— Это охота на ведьм! — кипятился старичок, прихлебывая крепко заваренный чай, который дол-жён был помочь ему перенести еженедельное испытание. — Они все с ума посходили! Мечутся туда-сюда, и никто не может понять, что происходит. Отменили ежегодное заседание! Мы выбрали человека, который твердо стоял за мир, и стоило ему взойти на трибуну, как он заговорил о войне! Документы передаются с оговорками: «Только нё показывайте „брату“ такому-то и такому-то». Хеэр Сниман и его наблюдательная комиссия всюду лезут, все разнюхивают, все знают. Они хватают людей, которые всецело преданы идеалам Бонда. Безумие! Неужели вы, имперцы, сумели внедрить своих людей в самую гущу наших рядов?

Менсиес не ответил ни «да», ни «нет». Впрочем, J-03/09 и не нуждался в ответе. И в вопросах тоже. Сведения сыпались из него сами собой.

— Вы же знаете, мой сын состоит в «Рейтерах»…

Информация, которую передавал его сын о молодежной организации Бонда, была еще более ценной, чем информация о самом Бонде.

— Повестка дня собраний ячеек утверждается сверху. Инициатива снизу не допускается. Председатель определяет содержание речей и указывает, что именно следует критиковать. На каждом собрании кого-нибудь «разбирают», и все обязаны участвовать. Разве мы за это боролись? Такое впечатление, что враги захватили наши укрепления и изгнали последователей Христа в пустыню. Моего сына сделали корнетом и он даже не мог отказаться!

Руки у J-03/09 так тряслись, что он едва не выронил чашку. Он с трудом поставил ее на стол. Ему было страшно, и не только оттого, что он боялся быть разоблаченным. Это, в свою очередь, встревожило Менсиеса. J-03/09 — своего рода идеалист. Да, Бонд трещит по швам, но не оттого, что затея выдохлась.

— Я знаю своих «братьев», знаю Совет, — продолжал J-03/09 уже более спокойным тоном. — Это терпеливые люди, они знают, как много вынес наш народ. Они не стали бы преднамеренно увлекать нас в пропасть. Так что же происходит? Почему нормальные «братья» молчат?

Не успел он договорить, как в дверь забарабанили. J-03/09 испуганно вскочил.

— Oopmaak! — крикнули снаружи.

Менсиес скользнул к окну, отодвинул шпингалет и кивнул агенту, чтобы тот открыл. Но послушаться тот уже не успел.

Тонкая пластиковая дверь расплавилась, и в комнату ввалились четверо воруженных людей. Менсиес не стал дожидаться. Пока первый стрелял в Боту, Менсиес выпрыгнул в окно, перекатился по земле, вскочил и бросился бежать. Он стиснул рукоятку своего волнового пистолета и лихорадочно рассчитывал свои шансы.

Одним из достоинств такого вида оружия была точность попадания. Стреляя из среднего калибра, на расстоянии пяти метров промахнуться практически невозможно. Другое достоинство состояло в том, что стрелял пистолет совершенно бесшумно. Треск индукционного поля гасился глушителями, а само микроволновое излучение распространялось беззвучно. Единственным недостатком этого оружия была чрезвычайно малая дальнобойность.

Менсиес принял решение почти мгновенно. Он перемахнул через низкую изгородь из гибискуса, оказался на чьей-то лужайке и прижался к стене, укрываясь в тени, распластавшись по холодному цементу. Он машинально отметил, что оборки у него на рубашке порвались, и пригладил их.

По улице бежали трое мужчин. Менсиес сжал в руке свой пистолет и принялся соображать, сумеет ли он уложить всех троих. Враги приближались. Менсиес плотнее прижался к стене, как вдруг у него над головой отворилось окно и послышался незнакомый голос:

— Что, опять к жене моей приперся? Ну, я тебя предупреждал! — сказал кто-то на африкаанс. А потом прогремел гром.

Менсиес успел обернуться, ощутил чудовищную боль в груди, открыл было рот, чтобы объяснить, что произошла ошибка и он здесь ни при чем, но захлебнулся кровью. Его последней мыслью было, что майор Ретталья так и не узнает о догадке, которая осенила его, когда он слушал J-03/09. А ведь это так просто…

Четверг(11)

Когда Верещагин вернулся из Блумфонтейна, Ма-линин уже ждал его.

— Привет, Юрий! Матти здесь? — спросил Верещагин, садясь на стул.

— Сейчас будет, — ответил батальонный сержант.

Верещагин услышал в коридоре быстрые шаги Харьяло. Майор остановился, потер на счастье герб батальона и вошел.

— Ну что, вернулся? Как тебе Блумфонтейн?

— Славный городишко. Петр, как всегда, держит все под контролем. Я его обаял.

Даже Полярник порой не пренебрегал роскошью живого человеческого общения.

— Познакомился с неким Хендриком Пинааром — довольно любопытный старый головорез.

— Еще один помощничек Реттальи? — многозначительно спросил Харьяло.

— Ага. Думаю, он бы тебе понравился. Презанятная личность! Можешь себе представить, он до сих пор носит свои медали за войны с банту!

— Да ну?

— Он говорит, что ему нравится бесить своих ровесников и показывать молодым дуракам, каким идиотом был он сам в их годы.

Харьяло рассмеялся.

— Да, ты прав, мне бы он понравился. И не сомневаюсь, что, когда придет время, он будет стрелять в нас вместе со всеми прочими. Кстати, как там Тихон с нашими берсерками?

— Очень хорошо. Просто великолепно. А ведь со вторым взводом всегда проблемы. Я вполне доволен и им и Мусларом.

Даже в имперской армии профессиональных кил-. леров было не так уж много. Но Верещагину все же удалось собрать десяток таких отборных воинов и сосредоточить их в одном взводе, чтобы Полярник мог без помех пользоваться их талантами. Второй взвод был не слишком подходящим местом для зеленого младшего лейтенанта, но Дегтярева-младшего готовили к его нынешнему посту с трехлетнего возраста. Так что, даст Бог, Тихон-второй еще сумеет потягаться с Тихоном-первым. Верещагин наклонил голову.

— Насколько я понимаю, в мое отсутствие здесь побывал полковник Линч.

— О ja! Мне влетело за то, что меня не было, а Паулю — за то, что он не поддерживает контактов с местными властями. А потом он отправился к нашему другу, Лоуренсу.

— Этого я и боялся.

Мэр Претории, «Лоуренс Аравийский», в отличие от своих коллег из Йоханнесбурга и Блумфонтейна — последний почти не покидал пределов своей конторы, боясь сделать что-нибудь, что может не понравиться Полярнику, — был из тех людей, которые способны, как говорится, стащить печку и вернуться за дымом. Единственное, что могло его остановить, это твердая уверенность, что Палач ему мозги вышибет, если он попытается перейти ему дорогу.

— После беседы с Линчем наш Лоуренс решил, _s что он чересчур важная персона, чтобы разговаривать с простыми майорами. Так что мы задолжали городу новую дверь. Пауль ее вышиб. Пока что это дело улажено, но, когда здесь появятся гадюки Гамлиэля, все начнется сначала. Честно говоря, я не возражаю против войны с бурами, если из-за этого Гамлиэль появится на неделю позже.

— Спокойней, Матти. Что еще произошло в результате визита полковника Линча?

В серо-голубых глазах Харьяло запрыгали чертики.

— Звонил тут лейтенант Фува и очень любезно осведомился, не знаем ли мы, что такое «геликопро-лит». Что такое «гели», я знал, а насчет «копролита» Рауль сказал, что так называется окаменевшее это самое… то, во что лучше не наступать. Короче, дерьмо динозавров.

У Малинова лишь дрогнули губы.

— Еще новости есть? — спросил Верещагин. ХарьяЛо выгнул спину по-кошачьи и ухмыльнулся.

— Помнишь то пиво в банках, которое мы позаимствовали?..

— Сперли, — уточнил Верещагин.

— Так вот, Консервный Оскал приказал Мидзо-гути выдавать людям не больше одной банки за раз.

Верещагин вздохнул.

— Ну вот, а Мидзогути раздал пиво и звонил Консервному Оскалу каждые десять минут — спрашивал, можно ли отхлебнуть еще глоточек.

Верещагин внимательно всмотрелся в физиономию Харьяло.

— Врешь ты все, Матти. Ну неужели у тебя нет почтения к моим сединам?

— Да нет, Антон, серьезно! — Харьяло посмотрел на Малинина, который все это время молчал. — Этот Тихару Ёсида, Консервным Оскалом именуемый, в гарнизоне показал себя тупым и тщеславным ослом. А уж в бою…