При таком разговоре он сориентировался довольно быстро, вспомнил все, начал прощения просить. Так обычно всегда поступает хулиган, когда встречает человека, который сильней его: бьет себя в грудь, клянется, что это случайно, что он не знал, какой ты хороший парень. Противная вообще картина… Короче, пообещал он через неделю возместить стоимость часов. Они эти часы уже продали и деньги пропили. Мы проводили его до общежития, посмотрели, где он живет. Через неделю, как и было условлено, принесли они с напарником деньги, стоимость часов. Предупредили мы их на прощание: если когда-нибудь увидим за подобным занятием, плохо будет. На том и кончилась эта история. И все же пришлось мне с ними встретиться еще один раз. Были мы с Ниной на танцплощадке. Вдруг она показывает мне издали одного парня и говорит, что тот постоянно пристает к ней. Смотрю — тот самый. Говорю Нине, что знаю его. И коротко рассказываю эту историю. Потом подошел к парню, предупредил, чтобы он Нину не трогал. Он залебезил. Не знал, мол, что она с тобой, и тому подобное. Короче, обещал близко не подходить… Так вот, я сразу про них вспомнил. Кто-то из них ножом ударил. Не было у нас с Ниной других общих знакомых из таких вот. И поехали мы на этой оперативной машине прямо в общежитие, где жила эта пара. Стучим в дверь. Не открывают. Стучим крепче, настойчивей. Все равно не открывают. Я, по правде сказать, уже начинаю сомневаться. Может быть, они здесь уже и не живут. Тут выходит сосед. Спрашиваем, дома ли парни. Говорит, что дома. А они все не открывают. Тогда сосед говорит, что его ключ подходит и к этой комнате. Взяли ключ. Вошли. Зажгли свет. Спят оба, ни один не шелохнулся. Возле одного пиджак на стуле, весь в крови. На тумбочке нож. Тоже в крови. Одним словом, бросился я на этого старшего, и стал его бить, еле меня оперативники от него оторвали. А второй все спит, ничего не слышит. Пьяными оба были. Забрали мы их, привезли в райотдел. Они не запирались, сразу во всем признались…

Климашов тянется за сигаретой, осторожно разминает ее крепкими большими пальцами. А глаза у него прищуриваются и становятся злыми. Холодными и злыми. Он зажигает спичку и несколько мгновений смотрит на огонек, как бы размышляя: прикуривать или не прикуривать. Потом неторопливо прикуривает.

— А девушка та, Нина, ночью умерла.

И он опять молчит несколько минут. Потому что после такой фразы ни один человек не сможет так просто продолжить разговор. Надо на какое-то время остановиться, чтобы увидеть человека, о котором только что говорил. Увидеть его живым и этим отдать ему дань уважения… Мне показалось, что капитан, видит в эти минуты не только девушку, но и людей, которые убили ее. Они тоже запомнились ему на всю жизнь…

— Так вот все это и произошло, — продолжил капитан свой рассказ. — А через два дня, это после того как ее похоронили, пошел я в комитет комсомола и попросил направление, комсомольскую путевку на работу в милицию.

Дали мне направление. Пришел в горотдел. Начальник отдела кадров, пожилой, усатый человек, долго со мной разговаривал. Суть разговора сводилась к тому, что зачислить они меня могут. Но больше всего милиции нужны сейчас люди с высшим образованием. И если я хочу по-настоящему приносить пользу своей работой, если я хочу по-настоящему бороться с преступностью, а он не сомневается в этом моем желании, то надо мне учиться, и лучше всего поступить в юридический институт. Короче говоря, убедил он меня. Мы тут же взяли справочник и остановились почему-то на Саратовском юридическом институте. Там, в Краматорске, прошел комиссию и поехал в Саратов. А в дороге совершенно случайно разговорился я со старшим лейтенантом милиции, который ехал со мной в одном вагоне. Может быть, это и не случайно было, ведь ехал я учиться на работника милиции, и каждый человек в милицейской форме был мне близок. У него я и остановился в Саратове. Когда оказалось, что в юридический я уже опоздал, он посоветовал мне сходить в управление, попросить, чтобы направили на учебу в школу милиции.

Пошел. И здесь тоже начальник отдела кадров, майор, часа четыре со мной разговаривал. Мне что-то не приходилось людей более заботливых и отзывчивых встречать, чем работники отдела кадров в милиции. Выбирали мы с ним, выбирали и решили, что лучше всего подходит Саратовская школа милиции. И был я шестьсот пятьдесят первым, а принимали тогда всего человек двести. Взяли документы и велели ехать домой, ждать вызова.

Поехал я на завод. Уволился. Потом к матери. Мать сказала: «Смотри, сынок, тебе жить. Ведь работу выбираешь на всю жизнь. Если так решил — поступай».

Четвертого сентября получил вызов. Приехал в Саратов. Экзамены сдал нормально. Прошел дополнительную комиссию, собеседование, одним словом — зачислили. В шестьдесят первом закончил. Послали работать в райотдел. Здесь назначили участковым. Другой должности не было. Сказали мне: такая-то улица проходит так, а такая-то так. Здесь вот и здесь имеются проходные дворы. За Ивановым, Петровым и Сидоровым присматривать надо. Вот тебе месяц, ходи знакомься, спрашивай всех кого хочешь и в какое хочешь время. А потом тебя спрашивать будем. И спрашивать с тебя тоже будем. И пошел я знакомиться…

В шестьдесят шестом году перевели в уголовный розыск. Вот так это получилось у меня…

Олег Тагунов

ТАКАЯ РАБОТА

«Ну, вот и опять пересеклись наши стежки-дорожки», — подумал Загребельный, перечитывая телеграмму. Что же, начатое дело все-таки надо доводить до конца.

Сложная сеть розыска, раскинутая по всей территории миллионного города, пока еще не приносила ожидаемого «улова», а дни шли. Однако Анатолий почему-то был уверен, что Хмелинин не минует Донецка. И он не ошибся. Хотя до этой встречи их отделяли еще три долгих томительных недели.

«Час от часу не легче», — недоумевал инспектор, разминая сигарету.

Только что закончившаяся оперативка, казалось, добавила тумана в дело, о ходе которого руководство постоянно требовало доклада.

…Рано утром инспектор по особо важным делам капитан Владимиров, будучи в одном из районов города, разговорился с работниками ГАИ. При этом капитан упомянул фамилию Хмелинина, который, судя по всему, «загостился» в Одессе. И тут неожиданно один из автоинспекторов сообщил, что сегодня на дороге были встречены белые «Жигули» с одесским номером, в которых находились четверо молодых парней. На требование остановиться машина проскочила на большой скорости в направлении шахты «Заперевальная». Преследование лихачей закончилось неудачей.

Доложивший об утреннем происшествии Владимиров счел его подозрительным, а вскользь брошенная капитаном фраза, что в этой машине, мол, вполне мог оказаться разыскиваемый Хмелинин, теперь не выходила у Анатолия из головы.

Еще более неожиданным оказался ответ на вопрос, посланный Загребельным в Одессу. В телефонограмме, присланной незамедлительно, сообщалось, что указанные номера принадлежат не белым «Жигулям», а «Москвичу-412» зеленого цвета, угнанному в одном из районов области.

Через два дня, под вечер, к Загребельному поступило сообщение, что интересующую его машину видели в центре Донецка на стоянке возле ресторана «Уголек».

…До одиннадцати было еще довольно далеко, но зал оказался полон лишь наполовину. В дальнем углу сидели официантки, лениво переговариваясь в ожидании уже близкого конца смены. Но Анатолий направился не к ним, а к метрдотелю, одиноко сидевшему за отдельным столиком.

Загребельный представился, получил в свое распоряжение служебный кабинет и попросил разрешения переговорить по очереди с каждой официанткой. Впрочем, опрашивать всех, к счастью, не пришлось. Вошедшая второй невысокая черноволосая девушка сразу же вспомнила, как несколько часов назад обслуживала одесситов.