осеклась, — конечно, я о ней позабочусь…
Анфиса раздраженно зашевелилась. Ей не хотелось, чтобы какие-то решения относительно ее персоны принимались без ее участия.
— Я пойду, — засуетилась Зульфия, заметив ее телодвижения.
Анфиса выползла из кровати, только когда за ней захлопнулась дверь. Вася был полностью одет и собирал свои пожитки в большую дорожную сумку.
— Нам придется отсюда уехать, — он, не глядя на нее, отодвинул зеркальную дверцу шкафа и сгреб оттуда стопку футболок. Они глухо шмякнулись на дно сумки. — Я устроюсь на новом месте и заберу тебя. Из моего бизнеса, как ты понимаешь, просто так не соскочишь, поэтому придется устроить маленький спектакль. С кульминацией где-нибудь в феврале. Зульфия о тебе позаботится.
— Кульминация в феврале, но уезжаешь ты прямо сейчас? — раздраженно уточнила Анфиса, устраиваясь на барном стуле и тщетно пытаясь поймать его взгляд.
— Да, уехать мне нужно прямо сейчас, — произнес он, сфокусировав взгляд на ламинатной пластинке у себя под ногами.
— Посмотри на меня! — вдруг заорала Анфиса.
Вася поднял на нее взгляд, и она оторопела. В его глазах цвета агата плескался страх, и этот жуткий взгляд превращал его лицо в посмертную маску. Она видела его таким лишь однажды: когда он нашел ее избитой, с раскроенным черепом и изуродованным лицом, лежащую в луже крови в пустой классной комнате в Доме. Этот ужас на его лице, который она выхватила краешком затухающего сознания, отпечатался в нем навсегда.
Вася Заваркин был на грани нервного срыва.
Он не хочет иметь детей. Более того, он считает, что им нельзя иметь детей. Заваркины никогда не видели, какой должна быть нормальная семья, в которой ребенок вырастет психически здоровым человеком и адекватным членом общества с правом на счастье. Стало быть, родители из них получатся чуть похуже, чем из кукушки и мертвого богомола.
«Обожаю ставить людей в безвыходное положение», — вдруг вспомнила Анфиса свои слова.
Она сползла с барного стула, подошла к нему и крепко обняла. Он положил голову на ее плечо, и немного поколебавшись, пристроил руку на низ ее живота. Они простояли так всего несколько секунд, после чего Вася, отшвырнув сумку, выскользнул из объятий и вылетел прочь из квартиры.
Анфиса поняла, что не сможет спокойно наблюдать его сборы, а он не сможет спокойно собираться, пока она за ним наблюдает. Она вытащила из сумки мобильник и набрала Зульфию. Та ответила сразу же.
— Ты ведь недалеко ушла?
Когда Анфиса вышла из подъезда, Зульфия сидела на лавочке и курила. Было заметно, что она сгорает от любопытства.
— Не расспрашивай, — улыбнулась Анфиса, — мне нужно отвлечься. Лучше расскажи мне, зачем Барашкин тебя снова вызывал? Чтоб опять гадостей наговорить?
— Ты знаешь, нет, — ответила Зульфия, — он плел, что понимает мои мотивы и все такое прочее… «Чернилой» меня обозвал. И тебя тоже…
— А вообще это забавно — мелких людишек спасать, — заметила Заваркина, пропустив мимо ушей свое новое прозвище.
— Мне не нравится словосочетание «мелкие людишки», — скривилась Зульфия.
— Оно отражает суть, — просто ответила Анфиса, — мы — мелкая мошкара, и наши проблемы никого не волнуют. Единственное, что мы можем делать — это летать вокруг и больно кусаться.
— Как ты с таким настроем будешь ребенка воспитывать? — съехидничала Зульфия, но тут же прикусила язык: ей вдруг показалось, что она перегнула палку.
— Сына, — улыбнулась Анфиса и непривычным для нее жестом потрогала живот, — у меня будет мальчик. Я его Васей назову. Будет у нас такое семейное имя.
Они вывернули на старейшую улицу города Б и замедлили шаг.
— У нас с Зузичем все серьезно, — нашла Зуля безобидную тему, — я, наверно, замуж выйду.
— Здорово, — тускло откликнулась Заваркина, — будешь Зуля Зузич.
Они переглянулись и вдруг расхохотались. Выдавливая из себя напряженность последних дней через смех, они хватались за бока, стучали кулаками по бедрам и повторяли на разные лады магическое сочетание трех букв «з».
— Зуля Зузич — это очень смешно, — сказала новоиспеченная невеста, нахохотавшись до бессилия.
— Это красиво, — сказала Заваркина, улыбаясь, — но я буду тебя подкалывать…
— Подкалывай, жалко мне, что ли? — Зуля согласилась бы сейчас на все что угодно, лишь бы Заваркина не переставала улыбаться.
Они помолчали. Заваркина взяла Зулю под руку.
— Ты Ваське пообещала обо мне заботиться, — напомнила Анфиса, — как ты это делать-то собираешься? Домой меня к себе заберешь?
— На работу, — улыбнулась Зуля.
— Я буду жить в твоем ужасном офисе?
— Нет, — ответила Зульфия, — я не знаю, где ты будешь жить. Подумаем об этом после. Но у меня есть к тебе деловое предложение: тихая, непыльная работенка в газете «Благая весть», оклад приличный, я — редактор, ты — журналист. Можем иногда на досуге спасать мир.
Заваркина ненадолго задумалась.
— Идет, — согласилась она. Госпожа Редактор просияла.
— Я есть хочу, — призналась вдруг она, глядя на универмаг: здание из стекла и бетона, у подножия которого кафе раскинули свои летние террасы.
Но Анфиса смотрела в другую сторону: ее внимание привлекли высокие кованые ворота, украшенные гербом — львом с факелом в лапе.
— Я здесь училась, — поведала она Зульфие, ткнув в трехэтажное здание из красного кирпича и обнимающий его парк.
— Что это?
— Школа Святого Иосаафа, — пояснила Заваркина, — надо будет разведать, что сейчас нужно для того, чтобы туда попасть.
Пока они рассматривали фасад, из школьных ворот выплыла семья. Женщина решительно вышагивала впереди, отбивая четкий ритм высокими каблуками. За ней шел высокий рыжеволосый мужчина и тащил за руку мальчика лет десяти. У мальчика были точно такие же огненно-рыжие волосы, как у отца, и он плелся нога за ногу, то и дело спотыкаясь и пиная мелкие камешки.