Лишь на пятый день он раскрыл глаза и все увидел. Аккуратно подоткнутые под него простыни, железная койка, белые стены маленькой палаты, черная няня, стоявшая у окна, и склонившееся над ним лицо, расплывшееся в улыбке.

— Ну, старина, вот вы и пришли в себя. Знаете, где вы находитесь? Знаете, кто я?

— Да, да, конечно, — ответил Билл, пытаясь сосредоточиться. — Я нахожусь в муниципальной больнице в Ист-Суррей, а вы — доктор Харбингер, доктор Реймонд Харбингер. Я вам очень благодарен, доктор, за все, что…

— Да? Хорошо! Даже очень хорошо. Я вижу, что сознание у вас работало. Да-с, Рей Харбингер к вашим услугам, но никаких благодарностей. Я получаю жалованье за свою работу здесь. — Толстыми пальцами он оттянул левое веко Ирвина, и лицо его приблизилось еще больше.

— Однако сейчас все это не имеет значения. Сейчас мне нужно знать вот что: вы можете сказать, кто вы и что с вами произошло? Не думайте, пожалуйста, что я излишне назойлив, но в случаях, подобных вашему, мы часто имеем дело с временной потерей памяти. Я хочу знать, как обстоит дело с вами.

— Да, разумеется. — Билл приподнялся на койке и кивнул. — Меня зовут Билл Ирвин. Я уезжал и к себе домой вернулся рано утром. В спальне оказался посторонний — вор, наверное. Его лица я не видел; он сильно ударил меня чем-то. Придя в себя, я услышал звонок и, открыв дверь, увидел двух полицейских. Я подумал, что они явились ко мне по поводу кражи, однако узнал от них, что Мэри — это моя жена — погибла. Ее сбил грузовик в Йоркшире. — Билл произнес все это скороговоркой. — После этого я, должно быть, снова потерял сознание.

— Да, конечно, вы испытали большое потрясение, и я вас понимаю, старина, — нахмурился Харбингер. — Но скажите мне, мистер Ирвин, вы можете вспомнить, что произошло, что вы делали до возвращения домой?

— До возвращения? — Билл закрыл глаза. Никакого значения этот вопрос не имел. Мэри не было в живых, вот что главное. Она переходила дорогу и попала под грузовик; во время их последней встречи они поссорились, так как он не хотел, чтобы она ехала в Фелклиф.

— Где же вы были до возвращения домой, мистер Ирвин? Что делали? — Голос Харбингера доносился откуда-то издалека.

— По-моему, меня не было дома несколько дней, — ответил Билл, усиленно напрягая память. Его автофургон, подпрыгивающий по ухабам дорог в Пеннинских горах, прогулки ранними утрами, шипение портативной газовой плитки и поджаривающегося на ней бекона, стук пишущей машинки и постепенно растущая стопа напечатанных страниц на столе. Он всегда наслаждался этим. Если даже его не удовлетворяло то, что он писал, вид растущей рукописи всегда доставлял ему удовольствие.

Но эта книга! Книга, дописать которую он и уехал! Книга, ознакомившись с конспектом которой, Макс Майер заявил, что она может стать лучшей из всего написанного Ирвином! Да, но ему казалось, что к нему она не имеет никакого отношения. Сидя за машинкой, он ловил себя на мысли, что позади него стоит кто-то, и рука этого другого стучит по клавишам.

— Да, я отсутствовал почти неделю, — продолжал он. — Моей жене понадобилось побывать по делам в Йоркшире, и я никак не мог написать конец романа и, взяв нашу колымагу, отправился путешествовать. Вы понимаете, по моему заказу там сделали постель, пристроили письменный стол. Уехал я в среду и отсутствовал… — Он покачал головой. — Сколько времени я уже здесь, доктор?

— Одну минуту. — Харбингер взглянул на часы. — Да, почти четверо суток и два часа. Вас доставили сюда утром одиннадцатого с сотрясением мозга, в состоянии сильнейшего нервного истощения. Вас весьма основательно стукнули по голове. Рентген показал небольшое внутреннее кровоизлияние. Однако беспокоиться нет основания, и я с удовольствием могу констатировать, что все это у вас скоро и бесследно пройдет.

Билл заметил, что Харбингер кивнул няне, та распахнула дверь, и в палату вошел худой, ничем не примечательный человек лет двадцати пяти. В руках у него был блокнот; выглядел он несколько смущенным.

— Познакомьтесь, сержант Хикс из местной полиции. Он хочет поговорить с вами. — Харбингер словно представлял их друг другу в компанейской обстановке наполненного табачным дымом бара или клуба.

Хикс придвинул стул и сел.

— Здравствуйте, мистер Ирвин. Извините, что мне приходится беспокоить вас во время болезни, но есть один-два вопроса, которые инспектор просил меня выяснить. Вы не возражаете, сэр?

— Конечно, нет. Как я полагаю, вы хотите выяснить кое-что о попытке ограбления?

— Ограбления? — В эту минуту Хикс выглядел еще более юным и выражение смущения на его лице усилилось. — Нет, сэр. Мы хотели бы уточнить, что вы делали и где были перед возвращением домой.

— Что я делал и где был? — переспросил Билл, усиленно пытаясь вспомнить. — Нет, не помню, сержант. Честное слово, не знаю. — Вообще-то говоря, это соответствовало действительности. Перед его мысленным взором мелькнули картины узких дорог, пологих склонов, поросших вереском невысоких холмиков, деревень, горбатого моста, через который он проезжал, покупка продуктов, но все это было как-то бессвязно, без всякой последовательности. — Вы понимаете, я ехал, куда глаза глядят, и останавливался в любом месте, где мне казалось возможным поставить машину и поработать.

— Понятно, сэр. — Хикс аккуратно отметил в блокноте что-то. — Ваш издатель мистер Майер сообщил нам, что именно так вы, вероятно, провели это время. Во всяком случае, нам известно, что к десятому вы закончили свой роман и почтой отправили издателю. Это так, сэр?

— Видимо, так. — Билл смутно припомнил почтовый ящик я деревне, и гряду невысоких холмов вдали, и пакет с рукописью, который ему удалось с трудом протолкнуть в прорезь, глухой удар при падении на дно ящика, но все это видалось ему словно сквозь дымку. Черт возьми, да он сейчас ни в чем не может быть уверен!

— Это мы установили точно, сэр. Мистер Майер сообщил нам, что получил вашу рукопись одиннадцатого. Однако нас интересует ваш маршрут при возвращении домой. Вы случайно не ехали через Фелклиф, где находилась ваша супруга и…

— …где она погибла? — Где-то далеко в его сознании было нечто такое, что ему необходимо было вспомнить, но он никак не мог сделать это. Память подсказывала ему лишь движение дворников на ветровом стекле, освещенную светом фар извилистую мокрую дорогу и скрежет выхлопной трубы о мостовую.

— Нет, я не мог оказаться в районе Фелклифа, ведь это совсем в стороне от моего пути. Кроме того, насколько мне помнится, я не думал, что моя жена все еще там.

— Понимаю, сэр. — Хикс сделал еще заметку в блокноте. — Ну, а теперь о воре, который, как вы полагаете, ударил вас. Мы очень тщательно обыскали квартиру и, должен признать, никаких следов посторонних лиц там не обнаружили. Нигде ничего не взломано и, судя по словам вашей служанки, из квартиры ничего не исчезло.

— И все же там кто-то был. Я же видел его перед тем, как он ударил меня. — Билл попытался сесть на койке. Ему внезапно показалось, что сейчас на свете нет ничего важнее, как убедить Хикса в достоверности его рассказа.

— С вами произошло, видимо, следующее, — продолжал сержант. — Вы вошли в спальню и запнулись о коврик, лежавший около туалетного столика, — ведь перед этим вы очень много выпили, не так ли? Падая, вы ударились головой о стоявшие на полу домашние весы — на них обнаружена кровь. Приблизительно часа через три вы начали приходить в себя, но сознание еще не совсем вернулось к вам. Затем вы открыли дверь. Это пришли полицейские сообщить вам о несчастье с вашей женой, вы, разумеется, ничего еще не знали об этом. Припоминаете?

— Да, это я помню. — Билл закрыл глаза и вспомнил, как именно все происходило. Кровь, запекшаяся на белой эмали. Все еще горевшее в спальне освещение и нечто, словно молоток, стучавшее у него в голове. Затем звонок. Вначале он даже подумал, что это его воображение, нечто связанное с тупыми ударами в голове, однако звонок не прекращался, и, в конце концов, он заставил себя притащиться к двери.