— Не улыбайтесь, мистер Ирвин. — Стар ссутулился и хмуро взглянул на Билла. — Я хочу сообщить вам нечто, не имеющее никакого отношения к тому, что произошло у вас дома. Но сперва ответьте на один вопрос. Вы были счастливы с женой?

Счастливы?.. Иногда у них бывали ссоры из-за расходов: «Дорогой, давай купим эту штуку, и черт с ними, с деньгами!» Частые споры с Мэри из-за ее работы и чувство тревоги (хотя он отказывался признаться в этом даже самому себе), что она отдаляется от него. Но, в общем…

— Да, сэр Норман. По-моему… мы были счастливы…

— Да? В таком случае заранее должен просить у вас прощения, мистер Ирвин… Мне придется причинить вам боль… — За дверью послышалось тихое царапанье. Стар встал и открыл дверь.

Рут Уэйн, когда Билл видел ее в последний раз, выглядела больной, однако сейчас у нее был вид умирающей. Темные пятна под глазами, восковое, прозрачное лицо, тонкие и сухие руки, лежавшие на подлокотниках кресла-коляски.

— Моя падчерица Рут, — произнес Стар, вкатывая коляску в комнату. — Рут отправила вам письмо, прося о встрече, но, узнав о несчастье с вашей женой, передумала. Вчера, когда вы позвонили, я был у Рут в комнате и убедил ее подтвердить то, что я сообщу вам. Не так ли, дорогая? Да? Спасибо. Мистер Ирвин, полиция правильно заявляет, что ваша супруга стала жертвой уличного движения, но не кажется ли вам странным, что это несчастье вообще могло произойти… Не кажется ли вам непонятным, почему здоровая, молодая женщина должна была так неосторожно выскочить на дорогу? Позвольте мне сказать, почему это произошло, хотя это и причинит вам страдание, мистер Ирвин. Ваша жена выбежала на дорогу перед грузовиком только потому, что находилась в шоке после перенесенного ею большого нервного потрясения. Ее только что оставил…

— Оставил?! Вы хотите сказать… — Билл уставился на Стара, но ответила ему женщина, сидевшая в кресле-коляске:

— Да, она была оставлена, мистер Ирвин, и произошло это потому, что я так потребовала. — К ужасу Билла, на лице Рут Уэйн появилось нечто вроде отблеска гордости. — Я потребовала этого, узнав, что ваша жена и мой муж были любовниками.

8

Любовница Джамбо! Билл простил бы Мэри все что угодно, только не это. Огромный детина, торжествующе прыгающий на теннисной площадке или с победным возгласом бросающийся в море! Мокрое от пота, ухмыляющееся лицо, нескончаемый поток пошлых анекдотов, прерываемых лишь приступами хвастовства.

Нет, Мэри не могла стать его любовницей. Мысль о том, чтобы громогласный Джамбо мог шептать Мэри нежные слова, показалась ему не просто отвратительной, но и нелепой.

И тем не менее она была любовницей Уэйна! Билл даже остановился на площадке, вспоминая, как выглядела Рут Уэйн, когда говорила ему об этом.

Конечно, Уэйн выполнил отданный ему приказ. Прежде всего, он позвонил Мэри из Фелклифа. «Моя дорогая… — наверное, он называл ее „дорогая“, — …брось все и немедленно приезжай сюда… Да, произошло нечто весьма важное».

Разумеется, она тотчас же отозвалась на его зов — собрала сумку и, бросив бумаги Вицлеба в квартире, помчалась на свидание… Расставание, наверное, произошло не сразу после того, как Мэри приехала в Фелклиф по вызову Уэйна. Ведь она провела там еще ночь. Может быть, это была их последняя ночь вместе перед тем, как он рассказал ей об ультиматуме Рут. Возможно, что утром она упомянула об изобретении Вицлеба, и в грязном умишке Уэйна сейчас же мелькнула мысль о возможности обеспечить себе безбедную жизнь. Ведь даже после разрыва с Мэри Рут могла прогнать его, и ему следовало позаботиться о будущем. Один телефонный звонок конкуренту Стара мог обеспечить его на всю жизнь.

Да, подозрения Стара, очевидно, правильны. Уэйн связался с конкурентом Стара, а потом еще раз позвонил Мэри в гостиницу, где она остановилась. Вот тут-то он, видимо, и сказал ей что-то вроде: «Между нами все кончено… ты мне больше не нужна… отправляйся к черту!» И это веселый, жизнерадостный Джамбо!

Будь он проклят, этот Уэйн, и будь проклята его Рут, если уж на то пошло! Конечно, он жалел ее, пожизненно прикованную к креслу-коляске, но сейчас, вспомнив выражение гордости на ее лице, подумал, что есть нечто неприличное в самом факте, что больная женщина отнимает жизнь у здоровой. Будь проклят и он сам! Если бы он не был таким плохим мужем, поглощенным собой и своим дурацким сочинительством, у Мэри никогда не возник бы роман с Уэйном, и она сейчас была бы жива.

Билл толкнул дверь и вошел в квартиру. Он ощутил знакомый запах соснового дерева, горячих труб отопления и лавандовой мастики, который показался ему сейчас более сильным, чем обычно. Очевидно, сегодня утром тут потрудилась миссис Кэрвер.

Древесина, трубы, лаванда… Но и что-то еще? Слабый, но какой-то острый запах, не смешивавшийся с другими. Запах дыма, дыма от трубочного табака. Билл закрыл за собой дверь и несколько минут стоял в прихожей, задумавшись о бумагах Вицлеба и о том, что Мэри могла спрятать их где-то в квартире. Хотя Стар и утверждал, что бумаги должны быть здесь, однако Билл сомневался в этом. В квартире не было ни укрытого в стене сейфа, ни секретных ящиков в столах, ни каких-либо иных тайников. Ведь он же прожил здесь почти четыре года, ему ли не знать этого…

Опять запах табака! Дверь в кабинет была приотворена, и в лучах солнца он увидел, что оттуда стелется и вьется дымок.

«…его хозяева, наверное, думают, что интересующие их бумаги находятся у вас, мистер Ирвин…» — снова прозвучало у него в ушах предупреждение Стара, и он инстинктивно насторожился. «… если дело обстоит действительно так, весьма вероятно, — что они вас убьют…» Он попятился было к выходу, но тут же подумал, что это ничего не решит. Он не ценил больше собственную жизнь и понимал, что не может избежать встречи с тем, кто курит в кабинете. На полочке справа от двери стояла бронзовая статуэтка Будды, которую они приобрели в прошлом году. Это была, вероятно, дешевая поделка из Бирмингема, но она понравилась ему тем, что широкое, улыбающееся лицо Будды источало какое-то спокойствие. Билл схватил статуэтку, ощутив какую-то уверенность от веса и твердости металла.

По коридору до кабинета было шагов десять, однако сейчас они показались Биллу целой милей, тем более что при каждом его шаге половицы предупреждающе скрипели. У порога он остановился, услыхав за дверью какое-то движение, и, высоко подняв статуэтку, пинком распахнул дверь. Лучи солнца, пробиваясь сквозь клочья табачного дыма, освещали письменный стол, пишущую машинку, книжный шкаф, столик и нагнувшегося над ним человека. Рослый, полный человек с брюшком, с револьвером в руке быстро повернулся к Биллу, бросившемуся было на него.

— Спокойно, мой мальчик, спокойно. — Огромная ручища, похожая на набитый кирпичами валик кушетки, выбила у Билла Будду и сдавила плечо. — Вот так-то лучше.

— Вы… вы… — заикаясь, пролепетал Билл, — я думал, что это…

— Вы приняли меня за грабителя? — Поуд хмуро взглянул на лежавшую, на ковре статуэтку. — Не следует так спешить и бросаться на людей… Эта штуковина могла бы причинить мне неприятности, если бы я не успел среагировать. — Поуд отошел к окну, и только теперь Билл разглядел, что он держит в руке не револьвер, а коротенькую черную трубку.

— Что вы делаете у меня? Как вы сюда попали? — спросил, наконец, Билл, не сводя глаз с Поуда и потирая плечо. Несмотря на свою полноту, Поуд был очень силен, и плечо Билла ныло, словно после удара палкой.

— Самым нормальным образом: ваша служанка впустила меня. Толковая женщина! К тому же она одна из моих поклонниц, не пропустим ни одной статьи, которые я в свое время написал для газеты «Кроникл». Она очень обрадовалась возможности познакомиться со мной лично и предложила мне чувствовать себя как дома, пока вы не вернетесь. Так я и поступил. — Поуд, ухмыляясь, взглянул на стол, где стояли бутыли виски и бокалы, и Билл понял, что он весьма старательно воспользовался приглашением миссис Кэрвер.