- Это не блажь. Это правда.

- О, ля-ля!

- Не знаю, кому это было выгодно. Что-то случилось... А до этого, ну... Я, правда, был твоим сыном. Иначе я бы сейчас здесь не стоял. Я не самоубийца. - Он посмотрел на застрявшего в дверях бандита. - Мою мать звали Ольгой Петровской. Она умерла двадцать четыре года назад, когда мне было семь месяцев... - Его нос предательски захлюпал.

Оборвав речь на полуслове, Вадим отвернулся. Батя, наконец, заметил громилу Александра, и ему стало неловко. Чтобы замять недоразумение, он запечатлел на физиономии коммерческую улыбку на все случаи жизни и попытался отделаться шуткой:

- Так вы, плюс ко всему, законный? Брат Пола?

- Никакой я ему не брат. Но я законный. Законней не бывает.

- Саша, ты свободен, - попросил Палыч, кивнув начальнику охраны.

Круглолиций Саша плавно исчез.

- Полицая не должно было быть, - кое-как справившись с соплями, заявил Вадим. - Должен был быть я. Полицай - это иллюзия, в реальности его не существует. На самом деле, Полоцкий - это его, а не моя фамилия, мы с ним вместе служили в Венгрии, он был прапорюгой по кличке Полицай. Как он здесь оказался вместо меня, я понятия не имею.

Из всего услышанного Романову старшему достойным внимания показался один прелюбопытный фактик (все прочее, на его взгляд, было бредом идиота): "семь месяцев" - паразит угодил в самую точку. Вряд ли кто еще мог с такой точностью угодить, даже Полицай, который тоже остался без матери в семь месяцев.

- Оля умерла, когда Полу было семь месяцев, - подтвердил отец. - Откуда у тебя такая информация?

- Мне, а не Полу было семь месяцев! Мне!

- Сколько тебе лет?

- Двадцать пять.

- По-твоему, ты мог родиться через пять лет после смерти своей матери?

- Она умерла в шестьдесят шестом году. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом. И называла тебя Люшей, - уверенно заявил самозванец.

- В шестьдесят первом, - Отец отрицательно замахал рукой.

- Вспомни, я прошу тебя: в шестьдесят шестом, - настаивал Вадим.

- Ты мне будешь доказывать, в каком году погибла моя первая жена?

- ... Если ты не будешь мне гнуть, что я родился через пять лет после ее смерти.

И тут произошло чудо: сын увидел в глазах отца искру неожиданного потрясения. Действительно, одного легкого движения извилинами в голове Романова старшего хватило, чтобы оцепенеть: факты говорили о том, что он, ну, никак не мог встретить Ольгу Петровскую ранее, чем двадцать шесть - двадцать семь лет назад, по очень простой причине... Всю первую половину шестидесятых годов он провел на стажировке за границей, где у него была... другая девушка. Немка Дези Зютер! Поблизости просто не было рускоговорящих дам!!

Короче, Илью Палыча Романова, пятидесятитрехлетнего толстяка со спокойными земными глазами, неожиданно втянули в беседу столь необыкновенную, что он сам того не понимая, перешел с прохиндеем на «ты». Контролировать разговор он уже не мог, но и прекратить его, ссылаясь на отсутствие предмета, тоже. Откуда ни возьмись, стали всплывать такие диковинные факты, которые просто необходимо было расставить по своим законным местам и датам - во времени и пространстве. Этот самозванец со сломанным носом, похоже, на полном серьезе решил претендовать на семейную должность Полицая...

- Что значит, Полицая не должно было быть? - переспросил отец, меняясь в лице.

- А тебе нравилось считать его своим сыном?

Палыч не смог ответить. Появилась, вроде, одна фраза, но она застряла поперек горла.

- Тебя подставили, папа! А ты даже не заметил! И меня подставили. Этим Полицаем всех подставили. Ты хоть раз задумывался, какую мразь пригрел? Любил, блин! Ну, папа, я с тебя угораю! О мама моя, если б ты это видела!

- Вот что, хватит! - скомандовал Палыч. - Довольно! Я сыт по горло. Скажи прямо: тебе не нравился Пол, поэтому ты его убил?

- Его?! Разве, его можно убить?! Ты что?! Вспомни Полицая, посмотри на меня.

- Тогда кто это сделал?

- Понятия не имею.

- Но как...

- Никак. Меня здесь не было почти три недели. О том, что его прикончили, я узнал только сегодня.

- От кого?

- Из надежного источника. Ошибки быть не может. Если б я не был в этом уверен, я бы сюда не заявился.

- Это ясно... А скажи, второго декабря Полицай к тебе приезжал?

- Нет, - твердо соврал Вадик.

- А звонил?

- Да.

- Он должен был приехать.

- Я так и понял. Знаешь, мне что-то не светило сидеть дома, чесать пятки и ждать Полицая с автоматом Калашникова.

- Ясно, - повторил Палыч, беспокойно заерзав в кресле.

Он сомневался. Убирать с дороги этого барана, добровольно посетившего офис, уже совершенно не хотелось, кем бы он ни был. Но и отпускать на все четыре стороны - тоже не с руки.

- А документы? Паспорт у вас есть? - спросил отец.

- Должен быть.

- Можно взглянуть?

- Дома мой паспорт. В следующий раз принесу, - пообещал Вадим.

- Где вы живете? Все там же?

- А я не живу. Со второго декабря, как только в городе объявился Полицай я как сопля в полете.

- Вы имеете в виду, второго декабря этого года?

- Ну да. Сам-то прикинь, поставь себя на мое место: приезжаешь на работу, а здесь - другая фирма или коммуналка. Ты едешь к своим друзьям, а их... Короче, если б вместо тебя посадили какого-нибудь Полицай Полицаевича, ты бы хорошо жил?

- Где же вы спали?

- В Таллинне. В твоей квартире на улице Маакри, дом два. Спал семнадцать суток подряд, чтобы вы с Полицаем не отправили меня на тот свет.

- На Маакри? В моем доме?

- В твоем, твоем. Дом два, квартира одиннадцать, третий этаж.

- Но как ты в нее попал? - Отцовский бюст вытянулся от изумления, очки сползли вниз.

- Через балкон. Форточка на левом окне.

- Я же сказал прохиндею Ромке по¬чинить форточку.

- Значит, не починил.

- Не может быть! Я говорил ему летом.

- Сочувствую.

- Еще что? Где ты еще был?

- Везде. В Сочи, Крыму. Москве, в доме под Мюнхеном.

- И это всё за две недели?!

- Нет, конечно, это до того как… С прошлого месяца у тебя на Гороховой висит портрет деда в гостиной. Видишь, я везде был.

Губы Палыча открылись, но он не ответил.

- Короче, реальный такой портрет, - продолжал Вадик, полтора метра в длину: мой дед на охоте стреляет фазанов - крутой дедушка. Я хотел его у тебя реквизировать, но ты зажал, не отдал.

- ... Не отдал?

- Неа.

Очки отца потихоньку доползли до кончика носа и упали на стол. Это вывело Илью Палыча из сомнамбулического состояния, в которое его вогнали откровения незнакомца.

"Тысяча и одна ночь, - понял он. - Что со мной? Что с ним? Кто он? Откуда столько понахватался? И, мать его, как он похож на свою мать!"

- С дедом у меня было больше общего, чем с тобой, - в резонанс с отцовскими размышлениями подвел черту Вадик.

"Действительно, - мысленно согласился папа, вспомнив старика Романова. - И на деда чертовски похож. Но на Ольгу - вообще - вылитая копия".

- Я человек земной, - виновато пробормотал Романов старший. - Ничего в таких штуках не понимаю...

- В каких штуках?

- Откуда ты все это знаешь? Может, ты гипнотизер? Экстра¬сенс? Кашпировский?

- Нормальный я! Нор-маль-ный!

- Не знаю даже... Ты что, ее... сын? Ольги?

- Я это тебе с самого утра пытаюсь втолковать. Рассказать, как вы познакомились?

- Ну, - кивнул Палыч.

- В метро. Ты только что вернулся со стажировки в Германии, тебе не с кем было переспать, ты спустился в подземку искать девочку. Ты обожал выходить из машины, спускаться в метро с десяткой в кармане и охмурять девчонок чисто собственным обаянием, - считал это круто, брать их не деньгами, не тем, что ты папенькин сынок, а, чисто, самим собой. Я знаю, это классно, потому что сам так делал. Но ты, короче, нарвался на мою маму, влюбился по уши и, чтобы удержать, рассказал ей о папе-прокуроре, своей партийной карьере, ну и... Вы поженились, сделали меня. Через семь месяцев мама умерла в больнице. Ты мне ни разу не говорил, из-за чего.