В этом же доме, где проживала Маргарет, были размещены, как я уже указывал, вдова погибшего во время войны летчика, принца Италии, бельгийская графиня Изабелла Русполи, жена французского генерала Анри Оноре Жиро и жена его брата, арестованные немецкими оккупантами после того, как генерал на подводной лодке направился в Африку. Я обязан оговориться, в книге Жиля Перро «Красная капелла» Русполи упоминается как итальянская княгиня. Она мне лично говорила, что она бельгийская графиня и только вдова итальянского принца.
К моменту моего прибытия во Фридрихроду у Маргарет уже были близкие и очень дружеские отношения с перечисленными мною тремя дамами. Это вскоре сказалось и на моих отношениях с ними. Именно благодаря этим отношениям мадам Жиро и графиня Русполи удовлетворили нашу просьбу стать свидетелями, крестными родителями в католической церкви во Фридрихроде при крещении нашего сына Мишеля. Крещение состоялось, в церкви собралось немало народу, а после службы мы собрались в узком кругу у нас в комнате, и хозяйка пансионата, которая обеспечивала нашу обычную кормежку, угостила обедом.
Графиня Русполи сблизилась с нами еще в большей степени. Однажды она попросила меня зайти к ней в комнату, так как хотела поговорить со мной. Войдя в комнату, я был поражен, увидев огромный золотой крест, думаю, что не преувеличиваю, он был длиной не менее 25 сантиметров. Меня пригласили сесть, и между нами состоялся доверительный разговор. Графиня рассказала о своей жизни в Бельгии до выхода замуж за итальянского принца, о своей близости к королевской семье, в особенности к сестре Леопольда 111, которая тоже стала женой одного из итальянских принцев.
Изабелла Русполи высказала свое предположение, что ее арест в основном был вызван ее близкими отношениями, частыми встречами с командующим фашистскими войсками в Бельгии и на севере Франции. Она указала, не называя его фамилию и фамилии других встречаемых ею немецких офицеров, что среди них, видимо, находились те, которые не всегда соглашались с политическими и военными планами Гитлера. Так, один из них, имеющий высокое звание в немецкой армии, якобы, по ее словам, одно время был советником в Китае у Чан Кай Ши. Этот крупный военный, повторяю, якобы на одном из совещаний у Гитлера предупреждал, что план «Барбаросса» нереален. Ему, этому высокопоставленному офицеру, удалось иметь близкие контакты с советскими советниками у Чан Кай Ши, ознакомиться с «военной мощью» Советского Союза, а это означает, что Германия еще далеко не готова к началу военных действий против этого мощного государства. Этим объяснялось, по ее словам, по существу, его отстранение от командования действующей армией. Я впервые услышал тогда, что этот офицер относится с огромным озлоблением к гестапо и с огромным недоверием к имевшей место игре в проповедующейся разведывательной деятельности службы контрразведки.
Графиня внесла некоторую ясность в причину, побудившую её вести со мной подобный разговор. Мне даже показалось, что о том, что он состоится у нас с глазу на глаз, знала и Маргарет. Видимо, Изабелла Русполи была предупреждена Маргарет по двум пунктам. Во-первых, она могла сообщить графине, что гестапо ведет еще следствие по моему обвинению и она опасается, что меня могут вновь вызвать на допрос, то есть она или не понимала в то время, что с Паннвицем у меня возникло «сотрудничество» во имя интересов моей Родины, Советского Союза, или не верила в реальность такового и возможности спасения нашей жизни. Во-вторых, уже зная к этому времени, что я являюсь офицером Красной армии, а это она могла узнать не от меня, а от Елены Кемпы или Паннвица, боялась, что я захочу вернуться на Родину, а это могло вызывать у нес нервную напряженность, так как она могла предполагать, что я захочу, чтобы и она с нашим сыном перебралась в Советский Союз. Нервную напряженность могло вызвать у нее и то, что я смогу, возвратившись на Родину, отказаться от них.
На чем основывались эти мои предположения? Графиня начала мне рассказывать, что у нее имеются значительные богатства в Латинской Америке, размещены там значительные поместья. Зная о том, что я опытный бизнесмен, она предложила мне после войны согласиться стать управляющим одного из её поместий. Сама она, конечно, в Латинскую Америку не переедет, так как у нее есть в Европе сыновья, и она хочет всегда быть рядом с ними. Она сможет съездить вместе с нами, то есть со мной, Маргарет и Мишелем, в свои поместья, выбрать одно из них, которое я соглашусь взять под свое управление, а затем она вернется в Европу.
Видимо предупрежденная Маргарет о том, что лично мне может что то угрожать, графиня, не выслушав еще мое мнение но первому ее предложению, высказала еще одно очень забавное предложение. Я говорю «забавное» потому лишь, что это не только я, но никто не мог посчитать серьезным. Оказывается, в случае если меня тревожит моя будущая судьба, то я мог бы, воспользовавшись возможностями одной приятельницы Изабеллы Русполи, проживающей в городе Гота, сбежав от гестапо, скрыться в надежном месте.
Для меня было совершенно ясно, что сбежать из лагеря не так-то просто, а надежное убежище, гарантирующее мою безопасность, не способно решить более существенный вопрос: к чему может привести мое бегство? Прежде всего, к репрессиям, к уничтожению Маргарет и Мишеля. Конечно, я не мог графине доверительно сообщить о принятом мною окончательном, рассматриваемом мною как единственно правильное решении – выполнить свой патриотический долг, долг человека, продолжительное время рисковавшего своей жизнью, вернуться на Родину и, продолжая честно и дальше служить ей, помочь Главному разведывательному управлению тщательно изучить все имевшие место в работе наших резидентур ошибки, приведшие в конечном итоге к провалу наших резидентур, а также и всех тех фактов, которые имели место для расширения арестов наших разведчиков, бойцов движений Сопротивления в Бельгии, Германии и Франции. Безусловно, я возлагал большие надежды и на то, что принятое мною решение с помощью Отто Баха и Вальдемара Ленца завербовать начальника зондеркоманды «Красная капелла» Паннвица и других работников гестапо и немецкой контрразведки принесет тоже пользу Советскому Союзу.
Что касается первого предложения, то есть принятия на себя обязанностей управляющего одного из принадлежащих Изабелле Русполи в Латинской Америке поместий, то я решил со всей твердостью, поблагодарив за высказанную возможность, отвергнуть. Мотивировал это тем, что взять на себя обязанности управляющего поместьем я, коммерсант, незнакомый со всем, что должно происходить в поместье, просто не имею права.
Изабелла неоднократно повторяла, что, будучи вполне обеспеченной в Бельгии, она всегда будет готова Маргарет, мне и Мишелю оказать необходимую помощь. В то же время, будучи уверенной, что конец войны, поражение фашистской Германии приближаются, она убеждена, что все мы будем жить нормально, вполне обеспеченными людьми. Иногда, прогуливаясь по Фридрихроде, графиня помогала мне разобраться в том, кто интернирован в этот лагерь. Она неоднократно подчеркивала, поясняя мне, что представляет собой встречаемый нами тот или иной прохожий. Здесь были и французские генералы, и политические и деловые деятели, были и аналогичные им бельгийцы. С некоторыми из них она меня даже знакомила.
Мое пребывание во Фридрихроде было омрачено рядом обстоятельств. Прежде всего, конечно, тем, что Маргарет еще до моего приезда сломала себе левую ногу и полностью не смогла восстановить свои силы. Это имело немалое значение в сложившейся обстановке. Часто приходилось прятаться в погребе дома, в котором мы жили, из-за повторявшихся налетов самолетов союзников и иногда даже допускаемого сбрасывания ими бомб или обстрела Фридрихроды с самолетов. Вскоре пришлось, однако, изменить установившийся порядок использования подвала дома в качестве бомбоубежища. Мы считали более надежным наше в буквальном смысле слова бегство в расположенный вблизи лес. Рельеф был гористым. Передвижение по лесу было тяжелым для Маргарет с еще не полностью восстановленной ногой и для нас, так как приходилось брать коляску, в которой находился не только Мишель, но и небольшой запас детского белья, кое-какие вещи для нас на случай разрушения нашего дома. Мишеля приходилось нести на руках большую часть времени, а тяжелую тележку я тащил за веревку, шагая впереди, а сзади ее подталкивала Маргарет. Иногда Мишеля укладывали в коляску, на дне которой находилось детское белье, а наши вещи в небольшом чемоданчике нес я.