Перенестись из состояния бодрствования в состояние сна в общем означает не что иное, как поменять прозаический мир действительности на фантастические несуразицы. Вместе с тем можно с уверенностью утверждать, что три человека, которые тем утром, как раз когда начинали петь птицы, легли вздремнуть, не пережили в стране снов ничего, что сравнилось бы с фантастическими событиями, которым они были свидетелями предыдущей ночью и которые наблюдали собственными глазами.

Глава девятая

На следующий день Пол был внизу задолго до того, как туда спустились мисс Ладингтон и Ида. Он как раз сидел внизу в галерее, которая соединялась застекленными дверями с комнатой для гостей, когда внезапно услышал вскрик. В тот же момент в галерею ворвалась Элен, служанка. Лицо ее было бело как снег. Судя по всему, она убирала в комнате для гостей.

— Что случилось? — спросил Пол.

— Я только что видела привидение! Это точно! — задыхаясь, выпалила Элен. — Я встала на стул, чтобы стереть с картины пыль, как я делаю это каждое утро. Оглянувшись случайно, я увидела стоящей в дверях как раз ту девушку, которая изображена на картине. Она точно так же улыбалась, как на портрете, и была такой же радостной. Вот тут-то я от испуга вскрикнула и бросилась вон из комнаты.

Когда она еще продолжала говорить, в галерею вошла Ида. Завидев ее, служанка с неимоверной быстротой спряталась за Пола и прошептала:

— О Господи, да это же она, клянусь жизнью!

Когда же она заметила, что Пол, вместо того чтобы разделить ее ужас, дружески поприветствовал привидение, на ее лице появилось столь комичное выражение полной растерянности, что Ида рассмеялась, а за нею начал смеяться и Пол.

— Это не призрак, Элен. Эту даму зовут мисс Ида Ладингтон. Она наша родственница, приехавшая сюда минувшей ночью, чтобы пожить с нами.

— Надеюсь, вы не обиделись, мисс, что я приняла вас за призрак? — смущенно сказала Элен. — Но уверяю вас, вы — точная копия девушки с портрета, а я не знала, что в доме находятся родственники хозяйки.

С этими словами девушка вышла, чтобы поделиться на кухне своим приключением.

Судя по тому, как теперь выглядела Ида, она была более спокойна, чем предыдущей ночью. В ее поведении не было более и следа возбуждения. Пол поинтересовался, как она спала.

— Мне почему-то кажется, что вы видели удивительные сны.

— Нет, я вообще ничего не видела во сне. Просто спала здоровым, глубоким сном, — возразила она. — Но утром, когда проснулась и увидела обычную обстановку комнаты, в которой спала прежде, — те же книги, картины, мебель… все то же, что и всегда, — то мне пришлось посидеть некоторое время спокойно, чтобы привести в порядок свои мысли и попытаться вспомнить, что же со мной случилось. И хотя я помню все достаточно хорошо, осознать случившееся было достаточно трудно. Потом я встала и подошла к окну. Из него можно видеть дом для проведения деревенских собраний, здание школы и дома соседей. И все выглядит точно так же, как я привыкла это видеть в течение всей своей жизни, начиная с раннего детства. На все это я всегда смотрела из этого окна… Мне пришлось вновь сесть и еще раз хорошенько поразмыслить, прежде чем я поверила, что действительно нахожусь в Хилтоне и что события прошедшей ночи не приснились во сне.

Все это Ида рассказала тихим, размеренным голосом, который был, очевидно, следствием строгого самоконтроля. Это произвело на Пола большее впечатление, чем если бы она позволила себе каким-либо образом проявить душевное волнение.

Вскоре в зале появилась мисс Ладингтон. Лицо ее было бледно и обеспокоено, однако его черты сразу же смягчились, и она улыбнулась, завидев Иду.

Мисс Ладингтон практически не спала. После того как она легла, ее начала мучить мысль, что Ида может поутру исчезнуть столь же таинственным образом, как и появилась. Измученная, она наконец заснула. Проснувшись вскоре, она отправилась сразу же к Иде. Не обнаружив девушки в комнате, полная самых страшных предположений, она поспешила вниз.

Сразу после завтрака мисс Ладингтон повела Иду наверх. Дело в том, что за столом ей рассказали об ошибке Элен — если это только можно было назвать ошибкой. Поэтому мисс Ладингтон сочла за благо предложить Иде поменять ее белое платье, сшитое по моде пятидесятилетней давности, на одно из ее собственных платьев. Таким образом, полагала она, удастся избежать чрезмерного любопытства слуг. Ну а позже нужно будет выбраться в город и пополнить гардероб всем необходимым.

Как оказалось, смена платья была не просто желательна, но явно необходима. Платье Иды, которое предыдущей ночью ничем не бросалось в глаза и материал которого был неотличим от любого другого материала, внезапно начало странным образом расползаться. Ткань оказалась на удивление ломкой и непрочной. При малейшем касании материал распадался и сыпался, а если кусочек материи брали в руки и терли между пальцами, он превращался в мельчайшую пыль. Судя по всему, Иде не удалось бы проходить в этом платье еще хотя бы день.

То платье, на которое заменили необычный наряд Иды, было пошито для хозяйки дома еще в те годы, когда она была существенно моложе и здоровее, чем теперь. Несмотря на это, пришлось изрядно потрудиться, чтобы приспособить его к ладной фигуре девушки. Как и все прочие туалеты мисс Ладингтон, включая и самые новые, это платье было сшито из черной ткани. И как ни хороша была Ида в своем белом платье, надетый ею траурный наряд лишь еще более подчеркивал ее красоту и очарование. Нежность кожи, чистота линий молодого лица и мерцание блестящих золотых волос только выигрывали благодаря темному цвету платья.

На весь день Пол был предоставлен самому себе. Большую часть времени дамы провели наверху, в одной из комнат, которую мисс Ладингтон отвела под коллекцию всяких реликвий, связанных с различными периодами ее жизни, начиная с раннего детства.

— Пойдем, — сказала она Иде, — я хочу познакомить тебя с другими членами нашей семьи. Пусть тебе будут знакомы и другие мисс Ладингтон, которые носили это имя в период между твоим возрастом и моим.

Так как мисс Ладингтон была у своих родителей единственным ребенком, то ее костюмчики, игрушки, учебники и прочие вещи не переходили к младшим братьям и сестрам, благодаря чему избежали возможного уничтожения. Ей не составляло особого труда сохранить их, так что теперь это было достаточно большое собрание, включавшее в себя образцы одежды различных времен, даже пеленки, и так до черных платьев последних лет.

Начиная с времен юности, соответствовавшей возрасту Иды, число и значимость реликвий пошли на убыль, и в течение долгих последующих лет они состояли в основном из отдельных предметов туалета и фотографий, в среднем по две в год, собранных строго по порядку. В общем и целом тут было не менее пятидесяти фотопортретов, снятых приблизительно за 37 лет, начиная с дагерротипа, представляющего мисс Ладингтон в возрасте 25 лет. Эту портретную галерею завершала фотография, сделанная в прошлом месяце. Между дагерротипом и последним снимком было так мало общего, что случайному человеку едва ли могла прийти на ум мысль, что на них запечатлена одна и та же женщина.

Можно было предположить, что мисс Ладингтон придавала большое значение постепенному — год от года — изменению своей внешности. Каждое из смотрящих с фотографий лиц отличалось от остальных своим выражением и какими-то неуловимыми особенностями. Каждое из них представляло личность, которая пусть немного, но отличалась от предшествующей или следующей за нею, так же как и от любой другой личности, живущей на Земле.

И вот теперь, когда седая голова старой дамы и покрытая золотистыми локонами головка девушки склонялись радом над фотографиями, чтобы рассматривать их одну за другой, мисс Ладингтон рассказывала все, что еще могла вспомнить об отдельных особенностях и жизни каждой из запечатленных на фотобумаге личностей.

— И верно, мне почти что нечего рассказывать о них, — рассуждала она. — Жили они очень тихо. Жизнь их была весьма бедна на какие-либо события. Так что, помимо нас с тобою, для любого другого человека были они абсолютно неинтересными людьми. Все они всегда одевались в черное и отличались унылым выражением лица. Но каждая из них находила утешение в мыслях о тебе. Эти мысли одновременно порождали и глубочайшую скорбь, поскольку все непременно полагали — ты можешь мне в том поверить, — они были уверены на все сто процентов, что ты мертва, мертва без какой-либо надежды на воскрешение.