Приняв такой курс действий, генерал Скотт навлек на себя гнев экс-президента Эндрю Джексона. Гневные письма шли из Эрмитажа, дома Джексона в Теннесси, в Вашингтон, но Скотт твердо стоял на своем. Вожди чероки поведут своих людей в новые земли, сопровождаемые, несомненно, армией.

С отъездом сержанта и его людей из Теннесси для чероки наступили некоторые положительные перемены, но гораздо более весомые враги вступали в союз против них — время и погода.

В Вашингтоне вожди чероки надеялись вступить в союз со временем, ожидая что симпатии нации сослужат им хорошую службу. Откладывая отъезд своих людей как можно дольше, они надеялись, что настанет зима, и переселение станет невозможным до наступления весны. К тому времени они смогут привлечь внимание общественности и добиться отмены переселения. Но этому не суждено было случиться. Официальная политика ужесточалась, и время, вместо того чтобы стать потенциальным другом, превратилось во врага.

Уже был сентябрь, а чероки все еще не были готовы к переселению. Среди них было много больных, а по всей стране распространилась сильная засуха. Еду и корм для скота невозможно было собрать.

Только в октябре первая из тринадцати групп начала путешествие: тысяча индейцев чероки прощались со страной, которая дала им рождение их нации, дом для бесчисленных поколений их предков. Они отправились в путешествие в полном молчании, только дети поворачивались и смотрели назад.

Нэнси и ее семья были в седьмой группе. Священник Элайя Браун заботился об этой партии и попросил Роберта сопровождать их, надеясь, что шотландец сможет охотиться для них, поскольку собственные запасы истощились во время продолжительной стоянки к востоку от реки Теннесси. Но Роберт отказался. Он зашел так далеко только из-за Бена Каллони, потому что думал, что потребуются его услуги в качестве переводчика. Казалось, в них не было надобности, и поэтому он решил отправиться домой, в Миссури.

Однако мысль о доме, о том, что скоро он забудет всю эту неразбериху и увидит свою семью, больше не вызывала трепета ожидания. Конечно, он очень хотел встретиться со своим сыном. Ему бы следовало вернуться много лет назад… И в то же время он не мог отбросить чувство, что бросает людей, которые нуждались в помощи, и он мог бы ее им дать.

Роберт сидел у реки, куря тонкую коричневую сигарку. Последние чероки, отъезжающие в тот день, уже были на середине реки на своих плоскодонках. Те, кто переправился через реку раньше, образовали на другом берегу длинную цепь повозок, мулов, волов, медленно извивающуюся в направлении запада. Роберт почувствовал, что он является свидетелем исхода целого народа.

Вдоль всего берега реки тысяча чероки сидели в полном молчании, наблюдая своих переправляющихся соплеменников, зная, что в скором времени наступит и их черед. Многие старики индейцы были завернуты в одеяла. Погода становилась все холоднее, даже здесь.

Роберт почувствовал какое-то движение рядом, но не обратил на него внимания, пока не услышал спокойный голос:

— Вы так и будете сидеть тут, наблюдая, пока мы все не уйдем, мистер Маккримон?

Роберт посмотрел вверх и увидел Нэнси, индейскую девушку из племени чероки. В первый раз она захотела поговорить с ним, после их первого разговора в день ее прибытия, хотя он иногда случайно и встречался с ней в лагере пленников. Синяки на ее лице прошли, и он подумал, что она, возможно, была самой красивой девушкой, какую ему приходилось видеть когда-либо.

— Священник Браун сказал, что вы не будете сопровождать нас в нашу новую землю. Должно быть, это очень приятно — иметь выбор и делать то, что хочется, и идти туда, куда хочешь.

— Ваши люди могут спокойно обойтись и без меня. Я пойду туда, куда направлялся до того, как Бен Каллони настоял, чтобы я поехал сюда с ним.

— И куда же? — Нэнси присела на корточки рядом с ним и выдернула с усилием засохшую травинку, которую стала вертеть в руке.

— Миссури — Озарк.

— Кажется, мой отец говорил, что мы будем проходить близко от плато Озарк?

— Возможно. Вы можете выбрать несколько дорог, но я поеду несколько быстрее вас. Я хочу попасть домой до зимы. Меня там ждет десятилетний сын. Когда я видел его последний раз, он еще был в пеленках. Я хочу провести зиму вместе с ним и узнать его поближе.

— О! Тогда конечно. Вы должны ехать. — Нэнси выбросила травинку. Она упала в реку, и ее подхватил маленький водоворот. — Ваша жена тоже ждет вас десять лет?

— Она умерла родами. Мальчика растит мой отец, а ему помогает мачеха и ее дочери.

— Мальчику нужен отец. Вы слишком долго вдали от него, но и моим людям вас будет тоже не хватать. Мы недолго были с вами знакомы, но вы показали себя хорошим другом чероки. Я так и не поблагодарила вас за то, что вы сделали для меня и моей семьи.

— Какая уж тут благодарность. Этих добровольцев нужно было бы отдать под суд и повесить за то, что они сделали. — Одно только напоминание о своей плохо удавшейся, как он считал, миссии разозлило Роберта.

— Месть ничего не изменит. Единственное, что имеет значение, — это то, что вы и генерал Скотт по крайней мере хоть что-то захотели предпринять.

— Бена это тоже волнует. Он позаботится о вас в дороге.

Но Бену Каллони больше не пришлось ни о ком заботиться. Следующим утром, когда Роберт укладывал свои походные мешки, готовясь к отъезду, он получил известие о смерти первопроходца.

Бен уехал с одной из первых партий, за десять дней до того. Он намеревался обследовать дорогу, чтобы обеспечить каждой группе индейцев достаточную скорость продвижения. К несчастью, рано наступившие холода губительно подействовали на легкое, которое было повреждено у него пулей мексиканского мушкета у Сан-Джасинто. У первопроходца началась пневмония, и через сутки он умер.

Индейцы и солдаты отдали ему последнюю дань уважения, похоронив у дороги, и каждая проходящая мимо партия чероки останавливалась у его могилы, чтобы воздать молитву за него.

Священник Элайя Браун в сопровождении Нэнси принес известие о его смерти Роберту. Он остолбенел от неожиданности на некоторое время, а потом до него потихоньку стало доходить, что будет значить для чероки смерть Бена.

— С уходом Бена некому будет охотиться для них и некому будет улаживать конфликты с солдатами, если они возникнут.

— Ко времени, когда последние из нас уйдут, охотиться будет не для кого. А что касается армии — мы будем слишком заняты борьбой с погодой, вряд ли у нас будет время на споры. — Элайя Браун рассуждал как всегда философски. — Нам всем будет сильно не хватать Бена, но никто не сможет защитить наш народ от всего мира.

Роберт подумал, что, возможно, священник прав. Тем не менее все знали, что Бен был другом генерал-майору Уинфилду Скотту, и этого было достаточно, чтобы сдерживать крайности немногих солдат, ненавидевших индейцев. Роберт также знал, что остальные верили, что он может все рассказать генерал-майору.

Потребность вернуться в Озарк и к сыну, который вырос без него, стала сильнее за последние несколько месяцев. Однако еще несколько недель не делали ни для кого большой разницы, кроме как для индейцев чероки.

Роберт был уверен, что массовый исход народа чероки ляжет тяжким бременем на души тех, кто был с этим связан. И, если уж быть до конца честным с самим собой, он подспудно хотел устраниться, быть подальше от этой трагедии. Он простил бы себе то, что оставляет чероки. Если уж Бен не смог ничего поделать, то он и подавно. Но теперь, после смерти Бена, такие отговорки ему были не к лицу.

— Я выезжаю завтра утром и поеду вперед, чтобы посмотреть, что произошло с другими партиями. Но сначала мне нужно переговорить с вождем: какие сделаны приготовления, что с припасами? Необходимо убедиться, что мы можем спокойно отправляться в путь.

— Вы собираетесь ехать с нами, пока мы не доберемся до индейской территории? — изумленно спросила Нэнси.

Когда она уходила, чтобы отыскать вождя чероки, Роберт подумал, что короткое выражение радости на лице Нэнси, когда он подтвердил свое намерение остаться с чероки, возможно, стоило этой его жертвы.