- Я никому не говорил, из-за чего умерла Ольга, - прошептал потрясенный Илья Палыч. – Никому…

Тяжелую паузу нарушил голос секретарши, раздавшийся из динамика телефона:

- Илья Павлович, срочно…

- Срочно будет, когда я скажу срочно, - глухим голосом ответил батя. - Не мешайте мне.

- Извините...

"Зацепило", - с облегчением заметил Вадик. Папа на глазах превращался в другого человека.

Романов старший вздохнул, словно забрался по лестнице на десятый этаж, и попросил Вадима назвать адрес Крымской квартиры.

- Чехова, восемь - пять, - доложил тот.

- А в Мюнхене?

- Мануэль штрасс, двести сорок два, двухэтажный дом. Рядом с нами живут какие-то опустившиеся эмигранты, писатели, предатели, изображают из себя интеллектуалов.

- Чехова, восемь – пять, - отстранено повторил Палыч, пропустив мюнхенскую информацию без внимания.

- В Крым мы вывозим Олесю, - добавил Вадим. - Каждое лето ее туда…

- Олесю?

- Моя сестра. Родилась тридцатого августа семьдесят четвертого года. У нее, короче, не все дома, она родилась больной. Наташа, твоя жена, думает, что это из-за потусторонних сил, ну, что Олесей управляют разные, там, летающие тарелки, духи, приведения, поэтому человеческого управления она не признает. Они на пару гадают, шаманят... Дурью занимаются.

- Кто?

- Блин, Наташа с Олесей!

Батя смотрел на сына огромными глазами,

- Но Олесю никто не видел, кроме...

- Папы, мамы, брата и бабушки, да?

- Да.

- Так вот, я ее брат. И не смотри на меня как на приведение! Я был единственным человеком, с кем она дружила. Ее никто не понимал, кроме меня, ясно? Кому это надо? Полицаю? Этому ублюдку?!

- ... Дружила?

- Представь себе! Что, трудно поверить, Люша? Да? Если ты родилась с заскоком, тебя надо в клетке замуровать? С глаз долой? Чтобы все думали, что ты крутой, реальный, да?

- Вот что, рот заткни, да? - попросил папа и вылез, наконец, из-за стола. - Стаканчик «Бейлис»? - Он подошел к бару.

- Терпеть не могу «Бэйлис».

- А Ольга любила “Бэйлис”.

- Девчонки любят сгущенку.

- Хочешь сигару?

- Хочу.

- Возьми на столе.

Вадик вытащил из коробки отца гаванскую сигару и спрятал ее в кармане.

- Значит, Вадим, я еще могу допустить, что человек способен взять и всех забыть… - Батя хлебнул своей ирландской сгущенки и постучал по виску толстым пальцем. - Но чтобы все вдруг забыли! Сначала я подумал, что тебя подослали. Но таких идиотов, признаться, нормальные люди подсылать не станут.

- Ты мне не поверил?

- А чему прикажешь верить?! Ну, допустим, допустим, все, что ты говоришь, - ... - Нужного слова не нашлось.

- Правда, - выручил Вадик.

- Ну, - кивнул отец. - Что произошло-то? Как оно могло…? - Он вновь не подобрал слов и только соединил руки на стакане с «Бейлисом».

- А все просто: лег - заснул - проснулся...

- Гипс?

- Если бы! Пустота. Пустота, папа, ни души. Вспомнить страшно. Настя, моя невеста, с которой мы должны были лететь на Апеннины, сбегает, прихватив с собой тридцать твоих кусков. Вместо тебя по телефону отвечает какой-то кастрат с молокозавода. Раздается телефонный звонок - самое жуткое чудовище на свете по кличке Полицай, которого я не видел с тех пор, как демобилизовался, говорит, что сейчас приедет за деньгами. Я убегаю. Я бегу и не могу остановиться. Понимаешь?... Но больше, папа, больше я бегать не могу, я на исходе. Я задыхаюсь, и мне уже пофиг. Ясно?

- Да, да.

Вадим расстегнул молнию на куртке, чтобы Романов старший увидел торчавший за ремнем револьвер:

- Короче, больше я не бегаю. Если что, я буду просто стрелять, мне пофиг. Сейчас я, вот, пойду, да? Мне надо сейчас идти, - сказал он, отступая к двери. - Не заставляй меня стрелять, папа. Я умоляю, выпусти меня отсюда живым, да?

- Да, да, - зашевелился отец. Он нажал на телефоне соответствующую кнопку и скомандовал: - Надя, скажи Шакирову, чтобы пропустил.

- Kого?

- Вадима, молодого человека, который у меня.

- Хорошо.

Отец убрал палец с кнопки и показал “сыну”, как умеет улыбаться:

- Вот и все дела! Может, все-таки, глоточек «Бейлиса»?

- Нет, нет, я пойду.

- Сигару?

- Я уже взял.

- Сынок... - двусмысленно сорвалось с губ Романова старшего. - Задал ты мне кроссворд. А с пушечкой будь осторожнее.

- Я еще приду. - Вадим вышел из кабинета. - До встречи, Люша.

- И не забудь паспорт, - напоследок напомнил Илья Палыч. - Может, я чем-нибудь и смогу помочь.

Схватив рукоятку Кобры, Вадим прошел длинный коридор офиса. Он ни разу не оглянулся. Парни в белых рубахах не сводили с него взгляда. Запах засады не улетучивался. Тем не менее, пронесло: с нежданным гостем вежливо попрощались и отпустили на волю.

Видимо, первая шашка в игре на выбывание достигла цели - Люша остался в явном замешательстве.

4

Загрузив отца сенсационной информацией, Вадик вышел на Невский, поймал машину и уже через десять минут был на филологическом факультете. Он нашел аудиторию, в которой проходил семинар по немецкому языку для второкурсников, дождался окончания занятий и отловил Настю в коридоре. Увидев Вадима, девушка обхватила пальцами лоб, словно ее мучила мигрень, и качнулась на каблуках.

- Привет, - тихо поздоровалась она.

- Здорово, - ответил Вадик.

- Как ты? Ничего?

- Отлично, - заверил он.

- Я... я рада за тебя.

- Да?

- Нет, я, правда, волновалась, как ты там... Хотела даже вернуться в Таллинн.

- А что помешало?

- Я понимаю, это дико звучит, но… на вокзале меня обобрали цыгане.

- Ну, почему дико? Очень даже правдоподобно. Меня до сих пор обирает одна цыганка. Ты наверняка ее знаешь.

Тем временем однокурсники Насти освободили аудиторию и быстро разошлись. В коридоре остались лишь Вадик с Настей. Как собака с кошкой.

- ... Цыганку? - спросила Настя. - Случайно, не Кобру?

- Кобру, Кобру, - кивнул Вадим. - Ты еще не понял, какая у нас узенькая дорожка?

- Нет-нет, прости... - Настя отвернулась. - Я больше в эти игры не играю.

- А я играю.

- Пожалуйста, мне-то что? Ты будешь смеяться, но эта Кобра взяла все твои деньги.

- Правильно, она всегда забирает последние деньги, - не удивился Вадим. - И они не мои, любовь моя, - наши. Ничего, мы еще отыграем, скоро у нас будет столько денег, что....

- Нет-нет! - перебила Настя, решив закончить этот разговор. - С меня хватит. Больше нам незачем общаться.

Она повернулась и пошла от Вадима прочь.

- Э?! - не понял он. - Ты куда?

- От тебя одни несчастья!

Вадим тремя прыжками настиг девушку, схватил за шкирку ее розовый дутик и прижал затылком к стене:

- Э, ты че, совсем?! Куда собралась?

- Сейчас же отпусти! - прошипела Настя.

- Обломись.

- У меня нет денег, я говорю правду.

- А мне больше не нужны деньги. Мне нужна ты.

- Хочешь заставить меня любить?

- Боже, какая ты дура! Да! Хочу!

- Но я не люблю тебя!

- А мне пофиг.

- Немедленно отпусти!

- Успокойся.

- Ты больной, понял?! Тебе лечиться надо! - Настя оглядывалась по сторонам в надежде обрести защиту. Однако коридор словно вымер.

- Я больной, - согласился Вадик, продолжая припирать девушку к стене. - Подлечи меня, подснежник. Приболел я... Семнадцать дней... Семнадцать дней по твоей милости я был в аду.

- Педераст, что ли? - неожиданно спросила Настя, посмотрев в глаза.

- Что это ты сказала? - не понял Вадик.

- Педерасты говорят: был в аду, когда попадают в жопу.

- Педерасты?! - рассердился кривоносый, с размаху пнув стену. - Поумнела?! Подучилась, пока меня не было?! Чему вас здесь учат, блин?!!

- Не здесь, Фасбиндера надо смотреть.

- Биндера, да?!

- Э, ты что?!

- Смотреть, да?! Надо, да?! Умная, да?! – Схватив девушку за жабры, он потащил ее к аудитории. - Я тебе сейчас покажу Бендера!!