Изменить стиль страницы

— Иван! — сказал Фартусов так громко, что не услышать его было невозможно. — Ты что, не узнаешь друзей? Это плохо. Так нельзя. Подошел бы, о здоровье спросил, а? Неужели тебе безразлично, как я себя чувствую? Присаживайся, Иван, будем сидеть вместе.

— Как… сидеть… вместе? — дрогнувшим голосом спросил Ванька.

— На скамеечке. А ты думал где?

— Ничего я не думал, — ответил Ванька, присаживаясь на самый краешек горячей от солнца скамейки.

А Фартусов тоже зажмурился от дурного предчувствия — на ногах у Ваньки были не вчерашние кроссовки, а обычные сандалии, замусоленные и даже какие-то скорчившиеся. — Ха! — догадался Фартусов, — да это же сандалии Валентины. Тогда они в самом деле года три пролежали в бездействии.

— Слыхал, какая беда у нас на участке?

— Нет, а что? — насторожился Ванька.

— Кража в киоске. Особоопасные преступники глубокой ночью проникли в государственную торговую точку. Приезжала следственная группа с собакой… Пайда ее зовут. Правда, след не взяла. Видно, опытные преступники, приняли меры. Найдут, — протянул Фартусов.

— Подумаешь, киоск, — обронил чуть слышно Ванька.

— Э, не скажи. Дело не в киоске. Взломан магазин. Похищены ценности. Продавец сказала, что крупная сумма денег была у нее в кассе.

— Ничего у нее там не было! — неожиданно резко сказал Ванька.

— Откуда знаешь?

— Чего там знать… Кто же деньги на ночь оставляет!

— Тоже верно… Но дело не в этом. Сегодня они забрались в киоск, завтра по квартирам пойдут. Вон, приятеля твоего, Георгия Мастакова на чужих балконах видели. О чем это говорит?

— У нас воланчик залетел на балкон! — Ванька сделал попытку принизить значение Жоркиного проступка.

— Так нельзя, — сказал Фартусов. — Это нехорошо. А если завтра ваш воланчик залетит кому-нибудь в форточку? Вы в квартиру полезете? А? Молчишь?

— Ну, я пошел, — сказал Ванька.

— Валентина дома?

— А где ж ей быть… Дома.

— Никуда не собирается?

— Вроде нет… Ну, это… До свиданья.

— Погоди… Вопрос у меня… Скажи, Иван, как ты отнесся к вчерашнему предупреждению? Насчет того, что есть у нас кое-какие сведения.

— Как отнесся… Никак.

Ванька изо всех сил смотрел в глаза участковому инспектору, и Фартусов видел, какие нечеловеческие усилия тот прилагает, чтобы выглядеть спокойным и равнодушным.

— Это плохо, что ты мои слова недооценил… Так нельзя. Ну, вот скажи отвлеченно… К примеру, я сказал тебе — есть подозрения… Так? А друзья предлагают — пойдем малость поозорничаем, пошалим… Пойдешь?

— Не знаю, — Ванька отвернулся.

— Как не знаешь? — удивился Фартусов. — Это что же, можешь пойти, а можешь и не пойти.

— Как получится, — обреченно ответил Ванька.

— От чего же это зависит?

— Ну, как… Зависит… От всего зависит.

— Так, — Фартусов почувствовал, что неуверенность покидает его. Последние слова Ваньки освободили его от скованности. Теперь он наверняка знал, что ему есть о чем потолковать с Валентиной. — Ладно, — сказал он. — Ты, я вижу, торопишься… Беги. А я загляну к твоей сестричке. Не возражаешь?

— Как хотите, — Ванька пожал плечиками и начал тихонько отходить от скамейки. С каждым шагом ему словно бы становилось легче, свободнее. И, наконец, отдалившись на десяток шагов, Ванька повернулся и побежал.

А Фартусов, поправив фуражку и усы, решительно направился в подъезд.

— Что-то вы зачастили к нам, товарищ участковый инспектор! — приветствовала его Валентина.

— Дела, — Фартусов развел руками. — Все дела.

— А Ваньки нет дома. Ведь у вас с ним какие-то секреты?

— Я не прочь и с вами посекретничать.

— Да? — протянула Валентина с улыбкой. — Это что-то новое.

— Ничего нового. Старо, как мир.

— Это вы о чем?

— О секретах, которые случаются между… людьми, — Фартусов не решился сказать — между мужчиной и женщиной. Но Валентина прекрасно поняла, что он имел в виду.

Фартусов прошел вперед, в уже знакомую комнату, взглянул на балкон, как бы в возвышенном желании насладиться видом сверху.

— Красиво, правда? — спросила с придыханием Валентина, как спрашивали в прошлом или позапрошлом веке, глядя с террасы на погруженный в сумерки парк, на излучину реки, хранящую еще закатные блики, на липовую аллею, таинственную и благоухающую… Но Валентина и Фартусов видели перед собой лишь глухую серую стену соседнего дома и множество балконов, увешанных стиранным бельем, заваленных лыжами, досками, корытами. Однако Фартусов видел еще и балкон этой самой квартиры, видел протянутую веревочку, на которой висели связанные шнурками кроссовки. Их, видимо, помыли совсем недавно и повесили сушить.

Фартусов прерывисто вздохнул, не зная с чего начать щекотливый разговор. Но Валентина поняла его вздох по-своему и тоже вздохнула шумно и прерывисто, передразнивая участкового. Красивые девушки любят передразнивать.

— Красиво, правда? — переспросила Валентина.

— Да, — согласился Фартусов. — И удобно. Бегать удобно…

— Ну, что будем делать, — улыбчиво спросила Валентина, заметив некоторую заторможенность Фартусова.

— Надо принимать меры. Так дальше нельзя. Это нехорошо. Попахивает…

— Чем попахивает? — участливо спросила Валентина, готовая посочувствовать расстроенному участковому.

— Колонией.

— А чем пахнет колония?

— Карболкой в основном. Запах не из приятных, но зато убивает всякую заразу.

Валентина с таким сочувствием посмотрела на Фартусова, что тот готов был пожалеть самого себя.

— Будет время — заходите, — напомнила Валентина.

— Боюсь, что мне придется заходить, даже когда у меня совсем не будет времени.

— Как это понимать?

— По долгу службы буду заглядывать. Хочется мне того или нет, — Фартусову показалось обидным столь бесцеремонное выпроваживание. — У меня маленький вопрос, если позволите.

— Можете задать даже большой.

— Этой ночью Иван поздно пришел?

— А в чем дело?

— Сначала вы ответьте на мой, потом я отвечу на ваш. Договорились?

— Хорошо. Он пришел около часу ночи. И получил хорошую взбучку. Но в чем же все-таки дело?

— Дело в тапочках. Вот в этих, — Фартусов открыл дверь на балкон, снял с веревки еще влажные кроссовки, внес в комнату и положил на стол.

— Ничего не понимаю! — Валентина, как это часто бывает с красивыми девушками, рассердилась оттого, что не понимала происходящего. — Может быть, вы объясните?!

Фартусов не мог не отметить, что гнев придал Валентине еще больше прелести — щеки пылали, глаза были светлы и сини, губы…

— Вот эти завитушки импортной конфигурации, — он показал Валентине подошву кроссовок, — очень хорошо отпечатались на полу киоска, который был ограблен ночью.

— Боже! — Валентина прикрыла ладонью рот и невольно села на диванчик. Глаза ее, наполненные ужасом, были прекрасны. — Вы шутите?

Фартусов только вздохнул. Вряд ли стоит подробно описывать дальнейшую сцену в квартире Жаворонковых. Конечно, Валентина горько плакала и рыдала, ругала Ваньку, себя, высказала несколько критических замечаний в адрес родителей, оставивших на нее хулигана и грабителя, но в конце концов позволила себя утешить.

Из дому они вышли вместе. Шагая рядом с участковым инспектором, Валентина впервые почувствовала, как хорошо и надежно идти с таким вот сильным человеком, готовым каждую минуту прийти ей на помощь в деле воспитания малолетнего правонарушителя. Они отправились искать Ваньку и вскоре нашли его, поскольку Фартусов уже наверняка знал, где тот коротает свободное время — в подвале сантехника Женьки Щуплова.

По дороге Фартусов предупредительно попросил у девушки прощения и отвлекся на минуту — заскочил в телефонную будку. Дело принимало оборот весьма неожиданный, и вести себя самостоятельно не позволяла ему ни одна из всех его обязанностей.

— Товарищ майор? Докладывает участковый инспектор Фартусов. Я насчет ограбления киоска…

— Вы его уже раскрыли?