Большая часть магазинов работала. Городские службы функционировали нормально: солдаты вытащили из постели достаточное число обслуживающего персонала. Немало способствовал поддержанию порядка в городе и тот парень, который болтался на фонаре на Врихайдсплейн.

Бейерс время от времени выдавал короткие, язвительные замечания — за последние несколько месяцев он успел достаточно хорошо выучить английский. Ничего этого не случилось бы, если бы не неуклюжие попытки Андрасси из Ландроста провести закон о конверсии и то, что директор Туг волевым решением поменял расценки.

На корявую мостовую Врихайдсплейн выкатился мячик. Огромный Руди Шеель перехватил его и изящным жестом бросил обратно. Санмартин и Бейерс подошли к окну. Шеель направлялся к кучке юных африканеров. Мальчишки лет по восемь (по земным меркам), пятеро или шестеро, мелкие чертенята (по всем статьям). Бейерс вопросительно посмотрел на Санмартина.

— Это наш ротный сержант Шеель, Руди Шеель. Да вы его, наверно, помните. Руди обожает детей, — объяснил Санмартин.

— Многие из наших людей ненавидят имперцев, — напряженным голосом произнес Бейерс. — Боюсь, что дети могут разделять это чувство.

— Сержант Шеель служит в батальоне двадцатый год, — загадочно пояснил Санмартин.

Мэр не успел ничего ответить: Шеель подошел к пацанам и наклонился к ним. Один из мальчишек плюнул ему в лицо и бросился наутек.

Бейерс подумал было, что Шеель бросится вдогонку. Но вместо этого сержант молниеносно сунул левую руку за пазуху и выхватил маленький пистолет.

Бейерс ахнул. Шеель вскинул пистолет и выпустил мальчишке в затылок… струю воды. Мальчишка поскользнулся, шлепнулся наземь, проехался на пузе и врезался в урну. Руди ухмыльнулся и продул дуло пистолета, как после настоящего выстрела. Сдвинул дулом набекрень свое кепи и потер лысину.

Бейерс все еще держался за грудь. Он растерянно посмотрел на Санмартина.

— Руди стреляет с правой руки, — пояснил Рауль.

Сержант подошел к лягушонку и поднял его, словно мешок с песком. Попытался отряхнуть, но безуспешно. Тогда Руди сунул мальчишку башкой в урну.

— Настоящий пистолет он носит на левом боку, — продолжал Санмартин. Бейерс хрипло перевел дыхание. — Ничего. Когда Руди в первый раз проделал такую штуку, меня тоже чуть удар не хватил.

Ханна осталась почти одна в опустевшей казарме. Она сидела у окна, смотрела наружу — там сияло солнце — и почти физически ощущала, как утекает время. Она не посмела выйти в город. Только не сегодня! И теперь чувствовала себя пленницей, как в лагерях.

Ее дед еще помнил, что лагеря — это место смерти.

Он во многом заменял ей отца. Как и большинство людей, которые провели большую часть своей жизни, пытаясь возделывать маис на месте осушенных торфяных болот, он прекрасно знал, как тонок и непрочен корень, на котором держится хрупкое буржуазное счастье, выстраданное африканерами.

Она не стала напоминать Раулю Санмартину о его подозрениях насчет того, что псевдОвзрыв, уничтоживший рис побережников, был устроен кем-то другим. Ханна вспомнила, как он мрачно хмыкнул:

— Побережники? А как их зовут твои новые друзья? Лесные сектанты! Я думаю, принцессочка, это дело рук кого-то из наших.

И зачем он называет ее «принцессочкой»? Ей это совсем не идет!

Среди людей Верещагина странности Ханны не имели значения. И потому она чувствовала себя свободной, как никогда в жизни.

И все же она тешилась иллюзиями. Ханне было страшно, и она сознавала это.

Вторник (12)

Хендрик Пинаар пришел, чтобы видеть «huurling ier»16, и не собирался уходить, не повидав его. Он нехотя толкнул дверь и вошел в комнату.

— Здрасьте. Меня зовут Мигер, — сообщил наемник, сидевший на корточках на холодном бетонном полу с колодой игральных карт в руках. — А вы кто будете?

— Хендрик Пинаар.

— А-а. Ну что ж, Хендрик Пинаар, рад с вами познакомиться, — сказал Мигер, передвигая к средней кучке две пулеметные ленты и заново тасуя карты. — А зачем вы сюда явились?

— Влиятельные друзья просили меня об этом. Они хотят, чтобы я командовал вами и вашими наемниками.

— Хм. Очень интересно. — Мигер выбросил несколько карт и добавил к средней кучке еще несколько патронов. Похоже, он играл в нечто вроде пасьянса.

— Какого вы вероисповедания? — полюбопытствовал Пинаар.

— Как, генерал, разве вы не знаете? Все ирландцы — христиане. Просто некоторые помнят об этом всегда, а другие вспоминают, только когда случай подвернется.

Пинаар кашлянул.

— Как вы полагаете, каково положение ваших людей?

— Хреновое. Это все, что осталось от компании Чокера. Им еще меньше хотелось идти к вам, африканерам, чем мне, но деваться-то некуда. — Мигер внимательно разглядывал карты. — Я сумею удержать ребят недели две, ну, самое большее, три. Потом могу пристрелить кое-кого из них, если вам будет угодно, но они не останутся. Не нравится им это: войны нет, повсюду мир и покой для всех, кроме них самих. И торчать тут, в джунглях, безо всякого дела им совсем не нравится.

— Драться будут?

— Возможно. Но имейте в виду, они больше ни за какие деньги не попрут против машин Эбиля без надежного противотанкового оружия. До сих пор, генерал, у вас, африканеров, с ним было что-то негусто. — В голосе наемника звучала неприкрытая насмешка. — Вы что, собираетесь прямо сейчас вести нас в бой? Я предпочел бы, чтобы мне дали несколько дней на то, чтобы подготовиться как следует.

— Надо сказать, что вы, наемники, не пользуетесь всеобщей любовью.

— А, это все из-за бедного Хагги! Вообще-то не все наемники такие. Бедолага просто спятил. И что его в школу понесло, в его-то годы? Однако вы напрасно сердитесь. Мы все делаем свое дело. А долгонько им, наверно, пришлось отскребать его от стенки — вернее, то, что от него осталось!

Он в первый раз за все время посмотрел в лицо Пинаару.

— Видите ли, генерал Пинаар, с тех пор, как имперцы отказали нам, наемникам, в амнистии, нас осталось очень мало. И поневоле приходится держаться друг за друга.

— Вы играете недавно, — неожиданно сказал Пинаар.

— Недавно. Я взялся за карты, когда увидел, что вы идете сюда.

— Зачем? — спросил Пинаар.

— Видите ли, генерал, все эти сопливые юнцы, которых ваше начальство посылало сюда приглядывать за мной, были благочестивы и богобоязненны и на дух не переносили азартных игр. Увидев у меня в руках карты, они тут же смывались. Но, насколько я понимаю, вы потратили немало времени, чтобы добраться до этой крысоловки и разыскать меня?

— Да. Я хотел посмотреть, умеют ли ваши часовые стрелять из своих замечательных автоматов.

— Ах вот как? — сказал Мигер и сгреб все карты в пачку. — А что там за штурм вы задумали?

— Космопорт. В субботу обещали небольшой дождь, в воскресенье и понедельник — ливни и грозы. Возможно, погода отчасти нейтрализует артиллерию имперцев.

— Ничего себе! — сказал Мигер. — И много народу знают об этом плане?

— Кроме меня — никто. Вы будете вторым — если, конечно, сумеете держать язык за зубами.

Пинаар взял у Мигера колоду карт и принялся тасовать их.

Мигер задумчиво посмотрел на него.

— А знаете, Хендрик, пожалуй, вы нам подойдете.

Среда(12)

На деревянной доске стояли белые и черные ониксовые фигуры. Санмартин разменял коня — он стремился упростить игру, поскорее достичь развязки.

— Ретт, признайся! Тебе это даже играть не дает, я же вижу! Ну чья была идея распустить Бонд? Такое трогательное воззвание!

Ретталья, раздувая ноздри, изучал создавшееся на доске положение.

— Полковника Линча. Он был совершенно захвачен ею.

В волосах у него пробивалась заметная седина.

— И как же мы это сделаем? Губы Реттальи искривились.

— Вот то-то и оно! Адмирал говорил Линчу, что в Йоханнесбурге тоже выпустили указ, запрещающий внебрачные связи?