Придя в этот мир, Ольга сильно изменилась. А может всегда была такой. Только я этого не замечал. Ей было глубоко наплевать на мировую революцию и всё, что с ней связано. Она хотела простого бабского счастья: жить, любить и быть любимой.

Поняв всё про неё, я, одновременно, понял всё про себя. Я всё ещё чувствовал себя как бы в командировке. Пусть бессрочной, но всё же командировке. Думаю, Ёрш и Макарыч ушли немногим дальше. Мы полагали: смысл этой командировки нам ясен. Он не в спасении монархии. В этом случае нас надо было переместить в самое начало века. Тогда ещё была возможность перевести самодержавие на конституционные рельсы. Он не в поддержке Временного правительства. Пётр Великий прорубил в Европу окно, но даже он никогда не пытался распахнуть перед ней двери. Россия никогда не станет полноценной европейской страной, как никогда не станет великой азиатской державой. Россия – это двусторонний многослойный фильтр между западной и восточной цивилизациями. Большевикам удалось в ТОМ мире использовать свойства этого фильтра гораздо лучше, чем кадетам или правым эсерам. Но, в конечном итоге, Россия растворила в себе все их грандиозные планы и устремления, оставив на поверхности лишь пену, которую без труда сдул лихой перестроечный ветер. Причина, как нам казалось, заключалась в отсутствии противовеса, который не позволил бы коммунистической партии подняться над народом и, топчась на его плечах, увлечённо заниматься самоуничтожением вместо созидания. Нужна была ещё одна сильная левая партия, способная успешно противостоять коммунистической экспансии. Таким образом, смысл нашего пребывания в этом мире мы видели в поддержке партии левых эсеров. Именно поэтому мы способствовали созданию объединённого штаба большевистских народных дружин и эсеровских боевых групп, имея в виду переход в будущем большинства боевиков под крыло левых эсеров. Успешная деятельность штаба в первые дни Февральской революции подтвердили правильность выбранной нами тактики.

27 февраля 1917 года штаб приступил к выполнению задачи, ради которой он, собственно, и был создан: мы начали формировать Красную Гвардию, полноценную вооружённую силу, обладающую всеми атрибутами военного формирования. Строго говоря, наши действия были чистейшей воды авантюрой, поскольку политическое руководство обеих партий мы в свои планы не посвятили. Но мы очень рассчитывали на то, что эта вольность сойдёт нам с рук. Кто же в создавшихся условиях откажется от поддержки реальной вооружённой силы? Первым под красное знамя встал Запасной бронедивизион. Следом был сформирован сводный батальон из лучших боевиков и дружинников. К середине дня ряды красногвардейцев пополнили батальоны, сформированные из мятежных солдат Волынского, Литовского и Преображенского полков. И тут в штаб буквально ворвался взъерошенный Пётр Коряков, которому в этой жизни не было суждено пасть на баррикаде, и от имени Петроградского комитета большевиков потребовал объяснений. Что я с превеликим удовольствием и сделал, объяснив товарищу уполномоченному, что действия штаба нисколько не противоречат условиям договорённости, но лишь являются обоснованной реакцией на изменившуюся в городе обстановку. За самим же товарищем Коряковым в создаваемой структуре зарезервирован пост заместителя командира Красной Гвардии. Выслушав мой доклад, Пётр Трофимович заметно подобрел и тут же связался с кем-то по телефону. Положив трубку, повернулся ко мне.

– Товарищ Шляпников со своей стороны идею одобрил, но окончательный ответ даст только после того, как переговорит с другими членами комитета.

– А наше одобрение, значит, уже не требуется?! – В комнату стремительно вошёл Александрович. – Потрудитесь объяснить, Глеб Васильевич, что за самодеятельность вы тут развели?

Я принял строевую стойку.

– Товарищ командир! Штаб Красной Гвардии…

– Стоп! – прервал доклад Александрович. – Не с того начинаете. О том, что вы без меня меня женили мне уже известно от товарища Жехорского. Начните-ка лучше с начала.

Было бы приказано. Я повторил Александровичу всё, что до этого сказал Корякову. Потом положил перед ним бумагу. Александрович взял лист, молча прочёл вводную часть, потом произнёс:

– Интересно. Александрович – командир, Коряков – заместитель командира, Абрамов – начальник штаба, Жехорский – его заместитель, Ежов – командир отряда особого назначения, ну, и так далее…

– Для того чтобы приказ вступил в силу, нужна ваша подпись, – сказал я.

Александрович усмехнулся, обмакнул перо в чернила и решительным росчерком пера перевёл нашу авантюру в разряд реалий.

– Надеюсь, товарищи большевики поддержат это решение? – Он посмотрел на Корякова.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответил тот.

– Ну, что ж. Тогда попросим начальника штаба ознакомить нас с ближайшими планами?

Я развернул на столе карту Петрограда.

Когда в штаб подъехал Ёрш, всё уже было готово к осуществлению главной придумки штаба на сегодняшний день. О ней я немногим ранее доложил Александровичу и Корякову. Идея командирам понравилась и они дали добро на её осуществление.

– Ты с «Авроры»? – спросил я Ерша. – Какой настрой у товарищей матросов?

– Там всё в порядке. Крейсер наш, экипаж просится в Красную Гвардию.

– Даже так?! – Я, честно говоря, не был уверен, что у Ерша это прокатит. – Так зачем дело стало? Прямо сейчас и телефонируй, что просьба экипажа крейсера штабом удовлетворена.

– Экий ты быстрый, – покачал головой Ёрш.

– А чего тянуть?

– А то, что все офицеры разбегутся, как только узнают «приятную» новость, – тебя не волнует?

Об этой стороне вопроса я как-то не успел подумать.

– Думаешь, разбегутся?

– Почти уверен. Их и так чуть больше половины осталось. Я ведь говорил с каждым, и что-то восторга на лицах не отметил ни у кого. А уж под красный флаг…

– Ладно! – Я решительно стукнул ладонью о столешницу. – Решим это позже. А сейчас – на крепость?

Занять Петропавловскую крепость – вот основная операция намеченная штабом Красной Гвардии на 27 февраля. Штурма не предполагалось. Договорённость с гарнизоном о том, что нас впустят через открытые ворота, была достигнута. Весь фокус состоял в том, чтобы занять крепость после начала выборов в Петросовет, но до их окончания.

– Самое время, – подтвердил Ёрш. – Я ведь заезжал в Таврический, подвозил делегатов с «Авроры». Там такое творится…

В Таврическом дворце действительно творилось нечто невообразимое. И что самое смешное: всё было временное! Часть комнат временно были превращены в тюрьму. В одном крыле заседал Временный комитет Государственной думы, в другом Временный Исполком Петроградского Совета. Дума меня интересовала мало, а вот Петросовету требовалось уделить максимум внимания. В той жизни Выборы в Петроградский Совет с большим преимуществом выиграли меньшевики и правые эсеры. Сейчас мы были согласны минимум на паритет: большевики и левые эсеры против меньшевиков и правых эсеров. Для достижения этой цели из рядов подчинённых штабу отрядов были выделены агитаторы, которые разошлись по предприятиям и воинским частям с целью поспособствовать избранию «правильных» делегатов на выборы Петросовета. Ну и наш козырный туз – Красная Гвардия. Когда бывшая на связи Ольга передала мне последнюю телефонограмму из штаба: «Александрович и Коряков приняли командование», – я с нетерпением стал дожидаться их приезда. Их появление буквально пред началом заседания произвело нужный эффект. Оба явились упакованными в кожу, в портупеях и с красными звёздами на фуражках. Увидев меня, Александрович приказал:

– Переодевайся, – один из сопровождавших командиров бойцов протянул мне мешок, – и иди на улицу встречать батальон красноволынцев. Принимай их под свою руку и меняй дворцовый караул. Назначаю тебя временным комендантом Таврического дворца!

Чёрт! Это совсем не входило в мои планы, но ослушаться приказа я не мог. Переодевшись и выйдя на крыльцо, я увидел, что во двор уже въехало несколько грузовиков, из которых на землю стали спрыгивать солдаты с красными звёздами на папахах. Смена караула прошла без особых эксцессов, но отняла много времени. Когда я, наконец, смог зайти в зал, дебаты были в самом разгаре. Смена часовых не прошла незамеченной. Наши соперники на выборах занервничали, но благодаря искусству своих ораторов всё ещё владели большей частью аудитории. Это я понял, когда перехватил взгляд Александровича. В нём был вопрос, на который я только отрицательно помотал головой. Александрович досадливо поморщился. А я что мог сделать?