Однажды нам навстречу попалась уже немолодая немка. Оказывается, она была хорошо знакома с Паннвицем. Мы провели целый день вместе. Она возглавляла геббельсовский журнал «Актьон». Должен признаться, что эта встреча осталась у меня в памяти, видимо, до конца моей жизни. Мы познакомились. Я запомнил ее фамилию – Видеман. Из разговора я мог понять, что она дочь бывшего в царской России посла Германии. Именно поэтому владела неплохо и русским языком. Правда, ее отец был переведен на работу, сейчас уже точно не помню, то ли в Иран, то ли в Афганистан. Одно время она целиком и полностью поддерживала идеологию и политику гитлеровской Германии, но постепенно изменила свои взгляды, и, возможно, это было замечено Геббельсом и его окружением. Именно поэтому она оказалась на нелегальном положении, то есть пряталась от возможного преследования. Ей повезло, в это время уже у полиции, да и у гестапо было слишком много других забот, чем розыск мадам Видеман.
Мне казалось, что Паннвиц уже до нашей встречи с мадам Видеман чем-то ей помог, чтобы избежать преследования не только со стороны Риббентропа, но и гестапо. Во всяком случае, они во время нашей совместной встречи держались очень дружелюбно. Мне даже показалось, что у них появилось отрицательное отношение к гитлеризму. Чувствовалось и то, что они расставались по-дружески и не надеялись на новую встречу.
Паннвиц, Стлука, Кемпа и я, как и многие немцы, находились под впечатлением от всего того, что становилось известно о положении на фронтах. Уже в конце марта мы узнали, что в районе Торгау на реке Эльбе советские войска встретились с войсками союзников. Почти одновременно мы узнали о внезапной, во всяком случае, нам так казалось, смерти президента США Франклина Делано Рузвельта, а затем и о вступлении в руководство страной Гарри Трумэна. Как я указал, почти одновременно мы узнали и о том, что столица Австрии Вена освобождена советскими войсками.
Естественно, ни Паннвиц, ни я почти ничего не знали о Гарри Трумэне, а о том, что покинувший этот свет Франклин Рузвельт играл заметную роль в политике Соединенных Штатов, мы, конечно, далеко не в равной степени знали.
Сообщение об освобождении Вены, возможно, ускорило принятие Паннвицем решения о нашем перемещении в Австрийские Альпы. Это тем более, что на территории Германии происходили победы как с Запада, так и с Востока. Принятое криминальным советником решение означало, что мы направляемся в Австрию и там, близ границы со Швейцарией, в Альпах найдем себе укрытие. Как-то он, даже смеясь, бросил реплику, что после взятия советскими войсками Вены он не исключает возможности полного освобождения Австрии именно советскими войсками.
Мне показалось, что наша машина передвигается по хорошо знакомой Паннвицу дороге, мы уже пересекли границу между Германией и Австрией. Должен указать на то, что именно при нашем продвижении в Альпы мы увидели какую-то большую группу людей. Немного проехав, криминальный советник приостановил нашу автомашину и у стоящих у дороги австрийцев спросил, что эта за группа. Без всякого замешательства австрийцы убежденно ответили, что это бежит из Германии в Швейцарию бывшее правительство Виши. На вопрос о том, присутствуют ли в этой группе Пьер Лаваль и маршал Анри Петэн, последовал положительный ответ.
Доехав до небольшого городка Блуденц, мы стали подниматься высоко в гору. Здесь в Альпах Паннвиц подвез нас к очень привлекательному охотничьему домику, и мы вошли в него. Быстро разместившись в этом особнячке, каждый занялся своим делом. Кемпа стала готовить ужин, Стлука устанавливал радиоаппаратуру, а Паннвиц и я внимательно еще раз просмотрели документы, которые предполагали доставить в Москву. К моему удивлению, среди них оказались и некоторые ранее не встречаемые мною, в том числе «доклад» советского разведчика Шувалова в адрес спецслужб гитлеровской Германии, подобранные материалы, характеризующие результаты расследования дела о покушении на Гитлера 20 июля 1944 г., и еще некоторые материалы о деятельности гестапо и самого Паннвица, в том числе и его удостоверение за подписью Гиммлера о назначении начальником отдела «А». К моему удивлению, оказался мой уругвайский паспорт, еще некоторые ранее изъятые при аресте гестапо документы. Меня обрадовало и то, что Паннвиц, по моей просьбе, сохранил «Бельгийский королевский вестник», в котором были помещены материалы о создании АО «Симекско», о моем избрании президентом этой акционерной компании и моем назначении директором-распорядителем фирмы. Были у нас и пустые бланки паспортов, и ряд других могущих пригодиться «Центру» материалов и документов. Я пообещал Паннвицу найти место для их сохранения при любых обстоятельствах.
Несколько подробнее считаю нужным остановиться на Стлуке. Я многое знал об австрийце, безумно любившем свою родину, вынужденном после оккупации Австрии служить радистом у немцев. Я знал и то, что он до того, как согласиться сотрудничать со мной, по заданию гестапо работал с немецким антифашистом, коммунистом, входившим в резидеитуру Ефремова (Паскаля) Иоганном Венцелсм.
Иоганна Венцеля я хорошо знал. По моей просьбе «Центр» установил с ним мою связь, и мне он помог установить прямую радиосвязь моей резидентуры с «Центром», а также хорошо подготовил Макарова (Хемница), для работы на радиопередатчике и приемнике. Полученная им подготовка в Москве оказалась недостаточной. Правда, следует иметь в виду и то, что, уже находясь за рубежом, он около двух лет не имел никакого отношения к работе по радиосвязи.
Иоганн Венцель (Профессор), был в 1942 г. арестован во время радиопередачи. Под влиянием Ефремова, уже давно сотрудничавшего с гестапо, он дал согласие участвовать в проводимой от его имени радиоигре «гестапо – "Центр"». Вскоре ему удалось бежать из гестапо, а поймать его так и не удалось.
Стлука был очень хорошего мнения о Профессоре и был в буквальном смысле этого слова счастлив, что ему удалось бежать и сохранить свободу. Дальнейшую судьбу этого человека он не знал. В то же время Стлука был уверен, что с Профессором он встретится в Москве. Ему очень хотелось видеть этого храброго человека, присоединившегося к антифашистам и делавшего очень много в борьбе с нацизмом на пользу своему народу. Продолжал он верно служить своему народу и даже после того, как попал в лапы гестапо. Он не выдал никого, а для этого создавал впечатление, что верно служит тем, кто его арестовал и мучил.
Роль Стлуки в особенности получила большое значение после того, как зондеркоманда покинула Париж. Как и раньше, он получал готовые шифровки и мог видеть в них только цифры, не зная, конечно, их содержания. Тем не менее, теперь направляемые в «Центр» шифровки подготавливались непосредственно мною, а Стлука был предупрежден, что опасность в их передаче может существовать для него так же, как и для меня. Ведь Берлин мог перехватить направляемые по радио шифровки и расшифровать. Я предупреждал и о том, что содержание шифровок не всегда известно Паннвицу. Были случаи, когда я, расшифровав ту или иную полученную Стлукой телеграмму из «Центра», показывал ему и переводил на немецкий язык. Так было и в том случае, когда мы наконец получили уже в Альпах заверения «Центра» о том, что завербованные мною немцы могут вполне рассчитывать на полную свою безопасность при прибытии в Москву.
Доверяя Стлуке больше, чем Паннвицу и даже Елене Кемпе, я дал указания ему вскоре после того, как мы выехали из Парижа, внимательно следить за ними. Эти указания я повторил еще раз, уже находясь в Альпах, в особенности с целью недопущения уничтожения чего-либо из приготовленных и отобранных нами архивных материалов.
Особенно мое доверие к Стлуке возросло после того, как он согласился передавать мои шифровки, зная, что они составлены без ведома Паннвица. Их передача была и для него большим риском.
В чем же в особенности проявилось мое доверие к Стлуке? Пообщав Паннвицу обеспечить сохранность приготовленных для «Центра» материалов, я вместе со Стлукой замуровал их в стенке в подвале охотничьего домика. Мы надежно упрятали и радиоаппаратуру.