Небольшой мешочек с травами. Я так и не привык заменять чашку кофе этим травяным взваром. Бодрит, да, но это не кофе. Ладно, хватит.

Затягиваю ремни на сумках и начинаю переодеваться в дорожный костюм.

Руки дрожат. Беррэнт дэ вьерн!

— Серж!

Я поворачиваюсь и в мои объятья падает Мэриан. Как чувствовала.

Она почти висит на моих руках и ждёт. Ждёт, что я скажу. Видит сумки и ждёт моего решения.

— Я тебя люблю, маленькая моя!

— Ты сумасшедший, Серж… Ты мой сумасшедший весенний ветер. Ты…

— Ты моё солнце…

— Ты…

— Я ухожу в Сьёрра, — я глажу её по щеке, вижу её глаза и в горле застревает колючий ком. — Но я вернусь, Мэриан! Вернусь. Что бы ни случилось — вернусь. С тобой останется Альвэр. Скоро, из Альдкамма, прибудет Барри. Они не дадут тебя в обиду…

Когда я проезжал через городские ворота, то у меня на губах ещё сохранился вкус её поцелуя. Жадного и очаровательно сладкого. Словно это последний поцелуй, который ты успеваешь урвать в жизни, прежде чем поднимешься на эшафот. Уже поворачивая лошадь на дорогу в Сьёрра, я оглянулся и посмотрел на город.

— Я вернусь. Во чтобы ни стало — вернусь.

42

И опять дорога. Она была чёрной, от земли, раскисшей на солнце. В ложбинах, между холмами, виднелся серый и пожухлый снег, похожий на соль, которую добывают на соляных приисках Крэйо. Капитан Стиг Наэрр про них рассказывал. Прибыльное дело у норра Крэйо. Очень прибыльное. За тамошней солью прибывают и северяне, и южане. Даже эльфы и те заглядывают. Изредка. Когда не воюют.

Моя Найда аккуратно шла по обочине, выбирая не самые грязные участки. Шлёпать по лужам ей совсем не хотелось.

— Умная лошадь, — я похлопал её по шее и она довольно фыркнула.

Найда гораздо умнее своего хозяина, который в одиночку направляется в Сьёрра, зная, что может и не вернуться.

Да, а вы как думали? Кто знает, что шарахнет в голову Барту норр Сьёрра? Повесит меня на городской площади, как злостного пособника пиратов и будет прав. Хотя… Нет, я всё-таки норр Альдкамма. Норров здесь не вешают. Плаха — вот удел местной знати. Значит обезглавят, со всеми почестями, вроде барабанной дроби и глашатая со свитком, читающего список моих прегрешений. Ну и довольные лиц горожан, которые обожают такие зрелища. Любят здесь смотреть на казни. Очень любят. Конечно, если любуешься из толпы себе подобных, а не с высоты эшафота.

Рэйнар Трэмп рассказывал, что он даже свидания девушкам назначал у эшафота. После взятия Крэйо многих пленных приговорили к смерти и казни шли одна за другой. Казнили предателей, казнили местную знать, которая поддерживала власть южан. В общем, как рассказывал Рэйнар, они не страдали от дефицита зрелищ.

Дорога была пустынна. Иначе и быть не может. Раньше это был оживлённый тракт, по которому шли нескончаемые обозы из порта Сьёрра. Сейчас здесь царит запустение. На некоторых участках, — которые проходили по лесным дорогам, — попадались обломки телег и повозок. В одном месте наткнулся на разграбленный караван. Трупы трёх лошадей, две повозки и пять-шесть человеческих тел, сваленных на обочине. Снег почти сошёл и такие 'находки' будут попадаться всё чаще и чаще. Здесь не заморачиваются таким делом, как сокрытие следов преступления. Лежит дохлое тело и ладно — пусть лежит. Значит так нужно. Зверьё сожрёт мясо, кости растащит и всё — нет человека.

Вампир не обманул — охрана у меня есть. Спустя час, после того как я выехал из города, среди зарослей кустарника, мелькнуло три тени.

Бьюсь об заклад, что это оборотни. И что-то мне подсказывает, что они не будут нападать. Наоборот — будут присматривать, чтобы меня никто обидел. Это радует. Ещё не доводилось ездить по Асперанорру под таким 'конвоем'. А ведь и правда конвой — поступит приказ и завалят, где-нибудь в лесочке. И хрен от них отмашешься, этих тварей ушастых.

До порта Сьёрра около восьмисот лёйнов. Четыреста километров, — если перевести на привычные единицы измерения. Учитывая погоду — неделя пути. Лошадь у меня одна и рисковать своей Найдой не собираюсь.

Уже начинало смеркаться, когда я поднялся на очередной холм и увидел на берегу реки небольшую усадьбу. Через реку был переброшен деревянный мост. Короткий — метров пять, не больше. Берега здесь обрывистые и просто так не переберёшься. Поначалу я подумал, что жилище заброшено. Слишком уныло выглядели эти потемневшие от времени постройки. Лишь подъёхав поближе, заметил слабый дымок идущий из трубы. Если не ошибаюсь, то это постоялый двор. Так оно и есть! Вот и вывеска болтается: 'Руна Рэйгс'. Эка, раскудрявили, паскудники…

'Чёрный дракон', значит? Хозяин местные сказки любит?

Кто-то мне рассказывал побасенку про чёрного дракона, который влюбился в норрессу. Влюбился и — как и положено порядочному звероящеру — похитил объект своей страсти. Уволок к себе в пещеру и держал там целых двадцать лет. Детки у них народились. Эдакие розовощёкие бутузы, на мамашку похожие. Три сына, как на подбор.

Только оказались эти детки на голову слабые, умом ущербные. Дурни, в общем. Выросли головорезы и убили своих родителей. И боги их наказали — превратили в горных троллей. Потому что родителей надо чтить, а не дубинками размахивать. Тем более, если родитель дракон.

Чревато, знаете ли… Боги покарать могут. Со всей строгостью.

Я спустился с холма и через несколько минут въехал во двор.

Пустовато, для гостиницы. Как-то совсем не похоже, на приют для путешествующих.

— Хозяин! — я привязал Найду к столбу и оглянулся на дверь гостиницы. Вот лентяи, хоть бы одна морда выглянула. — Хозяин, раздери тебя дрэнор!

Какой-то плешивый толстяк выглянул из сарая и опять спрятался. Ну и как это понимать? Наконец дверь открылась и на крыльце появился высохший, похожий на ожившую мумию, тип. Старый, как дерьмо мамонта!

Голова под стать телу. Лицо узкое, на колун похоже. Нос с горбинкой.

Сизый, весь в угрях и красных прожилках. Редкие седые волосы обрамляли блестящую лысину. Жидкая, пожелтевшая от времени бородёнка и унылые глаза цвета осенних луж. Одежда вроде и добротная, но грязная. На поясе болтается тощий кошель и замасленные ножны с тесаком. Красавец просто!

— Этерн дарр, путник, — проскрипел он.

— Этерн дарр. У тебя гостиница или приют для троллей?

— Гостиница, ваша милость.

— И что дальше?

— Прошу! — он сделал шаг в сторону и показал на дверь. — Гостям всегда рады.

— Ужин, комнату и тёплое стойло для моей лошади.

— Всё будет сделано, ваша милость.

Что касается обращения, то 'ваша милость', — это мой, достаточно вольный, перевод здешнего обращения: 'дьен грэ' или 'диэн грэ'. Чем южнее, тем певучее произносят. В Сьёрра, например, произносят слитно, с ударением на последний слог: 'диёнрэ'. Не знаю, как это перевести точно, но нечто похожее на 'ваше благополучие'.

Поставив лошадь в стойло, я проследил за качеством корма и отправился в дом. Выглядит всё уныло. Грязновато. Видимо кризис в этих местах здорово ударил по гостевым домам. Конюшня большая, а лошадей, — не считая моей Найды, — только две. И то, прости меня господи, — тощие, как клячи Апокалипсиса. Из кухни выглянула бледная служанка. Молча поставила на стол тарелку с холодными закусками, кувшин рётта и убралась, стрельнув глазами на мои, брошенные на лавку сумки. Странные они какие-то.

Сидеть в холодной комнате желания не было, поэтому я выбрал место поближе к очагу и с удовольствием вытянул уставшие ноги. Кружка рётта, пусть и не самого лучшего качества, но для этой местности сойдёт.

За окном уже совсем стемнело, когда на улице послышался стук копыт. Хозяин вышел во двор, подсвечивая себе светильником и через некоторое время вернулся с новым постояльцем. Незнакомец окинул взглядом зал, задержался на моей фигуре и кивнул.

— Этерн дарр.

— Этерн дарр, — ответил я и занялся трубкой.

Набил её табаком с наслаждением закурил. Да, это вам не сигареты на бегу смолить. Да и сидя в седле не покурить. Трубка требует бережного отношения, неторопливости и определённого настроения. Пока я дымил, гость расположился за столом. Ему принесли ужин и он принялся за еду. Я, чтобы не портить человеку аппетит, особо не пялился. Так, оценил взглядом и отвернулся.