Все эти заявления Коробьина и его единомышленников вызвали целую бурю протестов со стороны дворянских депутатов. Коробьин и другие ораторы подверглись потоку личных нападок и оскорблений. Дело, однако, не ограничилось одной личной перебранкой. Противники Коробьина и его единомышленников высказали целый ряд принципиальных возражений, причем некоторые из них заслуживают внимания. Приходится признать, что так называемые «крепостники» очень много своими доводами содействовали разъяснению вопроса по существу, так что действительно можно сказать: из столкновения противоположных мнений родится истина.

Коробьин указывал на побеги крепостных как на следствие чрезмерного их обременения работами и поборами в пользу помещика. На это консерваторы отвечали, что это неправда, так как бегут не одни крепостные, а также государственные, дворцовые и экономические крестьяне, бегут даже церковники от своих церквей и купцы; значит, бегство крестьян происходит не от одного угнетения крестьян помещиками, а от развращения нравов, лености и нерачения в работе. В этом, конечно, была доля правды. М. М. Щербатов говорил: «Кроме угнетения крестьян, есть еще чисто физические причины их побегов»; он указывал на обширность России, на разнообразие климатов, которых он насчитывал 8 (в этом случае Щербатову нельзя отказать в наблюдательности; стремление расползаться по обширной равнине — давнишнее свойство русского народа), на разницу в плодородии, на рекрутские наборы и на «непостоянство, леность и худые нравы своих крестьян».

Затем дворяне отрицали самый факт экономического угнетения крестьян помещиками. «Помещики, — говорили они, — не только не разоряют своих крестьян, но, напротив, по случаю нынешних неурожаев, кормят их, снабжают домашним скотом и платят за них подать и, одним словом, пекутся об них, как об детях».

Движимым имуществом, по словам дворянских депутатов, крестьяне распоряжаются совершенно свободно. «Они, — говорил Щербатов, — имеют полное право собственности, правда, не утвержденное законом, но, можно сказать, еще сильнейшее, так как оно основано на общем умствовании и взаимной пользе».

Ораторы не ограничились одной защитой крепостного права, но подвергли критике предложения Коробьина и его единомышленников. Последние требовали определения размеров повинностей; консерваторы указывали им на невозможность исполнить это вследствие крайнего разнообразия местных условий. Это замечание было справедливо, поскольку оно было направлено против единообразия в установлении податей; при определении повинностей, конечно, необходимо было принимать в соображение экономические условия различных местностей. Затем консерваторы справедливо указывали, что нельзя крестьянину обеспечить право собственности на движимое имение, оставляя в то же время его личность в полной зависимости от помещика. «Тщетно имя собственности растверживать, когда тело чье подвластно другому; имение его всегда тому же подвластно будет».

Коробьин и его единомышленники полагали, что крестьянину в случае произвола со стороны помещика нужно предоставить право жаловаться на их притеснения. Консерваторы возражали, что это только приведет к разрушению добрых отношений, увеличит количество судебных дел, которые отвратят крестьян от земледелия, поведет к бунтам и посягательствам на жизнь помещиков. В этих словах есть, конечно, доля правды, так как предложенная либералами мера в данном случае не была особенно удачной.

Особенно любопытны доводы, которые приводил князь М. М. Щербатов против предоставления крестьянам полной собственности на землю с правом ее отчуждения. По мнению Щербатова, помещики заботятся, чтобы крестьяне не страдали от недостатка или плохого качества земли, а с нарезкой земли эта забота прекратится, и положение крестьян только ухудшится. Отдать крестьянам в собственность недвижимые имения — очень вредно для государства. Продавшие землю, не имея ни места для поселения, ни средств, принуждены будут или вовсе покинуть земледелие, или идти в батраки, то есть образуется сельский пролетариат. Таким образом, через получение мнимой собственности крестьяне лишатся действительной. Кроме того, предоставление крестьянам земли в собственность поведет к ее раздроблению, но хозяйство «не можно вести там, где крестьяне будут землю на лоскутья раздирать». От раздела земли произойдет новое неудобство — чересполосица, а она вызовет драки, убийства, перекосы, потравы и т. п. Как на пример, консерваторы указывали на быт однодворцев.

Большинство депутатов консервативной партии, отвергая все предложения либералов, соглашались только на одну меру для улучшения положения крепостных — на отдачу под опеку всех владельцев, мучающих своих людей, и, кроме того, все соглашались на запрещение торговли людьми в розницу. Таким образом, вы видите, что и консервативная партия не безусловно была против улучшения быта крепостных крестьян, она шла на уступки, но эти уступки были очень незначительны.

Прения по поводу проекта прав благородных

Совершенно неожиданно для консервативной партии пришлось считаться и с предложением об освобождении крестьян. В половине 1768 года частная комиссия «о разборе родов государственных жителей» внесла проект прав благородных, где была помещена такая статья: «благородные могут, если пожелают, право владения крепостных своих деревень переменить на право деревень свободных, но свободных деревень паки на право крепостных переменить уже не можно». Что это значило? Что разумела Комиссия под «свободными деревнями»? Под свободными деревнями подразумевались деревни, существовавшие в Малороссии, Финляндии и на некоторых островах Балтийского моря, крестьяне которых могли переходить с места на место, жаловаться на помещика, имели право собственности на движимое имущество, но земли получали от помещиков в пользование на несколько лет по соглашению, а по истечении срока господин мог согнать их с земли; значит, это были крестьяне-арендаторы. В проекте, таким образом, намечалось освобождение крестьян без земли, с заменой их юридической зависимости от помещиков зависимостью экономической. Превращение крепостных крестьян в арендаторов проект предлагал проводить постепенно, именно — изданием закона, который запрещал бы наследование крепостных деревень и устанавливал бы, что дворяне могут завещать только свободные деревни. Значит, если бы помещик захотел отказать кому-либо свое поместье по своей смерти, он должен был бы освободить своих крестьян. Для поощрения дворян к обращению крепостных деревень в свободные комиссия предлагала издать закон, в силу которого можно было бы покупать и продавать свободные деревни беспошлинно.

При обсуждении этого проекта в Общем собрании произошла целая буря. Особенно горячо возражал идеолог дворянского сословия ярославский депутат М. М. Щербатов. Он утверждал, что такое освобождение крестьян — дело ненужное и вредное. Крестьяне под властью помещиков становятся все богаче, как это и подтверждается жалобами в наказах от городов на то, что крестьяне своей торговлей вредят купеческому сословию. Тут была несомненная подтасовка фактов: были действительно зажиточные крестьяне, как, например, крестьяне графа Шереметева, которым, кстати сказать, принадлежал весь Охотный ряд, но они были исключением. «Освобождение, — говорил — Щербатов, — разорвет цепь, связующую помещиков с их крестьянами»; от этого пострадает нравственность крепостных, начнутся разбег, воровство, недоимки в государственных сборах, ухудшение земледелия, запустение фабрик и заводов. «Еще российский народ, — продолжает Щербатов, — требует во многом просвещения, которого ни от кого иного, как от своих господ, крестьяне получить не могут, и следственно, если бы возможно было без утеснения, надлежало бы стеснить сей союз, их взаимно связующий, а не клониться его прервать». «Единое имя свободы не произведет ли умствование неподданства, до самой крайности доведенного?» Освобожденные крестьяне всегда будут подозревать своих господ, что они меру власти своей превосходят. Щербатов указывал также, что освобождение одной деревни и оставление другой в крепостном праве будет служить причиной возбуждения крестьян и вызовет мятежи. В этом указании нельзя не признать правоты ярославского депутата. С этим мнением согласились 33 депутата и в том числе 3 от черносошных крестьян. Когда Татищев стал говорить, что государыня «разум вольности в нас во всех вселить хочет, за что мы ее должны превозносить и прославлять», что хлебопашеству не повредит, если дворянин будет иметь крестьян подданными, а не рабами, Щербатов, придерживаясь учения о влиянии климата на нравы, говорил, что «при холодном климате России земледельца необходимо понуждать; правительство же за такой пространной монархией усмотреть не может; ныне же дворяне, владея своими деревнями, лучший присмотр делают». Так Щербатов предвосхитил мысль, высказанную потом императором Павлом, указывавшим на то, что в его государстве каждый помещик — полицмейстер. «Если бы государыне, — возражал Щербатов, — угодно было хлебопашцев сделать вольными, то она бы в другой главе Наказа о том написать изволила». Мы знаем, что Екатерина и соизволила написать, но написанное было вычеркнуто цензорами. Обе стороны остались при своем мнении.