Одним словом, когда волшебник вышел из номера обратно в мрачный коридор, то твёрдо решил, что не станет сейчас размышлять ни о старинном ноже, ни о белых цветах оницы, ни о рыжем локоне. Но разве можно не думать о том, о чём старательно сам себе запрещаешь?

— Волшебник, я знаю, ты можешь помочь… — дрогнувшим голосом шептал мужчина с молодым лицом и невыразимо древними глазами, — так помоги!

И эльф перегнулся через грубо сколоченный стол, стараясь приблизиться к собеседнику и заглянуть ему в глаза.

Торой сидел в уголке, возле стены. Лицо его терялось в тени, и на свету оставались только руки, то так, то эдак поворачивающие деревянную кружку с элем.

Маг сидел и думал о том, как похож зал этой портовой таверны, расположившейся у старого мола, на залы десятков, если не сотен, иных заведений в которых ему приходилось жить последние годы. Вот разве что столики здесь были как нельзя более удачно отгорожены друг от друга скамьями с высокими спинками. Благодаря этому посетители (а они, как вы понимаете, в портовых забегаловках самые разношёрстные) могли спокойно вести разговоры на самые туманные темы. Поэтому-то таверна под названием «Сирена» не пользовалась хорошей репутацией — о чём может договариваться сомнительная публика в такой располагающей ко всякого рода тёмным делишкам обстановке? Собственно, именно по этой же причине, в «Сирене» всегда было многолюдно.

И, именно тут, в прокуренном и пропахшем морской солью питейном зале, частенько можно было увидеть, как купцы, провозящие контрабандный товар, вполголоса торгуются с покупателями или как закутанный до самых глаз в бесформенный плащ посетитель о чём-то шепчется с дюжим матросом (рожа последнего, как правило, бандитская). Но происходящее рядом мало интересовало Тороя. Он сидел над кружкой эльфийского эля и безразлично смотрел, как догорает, истекая воском, свеча. Кстати, вместо подсвечников хозяин таверны наловчился применять бутылки из-под рома.

— Волшебник… — опасливо оглядываясь по сторонам, снова зашептал эльф. — У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Низложенный маг с интересом посмотрел в древние, словно бушующий за стенами «Сирены» океан, глаза. На какой-то миг ему показалось, будто в них мелькнуло нечто вроде мольбы. Впрочем, это было лишь игрой воображения, усугублённой пляской теней. Потому-то Торой вновь безразлично пожал плечом.

Йонех нервно хрустнул суставами тонких пальцев, суетливо покрутил широкое серебряное кольцо, украшающее мизинец, и продолжил:

— Много лет назад брат передал мне старинную реликвию. Он вручил её со словами: «Когда само существование нашего рода окажется под угрозой — отдай эту вещь тому, кто сможет всё исправить». И вот, время пришло, хотя я всей душой надеялся не дожить до этого скорбного дня.

Торой в очередной раз поразился цветистости оборотов. Ну, надо же, род Йонеха, того и гляди, замкнётся на одном единственном наследнике — лефийце, а старейшина тем временем рассыпается в витиеватых сожалениях, расписывая своё бедственное положение. Всё-таки эти эльфы — странный народ.

Волшебник неопределённо повёл бровями:

— Йонех, давай без пафоса. И не пытайся меня разжалобить. Вдруг твоя реликвия и дилерма ломаного не стоит.

Эльф, уязвлённый в самое сердце, поджал губы, но, тем не менее, сказал:

— Это Рунический нож. И ценность его нельзя исчислить деньгами.

Торю стоило немалых усилий сохранить невозмутимость, однако он выстоял. Эльф, внимательно вглядывающийся в размытое потёмками лицо собеседника, кажется, даже удивился подобному хладнокровию. Во всяком случае, уважения в его взгляде прибавилось.

А молодой маг, по-прежнему невозмутимый, отхлебнул эля, посмотрел на тлеющую в бутылке свечу, пожевал губами и, наконец, спросил:

— Откуда же у твоего брата взялась этакая вещица?

Йонех тонко улыбнулся:

— Прости, волшебник, но это не твоё дело.

— Очень ошибаешься, — холодно заверил его Торой, — как раз моё. Совершенно не хочу получить бестолковую железку под видом древнейшей реликвии.

Теперь эльф открыто усмехнулся:

— Никому не веришь?

— Никому.

Остроухий проситель с пониманием кивнул, и две тонкие косички у его висков качнулись в такт движению:

— А моей клятве бессмертного поверишь? — спросил он.

Торой задумался лишь на мгновение:

— Клятве эльфа, пожалуй, поверю.

— Тогда клянусь тебе перед лицом Вечности, что нож, какой будет отдан тебе в уплату за проведение обряда над моим потомком, и есть настоящий Рунический нож, на который я, после исполнения таинства, не стану притязать.

Низложенный чародей поразмыслил, прикидывая, мог ли эльф произнести клятву таким образом, чтобы она получила ещё какое-то значение. И лишь решив, что подвоха нет, маг согласно кивнул:

— По рукам.

Как водится, у бессмертного народа есть свои горести, отличные от человеческих. Вот и Йонеха не миновала страшная эльфийская беда, исправить которую по силам только очень сильному (и далеко не белому) чародею.

Именно поэтому древний маг так долго и много рассказывал Торою об эльфийской истории и генеалогии. Низложенный волшебник, хотя и не вынес из лекции ничего нового, но собеседника слушал внимательно — помалкивал да потягивал эль, вдыхая терпкий запах моря, пропитавший здешние стены.

Йонех вдохновенно, даже с некоторой патетикой, рассказывал о том, каким важным для эльфов является сам факт продолжения рода. (В этот момент пятеро матросов за соседним столом разразились громогласным хохотом. Остроухий маг поморщился, но речь продолжил так же гладко и даже не запнулся.)

Как правило, все эльфы волшебники — кто-то сильнее, кто-то слабее. Но ни один эльфийский старейшина не может спокойно жить, не подготовив себе достойного преемника — наследника, превосходящего его в Силе. Если таковой не появляется в течение нескольких поколений, это означает только одно — род угасает, то есть медленно готовится исчезнуть, поскольку меркнущие способности к волшебству означают постепенное вырождение. А раз так, то вся бессмертная династия, какой бы она древней ни была, постепенно утрачивает свою влиятельность на политической и магической аренах.

И вот Йонех, уважаемый эльф и известный маг, уже несколько столетий тщетно ждёт появления на свет преемника — многочисленные дети, внуки и правнуки (а также ещё много раз прапра) с каждым поколением рождаются один слабосильнее другого.

Конечно, Йонех оказался в сложнейшей ситуации — враги ликуют, недоброжелатели злорадствуют, друзья сопереживают, родственники паникуют, понимая, что ещё несколько столетий и их прославленная фамилия сгинет из магических кругов во веки веков. Между тем, у одного из многих праправнуков Йонеха (уже, кстати, совершенно не владеющего Древней магией) в результате мезальянса с человеческой девушкой родился сынишка — лефиец. Мать умерла в родах, а незаконнорожденный отпрыск остался на руках у похотливого остроухого папаши. Как всегда бывает в таких ситуациях, ребёночек наследует от бессмертного родителя что-то одно — либо вышеозначенную остроухую внешность, либо бессмертие. Так получилось и в этом случае — мальчик родился точной копией отца.

Но вот что интересно — у новорожденного, появившегося на свет в лачуге старой деревенской повитухи, проявились выдающиеся способности к магии. От ребёнка исходили столь сильные пульсации Силы, что папаша, до сей поры умалчивавший интрижку, бросился к прародителю. Старый интриган Йонех быстро сообразил, что способности к магии ребёнку достались никак не по отцовской линии (от папаши на долю дитяти пришлись, как в таких случаях говорят сами эльфы, «одни только уши»).

Итак, было принято решение выдать до поры, до времени ушастое чадо за эльфа. Для этого Йонех заставил своего прапраправнука и его жену усыновить плод порочной страсти. Было разыграно настоящее представление с сокрытием беременности, дабы никто не заподозрил обмана (благо прапрапра и его благоверная жили, почитай, на самых задворках Фариджо в собственном имении — тихо и обособленно). Короче, судьба явно улыбнулась старому эльфу, и его род вновь оказался в центре внимания эльфийской общественности, разом обретя прежнее влияние.