Кольдеве что-то пробурчал.
— Эта планета чем-то похожа на нашу.
— А, вы тоже заметили? Параллельное развитие…
— Что-что?
— Параллельное развитие, — повторила Ханна, потом осознала, что он ничего не понял. — Ну, это когда существа разного происхождения в процессе эволюции приобретают сходные формы, приспосабливаясь к одинаковой среде. Вот, к примеру, на Земле совершенно различные роды двустворчатых моллюсков, Mactridae, Solecurtidae и Solenidae, обнаруживают одинаковое развитие от закругленных, ребристых неглубоких норок к гладким, глубоким норкам в форме лезвия, с ярко выраженной щелью между створками. У представителей семейства кошачьих, живущих в Евразии, развились точно такие же саблеобразные клыки, как у сумчатых борхиенидов, обитавших в Южной Америке…
Дальше Ханс окончательно запутался в технических подробностях и из всей лекции запомнил только, что у Equidae — то есть лошадей — развилась опора на один палец, и то же произошло с южноамериканскими Proterotheriidae, животными из семейства литоптернов (хотя Кольдеве понятия не имел, кто такие литоптерны), у которых этот процесс зашел даже дальше, прежде чем они вымерли…
— Разумеется, эволюционное развитие всегда происходит в рамках, предписанных наследственностью, но тем не менее живые существа в этом мире близки — хотя и не идентичны — тем, что встречаются на Земле.
— Это вам все Рауль наплел? — спросил Кольдеве.
— У нас имеются свои библиотеки, — сухо ответила Ханна.
— Ханна, повторите, пожалуйста, то, что вы говорили об этих литоптернах, или как их там.
— Зачем?
— Чтобы помнить, какая вы умная. Положение спас Санмартин. Он появился в дверях, держа в руке конверт из плотной бумаги.
— А, Ханна, вот ты где!
— А я? — обиделся Кольдеве
— Привет, Ханс.
— Какие новости? Что у нас хорошего? Что у нас плохого?
— Всего понемногу. Цензор Лю Шу придушил наконец «Dagbreek». Он поставил перед адмиралом ультиматум: либо это издание прикроют, либо его, Лю Шу, отправляют домой. И адмирал сдался. Газету передали другому издателю. Первый выпуск вышел сегодня утром. — Он достал из бокового кармана газету. — Разошлась в два раза больше, чем обычно.
— Такое впечатление, что у прежних владельцев прибавилось яду после того, как Лю Шу заставил «Die Afrikaner» уволить четырнадцать служащих, — заметил Кольдеве.
А что там пишут? — спросила Ханна.
— А мне откуда знать? Я на африкаанс не читаю. Все, что я знаю, — это первая приличная газета, которая появилась у Альберта с тех пор, как «ответственные граждане» взяли дело в свои руки, — сказал Санмартин, передавая газету Ханне.
— Передовую написал Принсло Адриаан Смит, — сказала Ханна, перелистывая страницы. — Я его немного знаю. Озаглавлено: «Йоханнесбург: да или нет?» Очень приятная заметка про то, как хеэр Бейерс помогал нам спасать детей.
Она пытливо посмотрела на Санмартина. Тот отвернулся.
— Я так понимаю, что «братьям» это не по вкусу? — спросил Кольдеве.
— Половина членов организации ужасно злится, и Гамлиэлю это сильно не по вкусу.
— А почему только половина? — удивился Коль-i деве.
— Потому что некоторые из «братьев» втайне поддерживают Бейерса, хотя официально он с Бондом на ножах, — пояснила Ханна.
— Хорошо. Два уважаемых гражданина подали иск в суд Ландроста, заявив, что Бейерс избран незаконно, и Андрасси уже достал Альберта по этому делу.
— Как обидно, что адмиралу пришлось пойти на уступки Тугу! — заметил Кольдеве. — Ковбои хотели, чтобы он ушел, а Туг, вероятно, решил, что буры ничего лучшего не заслуживают. Но если у Андрасси хватает глупости ставить Бейерсу палки в колеса, адмирал рано или поздно с ним разберется, так ведь?
— Если бы знать! Допустим, Андрасси захочет покончить с ним и Бейерсу придется уйти. Тогда Туг может вмешаться и убедить адмирала, что нельзя терять ценного человека.
— Но зачем им это надо? — гнул свое Кольдеве. — Альберт — прекрасный мэр. Он даже не наживается на своей должности.
— Есть слишком много людей, которым невыгодно иметь дело с порядочным мэром, — заметила Ханна.
— Ретт ничего не говорит, но мне кажется, он подозревает, что за всем этим стоит Гамлиэль. Наше влияние на адмирала слишком мало. Слишком.
Кольдеве проворчал по-немецки что-то пренебрежительное.
— Бедный Луис! И зачем он только небо коптит! Он был бы куда полезнее, если бы лежал в земле и удобрял собой почву!
Ханна задумчиво посмотрела на Кольдеве.
— Ханс сердится?
— Человек со скачущей лягушкой! — сказал Санмартин с подчеркнутым отвращением.
— То есть? — не поняла Ханна.
— Марк Твен, — твердо ответил Кольдеве. Ханна покачала головой.
— Ну как же! Сэмюэл Лэнгорн Клеменс! «Том Сойер»! «Гекльберри Финн»! «Человек, который совратил Гедлиберг» и «Золотой век»! Неужели не чи7 тали?
Ханна покачала головой.
— Здесь хоть кто-нибудь читал Марка Твена? — громко поинтересовался Кольдеве.
Десятый взвод был давно знаком с этими причудами и оставил вопрос без внимания. Санмартин разглядывал стены. Каша демонстративно повернулась спиной.
— Где я, в Лехе или в храме? — вопросил Кольдеве.
— То есть? — снова не поняла Ханна.
— Книга Судей, глава пятнадцатая и шестнадцатая. Если я в храме, то вы Далила, мне обрежут волосы и поставят между столбами. Если я в Лехе, то веревки на руках моих сделаются как перегоревший лен, а Рауль пожертвует свою челюсть на благое дело.
— Ах ты, Самсон! Сколько гнева, сколько пыла — и все из-за какой-то скачущей лягушки! — пожал плечами Санмартин.
Ханна наконец не выдержала и рассмеялась. Унявшись, взглянула на Ханса и захихикала снова.
— Я воспрянул духом, снова свеж и полон сил! — объявил Кольдеве.
Ханна схватилась за голову.
— Ханс, слышишь? Телефон! — сказал Санмартин и раскрыл пакет. — Кстати, вот это тебе от Альберта. Йоханнесбургское общество любителей камерной музыки устраивает концерт, и нам прислали приглашение. Он тебя очень звал, Ханна.
— А ты пойдешь?
Улыбка исчезла с лица Санмартина. Он замотал головой.
— Не могу. Претория, потом ночные учения… Ханна встала и молча ушла.
— Ну что я теперь-то сделал не так? — пробормотал Санмартин.
Кольдеве вместо ответа сам спросил:
— Кого ты оставил вместо себя?
— Эдмунда. Ты знаешь, мы с тобой на пару, пожалуй, сумеем сделать из него адмирала.
— Руди говорит то же самое о тебе.
— Ну, Руди тоже может ошибаться. — Санмартин поудобнее устроился в кресле и окинул взглядом стол. — Слушай, Ханс, а почему ты улетел с Земли? Ты же, кажется, желал стать писателем…
— Писатели хотят говорить о Вселенной в целом и о Человечестве с большой буквы. Но Вселенная велика, и ей все до лампочки, а у Человечества с большой буквы нет адреса. В наше ублюдочное время литература наполовину порнуха, наполовину академическая грызня. И первое даже приличней второго. Я не хочу, чтобы люди смотрели на меня и говорили: «Бедный малый, всю жизнь дурью мается!» Санмартин положил подбородок на руки.
— И что же, тебе хочется смести с лица Земли эту дрянь? Просто все стереть и начать заново?
— Еще бы! А как ты думаешь, с чего бы я похоронил свой гений здесь, вместе с тобой и прочими Богом забытыми придурками?
— Нет, серьезно. Вымести мир начисто, и пусть все начнется заново…
— Друг мой, ты слишком много времени провел среди вояк.
— Может быть, Ханс. Может быть. А что бы сказали твои ученые, начитанные друзья, если бы увидели все это? — Санмартин очертил рукой круг.
— Я думаю, пришли бы в восторг от здешних меж-дусобойных разборок. В вояках они не очень разбираются, но наше ремесло обожают. Война — штука глупая и бесполезная, чего же им еще?
— Ну да, они все это говорят, особенно те, кто никогда не воевал и не желает. «Атака легкой кавалерии», воспевающая бессмысленную гибель на поле боя…
— Ну, а поэма о бригаде Скарлетта опоздала на двадцать лет. К тому же она плохо написана. Кто их теперь помнит? — Кольдеве нехотя ковырялся ложкой в каше. — Мы для них — всего лишь пешки их Наполеонов и Цезарей. Они не могут представить себя в роли простого копейщика.