К несчастью, чероки оказались жертвами самого несправедливого захвата земель, в истории молодого государства Соединенных Штатов Америки, и их переселение было частью мечты всей жизни бывшего президента Эндрю Джексона, а он еще обладал сильной властью. Миссия вождей в Вашингтоне заранее была обречена на неудачу.

Хотя Роберт нашел условия в лагере устрашающими, худшее было впереди. Он оставил Бена Каллони и объезжал вокруг различных «загонов», когда пригнали пешком партию растрепанных индейцев. Их гнали перед собой всадники из добровольцев, которые, казалось, были сильно не в духе.

У всех мужчин этой партии были связаны руки, а у некоторых на голове и лице зияли безобразные раны. Роберт заметил, что и некоторые женщины тоже были растрепаны и избиты до крови, и одна из них особенно привлекла его внимание. Высокая, она шла босиком по пыльной дороге с таким достоинством, что даже следы побоев на лице не умаляли его.

Когда Роберт попытался приблизиться к прибывшей партии, один из сержантов-добровольцев преградил ему путь, сказав:

— Интересно, куда это ты идешь?

— Поговорить с этими индейцами. Некоторым из них, наверно, нужен врач.

— Это тебя не касается. Они беглые, скрывались в Туманных Горах. Капитан сказал, что к ним не велено никого подпускать. Они — нарушители порядка.

Кое-кто из приятелей сержанта стали собираться вокруг них, и тут уж было не до смеха. Годы жизни в горах научили Роберта тщательно взвешивать все свои поступки, а в данный момент ситуация складывалась явно не в его пользу.

Пожав плечами, он сказал:

— Я полагаю, это вам нужно из-за них беспокоиться, а не мне. — И отъехал с полным безразличием на лице, на самом деле внимательно отметив группу индейцев, к которой присоединили беглецов.

Тринадцать тысяч чероки, которых вели в Колхаун, были разделены на тринадцать групп, каждую из которых охраняли солдаты, количество которых соответствовало по крайней мере половине численности индейцев.

Позднее, вечером, Роберт все еще помнил об индейцах-пленниках, которых пригнали добровольцы из Теннесси. Одно лицо навсегда врезалось ему в память — лицо девушки, все избитое до синяков. Решив разузнать, что произошло с ними, он пришел в ту группу, к которой присоединили беглецов. К своему удивлению, он нашел там проповедника индейцев чероки. Проповедник вел молитвенное собрание, и Роберт дожидался конечного «Аминь!», прежде чем спросить на индейском наречии — все ли в порядке с индейцами, которых привели в эту группу днем.

— Это вас не касается, — ответил проповедник на прекрасном английском.

— Я приехал с Беном Каллони в качестве переводчика — хотя, кажется, во мне нет никакой нужды, — объяснил Роберт. — Я видел, как солдаты привели нескольких пленников, но они были не более разговорчивы, чем вы.

— Простите. — Проповедник вдруг переменил отношение к нему. Протянув руку, он представился: — Элайя Браун. Я был священником в баптистской церкви в Эчоте, пока правительство Эндрю Джексона не решило переселить нас на Запад. Если бы я знал, что вы — друг Бена Каллони, я бы вел себя иначе. Он хороший друг моему народу.

Проповедник провел рукой по лицу.

— Я слишком долго был зол, священнослужителю не пристало испытывать такие чувства. Сегодня мой гнев еще больше усилился, когда добровольцы из Теннесси привели наших людей из Туманных Гор.

— Они привели чероки, которые решили остаться там, где жили. Я понимаю: для них уйти с насиженных мест нелегко.

— Добровольцам не следовало бы идти в горы. Они поймали троих молодых мужчин-индейцев, которых обвинили в войне против поселенцев, и пригрозили их повесить, если остальные окажут сопротивление. Это большая семья, и они пожертвовали собой, чтобы спасти своих мужчин, но добровольцы все-таки повесили их. К тому времени, когда молодые женщины добрались до этих мест, они уже жалели, что их не повесили тоже. А ведь нашим людям говорили, что о них будут заботиться в этом долгом путешествии за тысячу миль. Сколько из нас доберется до этих новых земель живыми?

Роберт не сомневался, что проповедник рассказал ему правду. Он и сам подозревал, что здесь что-то нечисто, когда сержант добровольцев из Теннесси не разрешил ему поговорить с чероки.

— Как имя офицера, который отвечает за переселение?

— Генерал-майор Скотт, но он сейчас у пристани, наблюдает за переправой первых чероки через реку.

Пристань Хантер была на реке Теннесси, за сто миль отсюда, если идти по извилистой горной дороге.

— Могу я поговорить с кем-нибудь из людей, которых поймали в Туманных горах?

— Чего вы добиваетесь? Что сделано, то сделано…

— Между этим местом и индейской территорией лежат сотни миль, и постепенно такие злодеяния войдут в привычку, если не положить вовремя этому конец — и сразу же. Но перед тем, как я решу, что делать, я хочу услышать из первых уст о том, что произошло.

— Зачем вам вмешиваться во все это? Добровольцы — это ведь ваши люди. Мы же — просто индейцы.

Роберт Маккримон и сам задавал себе тот же вопрос. Неужели только из-за лица хорошенькой девушки-индианки, которое было сплошным синяком и которое он никак не мог забыть? О нет, другие воспоминания нахлынули на него.

— Священник, я не из штата Теннесси. Я родился на земле, которая зовется Шотландией, за тысячи миль отсюда. Много лет назад другая страна провозгласила право управлять Шотландией, и еще мальчиком я разговаривал с теми, кто проиграл тогда последнюю битву за ее независимость. Мне рассказывали, что тогда люди страдали так же, как теперь страдают индейские мужчины и женщины. А потом моей семье и многим таким же, как и мы, сказали, чтобы мы уезжали куда-нибудь, потому что наша земля понадобилась под пастбища для овец. Многие не хотели уезжать, но они их вынуждали — точно так же, как и ваш народ. Очень много народу просто погибло, как, например, семья моей жены. Многих принудили уехать из страны. Вот почему я сам теперь в Америке.

Роберт не привык так много говорить, а уж тем более анализировать свои чувства.

— Возможно, это вам кое-что объяснит, почему я лезу в ваши дела, священник Браун. И одно я знаю с уверенностью — мне не нравится, когда с народом обращаются подобным образом. Но все равно, я привык все взвесить и проверить оружие, прежде чем ввязаться в драку.

— Понимаю. — Священник Браун положил руку на плечо Роберта, выражая таким образом свою симпатию. — Пожалуй, я могу познакомить вас с кем-нибудь из пострадавших, чтобы рассеять все ваши сомнения.

Солдатам, охранявшим чероки, было приказано не позволять, чтобы индейцы покидали свой загон, но индейский проповедник и Роберт вошли туда беспрепятственно.

Группа беглецов была там, а когда священник негромко позвал: «Нэнси!», девушка с синяком на лице подняла голову в ответ на его зов.

— Нэнси, это Роберт Маккримон. Он хочет помочь нам, но сначала ему необходимо узнать из первых рук, что случилось с тобой и другими, когда вы сдались добровольцам.

— Все очень просто… но ведь и мы все очень простые люди, если до сих пор верим тому, что говорят нам белые. Нам сказали, что, если мы не сдадимся, добровольцы повесят моего брата и еще двоих моих родственников. Мы сдались, но сержант все же повесил их. Он сказал, что нас и так много в холмах, а пусть другие знают, что он человек дела. Вы хотите нам помочь, сержант тоже так говорил.

Нэнси повернулась к Роберту, чтобы показать свой синяк, осторожно коснувшись его кончиком пальца.

— Вот что случилось, когда я ответила, что не нуждаюсь в его помощи. Он сказал, что я слишком много о себе понимаю, для индейской девушки. Когда я его ударила, он позвал еще двоих своих товарищей, которые держали меня, когда он мне «помогал». А потом он держал меня, когда те другие мне «помогали». Я надеюсь, вы простите меня, что я не слишком радуюсь, когда вы тоже предлагаете мне «помочь».

Роберт почувствовал глубокое омерзение, и это чувство было для него внове. Ему доводилось видеть женщин, испытавших на себе насилие. Конечно, многие первопроходцы считали само собой разумеющимся то, что если они неожиданно встречались с небольшой группой недружелюбных индейцев, то убивали мужчин и насиловали женщин. Многие индейцы точно так же поступали с белыми женщинами. Но, слушая то, что пришлось перенести этой очевидно хорошо образованной девушке из племени чероки от рук добровольцев из Теннесси, Роберт испытал давно забытые чувства. Пробормотав совершенно невпопад какие-то замечания, он сбежал. На обратном пути случайно натолкнулся на индейского священника.