Вопрос задан не был, поэтому Верещагин промолчал.

— Я прикажу капитану Донгу до конца разобраться с этим делом! — сказал Линч, стукнув ладонями по полированному столу из тикового дерева.

— Только, пожалуйста, проследите, чтобы этот Донг не появлялся в распоряжении моего батальона, — предельно вежливо попросил Верещагин.

— Почему? — с подозрением спросил Линч. Антон холодно улыбнулся.

— Потому что мой батальонный сержант может пристрелить его.

Раскрасневшееся лицо Линча моментально сделалось белым как снег. С него словно слетела маска, проглянул утомленный и перепуганный человек, пытающийся добиться своего с помощью формального порядка и дисциплины. Но Верещагин вовсе не был расположен играть в благородство. Он не разделял мнения полковника о том, что такое порядок и дисциплина.

— Разрешите идти?

Линч побоялся, что голос подведет его, и лишь кивнул. Теперь, когда он вновь надел свою маску, взгляд полковника стал угрожающим. Верещагин отдал честь и, не дожидаясь ответа, повернулся и вышел. Он знал, что Линч демонстрирует людям, которых считает врагами, скрытые от других черты характера.

В этот вечер из уважения к традиции Верещагин исполнил роль председателя собрания. Хирург Сол-чава села на первое же свободное место. Но Ева Мур, которой нравилась роль снисходительно-благородного деспота, отвела им обоим места в конце стола, которые держала на всякий случай.

— Антон Александрович Верещагин, — представился командир батальона. — Кажется, мы встречались.

— Наталья Валентиновна Солчава. Да, действительно. Вы еще танцевали в моей кают-компании.

Верещагин моргнул и покачал головой. Потом сказал:

— Михаил лишится ноги по колено.

— Ваш Реммар? Возможно. Там практически ничего не осталось.

— Думаю, мы сделаем из него башенного стрелка. Солчава удивленно подняла брови.

— С протезом? Верещагин озорно улыбнулся.

— У нас был некий Бадер. Он воевал с двумя протезами. Я говорю об этом, чтобы, когда к вам придут и попросят выдать бумагу, что он годен к строевой службе, вы не впадали в истерику.

— Неужели он такой незаменимый?

— Дело не в том, что Михаил незаменим, — задумчиво произнес Антон. — Но он солдат, а их иногда трудно найти.

Верещагин не был знаком с другим персоналом медицинской роты, поэтому никак не предотвратил неловкую паузу, возникшую в комнате.

— Я вижу, вино появилось, подполковник. Вы не хотите? — нарушила молчание Солчава.

— Нет, спасибо. Должен сказать, я не приглашен сюда присутствовать в качестве официального лица. Но здесь есть подполковник Ева Мур.

— Хорошо, Антон. Однако подполковник Ева Мур будет настаивать, чтобы вы попробовали вина.

— В таком случае совсем немного. — Он позволил Солчаве поухаживать за собой. Это было местное фруктовое вино, очень сладкое. — Ваша первая служба вне Земли?

— Да, первая.

— Тогда это вам должно нравиться. В качестве мира на краю света эта планета еще смотрится, — отметил он.

Все пошло своим чередом, а мысленно Верещагин уже перенесся в другое место. Когда с едой было покончено, Верещагин заметил направленный на него с другого конца столика пристальный взгляд и попытался вступить в беседу.

— Обед был прекрасный. Ева не устает удивлять.

— Подполковник Мур не такая уж убежденная вегетарианка. От случая к случаю она разрешает рыбу. Мы все очень благодарны вам за ваше присутствие.

— Я вам тоже благодарен, — ответил Верещагин. — А какая рыба?

— Рыба? — удивилась Солчава. — Это же форель. Они разводят ее.

— Спасибо. Бывает, забываешь.

— А как вы познакомились с подполковником Мур? — спросила Солчава, пристально следя за его лицом.

— Мы познакомились на Кикладе, — ответил Верещагин с легкой улыбкой. — Она была начальником госпиталя, то есть командиром госпитальной роты. Я командовал пехотной ротой… Она рассказала бы об этом куда лучше. В общем, находились мы в тамошних горах, и там случилось происшествие, после которого я попал на носилки.

Он задумчиво потрогал высокий воротник своей накидки. С той поры, как он надевал ее последний раз, потерял килограмм или два.

— Я очень торопился, и Ева была настолько добра, что сама взялась за меня. Сделала местную анестезию, несильную, просканировала, потом стала колдовать магнитами и пинцетами. Операция длилась достаточно долго и была сама по себе весьма любопытной.

— Понятно, — сказала Солчава и прикусила губу.

— Она говорит, что я раньше очень важничал. А сама…

Она молча покачала головой. Антон широко улыбнулся.

— Мы с Евой очень большие друзья. Иногда очень трудно восстановить чувство юмора, особенно при нашей профессии…

Он внезапно остановился. Солчава безо всякого перехода подняла другую тему.

— Как я понимаю, полковник Линч недоволен вами, — сказала она.

— В некотором роде.

Верещагин внимательно посмотрел на нее. Под его взглядом Солчава опешила.

— Кофе не хотите? — спросила она. — Боюсь, чая здесь нет.

— Нет так нет, — улыбнулся Верещагин. — Сегодня вечером я приготовил себя к любой жертве.

— С сахаром или без? — поинтересовалась Солчава, явно смущенная.

Верещагин пожал плечами.

— Без сахара. Зачем подслащивать горькую чашу? Ее поразила фраза, сказанная всего-навсего о кофе.

Среда(3)

Утренняя заря — встреча ночи с днем. Спустившись в столовую, чтобы пораньше позавтракать, Ханна Брувер увидела там его. На лице написана усталость от долгого ночного патрулирования, разочарование…

— Привет, Ханна, — сказал Санмартин и машинально взглянул на часы. — Вот жду, когда Ханс вернется. Я не думал, что ты придешь. — Он взял чашку кофе.

Ханна не дала своему рассеянному другу положить соль в напиток и поджала губы.

— Мне говорили, что Ханс сопровождает конвой… — начала она было. Потом всмотрелась в лицо Санмартина. — Вижу, трудное выдалось дежурство.

— Нормальное. Чем плохо: ходишь и ждешь на каждом шагу, что в тебя выстрелят. Даже если ноги гудят. — Санмартин закрыл и снова открыл глаза. Он понял, что Ханна ему не верит. — Подальше, возле рудников Мариенталя, они сеют травы, разводят овец, у них там пастбища. Ой, какая это все глупость! — добавил он сонным голосом.

— Не понимаю.

Он встряхнул головой, чтобы сбросить сон.

— Папоротниковое дерево — это не древесина, оно не терпит сухости, держится на осмотическом давлении. Когда же воды не хватает, обмякает и погибает. Там, где они нарушили лесное прикрытие почвы, вода уходит, растения и животные исчезают, а овцы переводят все, что осталось на месте прежних растений. — Он открыл глаза. — Ты что-то с волосами сделала?

— Нет, — ответила она и, чтобы заполнить паузу, добавила: — Жаль, но я никогда об этом всерьез не думала. Считала, что растения и животные здесь очень похожи на земные.

Санмартин открыл глаза.

— В некотором роде, — согласился он. — Эволюционное сближение. Что работает на Земле, работает и здесь. Но пастбищное овцеводство здесь функционирует иначе.

— И ты переживаешь по этому поводу.

Работа с детьми привила Ханне Брувер прямоту. Ее манера общения резко отличалась от изворотливости и уклончивости остальных местных деятелей. Санмартин снова открыл глаза. Чашка с кофе стояла у него на коленях; он старался не уронить ее.

— А рудники? — продолжил Санмартин. — Они разворачивают изнутри горы и обезвоживают их. Руда дает два с половиной процента ниобия, остальное идет в горы отвалов, образуются сточные водоемы.

Он почувствовал, что она положила ему руку на плечо, и рассеянно взял ее.

— Поступает новая вода из рудников, пруды переполняются и разливаются. Все вокруг обезображивается километр за километром. — Санмартин усилием воли заставлял свой мозг работать. — Но самое мерзкое — все отворачиваются и молчат.

— Я думаю, что люди стараются действовать по привычным схемам, — сказала Ханна, делая вид, что не понимает смысла сказанного.