— Если вы хотите ответить «да», поднимите, пожалуйста, правую руку, — продолжал Палач. — Практикует ли кто-нибудь из вас гомосексуальные связи?

Рекруты завертели головами, глядя друг на друга.

— А гетеросексуальные?

Большинство рекрутов нерешительно подняли руки.

— Остальные, значит, не практиковали, страдают нерешительностью или не уверены, что у них что-то было, так?

Последний вопрос приветствовали нервным смешком.

— Имейте в виду, у нас есть правило: идя в увольнение, брать с собой защитные средства. Всегда храните их в кармане брюк. Если вам нравится по ночам таскаться по злачным местам, проситесь в батальон подполковника Кимуры.

На Хенке, Орлове и других инструкторах, кроме полевой формы, были надеты маленькие плоские рюкзаки, которые казались довольно тяжелыми. Зачем они, Сниман не знал.

— Употребляете алкоголь, курите, принимаете наркотические вещества помимо кофе, чая и матэ?

Все ковбои и многие буры подняли руки.

— Умеренное употребление приемлемо. Пристрастие к этим вещам, пьянство — недопустимы. В полевых условиях, в боевой обстановке — нет. Если кто-то из вас считает, что испытывает проблемы с этими делами, пусть подойдет ко мне. Привычки, которые могут поставить под угрозу жизнь ваших товарищей, мы будем искоренять. Иначе придется искоренять самих вас. Как видите, у нас не много правил, но мы не хотим, чтобы вы нарушили хоть одно из них.

Хенке впервые улыбнулся. По крайней мере, он считал эту гримасу улыбкой, а переубедить Палача никто не решился.

— Разойдись! Построиться для прохождения торжественным маршем, — прошипел капрал Орлов.

Город Вентерстадт на карте походил на крест. Длинная ось шла вдоль дороги, а короткая тянулась в обе стороны от длинной к полям. Взбудораженные лаем двух собак, жители с удивлением и беспокойством смотрели в окна, как солдаты устраивали на крышах огневые позиции, а по северной и восточной части города проходили отделения Янковски.

Вентерстадт был третьим населенным пунктом, который Янковски прочесывал за тот день, и ни в одном из них он не выказал христианского смирения. Пока солдаты объясняли жителям, что причин для беспокойства нет, два вертолета Войцека прошли звуковой барьер на высоте тридцати метров над городом, а затем совершили посадку на окраине.

Вертушки Войцека не имели никакого отношения к транспортировке войск. Они были вооружены 30-миллиметровой пушкой на вращающейся башне, и это сооружение напоминало челюсти большой стрекозы. Правда, четырех человек вертушка могла взять на борт — хотя без удобств, на сиденьях в узких проходах по обеим сторонам двигателя. Войцек высадил небольшую группу гражданских лиц и с ними оборудование для изготовления удостоверений личности. Коковцов привез с собой команду из инженерно-саперного подразделения лейтенанта Рей-никки.

Люди Янковски знали свое дело. Одни выводили жителей на улицу и снимали у них отпечатки пальцев, другие тут же начинали обследовать стены, полы и потолки на предмет хранения оружия и взрывчатки или характерных признаков, оставленных ими. На улице замкомвзвода сержант Пересыпкин суетился вокруг растущей горы конфискованного оружия.

Пересыпкин, или Перцовка, был возбужден не меньше Янковски. В предыдущем населенном пункте они чуть ли не добрых два часа затратили на раздалбливание бетонной стены, в которой денсиметр зафиксировал полость. Вместо оружия обнаружили разложившийся труп чьей-то жены! Потом еще целый час занимались последствиями открытия.

Он переключил внимание на приближавшегося солидного мужчину в соломенной шляпе, за руку которого отчаянно цеплялась молодая женщина. Мужчина отстранил пограничника, пытавшегося ему помешать. Вдали, на летном поле, Пересыпкин увидел легкий транспортный самолет, знакомый его взводу, и догадался, кому он принадлежит.

Женщина, Даниэла Котце, наконец замолчала. Весьма недурна собой! Пересыпкин проявил галантность и сделал ей комплимент по этому поводу, но не забыл пометить у себя ее номер.

Вторник(3)

Верещагин бросил взгляд на часы и закрыл глаза, ожидая стука в дверь. Если Саки Буханов и обладал каким-то недостатком, то это наверняка его педантичность, из-за которой действия интенданта всегда легко было предугадать.

Несколько секунд спустя раздался вежливый стук в дверь. Вошел обеспокоенный Буханов. Верещагин усадил его на стул.

— Сэр, есть проблема.

— Интересно, что за проблема, — невинным тоном произнес Антон.

— Сэр, нам разрешено иметь десять рекрутов сверх штата, а у нас их семнадцать.

Верещагин задумчиво постучал пальцем по подбородку.

— К тому времени, как Пауль закончит свои дела, у нас их не будет. Лишним оплатите из представительских. Принесите мне бумагу, я подпишу.

Буханов сейчас походил на епископа, в присутствии которого Папа Римский плюнул в купель для крещения. Верещагин ласково взял его за руку.

— Мы уж сто лет так делаем. Тридцать восемь — совсем немного с точки зрения Пауля. Пожалуйста, посмотрите, нельзя ли в ближайшие дни найти еще людей.

Закончив свое дело, Верещагин царственно удалился, пока Буханов не успел сотворить на своем лице еще какую-нибудь мину. За дверью Верещагина настиг Матти Харьяло и тронул за плечо.

— Что, какие-нибудь утренние новости, Матти? Харьяло улыбнулся.

— Телеграмма от полковника Линча, — сообщил он, перебирая множество принятых от компьютера документов. — Служба тыла штаба запрашивает реквизиты наших транспортных средств.

— Сколько мы получили, двадцать семь?

— Да. Напишу больше. Там стянули немного больше.

— Так, хорошо. Что дальше?

— Телеграмма от полковника Линча. Кто-то обратил внимание, что Тихару Ёсида не обновил инструкции по обслуживанию матчасти.

— Так, без этого обойдемся. Остальные надо смотреть?

— Нет, — ответил Харьяло, глядя на последний листок.

— Благодарю вас, Матти. Все, пожалуйста, молчите. Я знаю: через три часа мне нужно явиться к нему в штаб с докладом. Вылетаю.

На стене в кабинете полковника Линча на почетном месте висела клюшка для гольфа — как вешали сабли в прежние времена. Кожа на ручке выглядела новее, чем металлическая часть клюшки. Это было молчаливым напоминанием о том, что Линч унаследовал от предков стремление к шику.

Беседа между полковником Линчем и Верещагиным, по мнению последнего, была на редкость скучной. А вот мягкий ковер ему понравился…

Линч почти сразу приступил к делу.

— Верещагин, это абсолютно неприемлемо! Как я понял, этот ваш капитан Санмартин расстрелял человека, основываясь лишь на обвинениях, не проведя даже видимости официального расследования?

— Полковник Линч, я не знаю, так ли вы поняли или нет, но свой отчет я вам направил. Это дело закрыто, — стараясь быть предельно вежливым, ответил Верещагин.

Со времен войны с банту, а может и дольше, бурские общины испытывали почти патологический страх перед насилием. Санмартин действовал, как и требовал того Верещагин, с величайшей осмотрительностью. Вопрос состоял в том, не следовало ли передать дело в суд. Линч, сделавший карьеру в штабе, придавал особое значение мелочам.

— Верещагин, извольте объяснить!

— Полковник Линч, я оформил все должным образом. Я не желаю, чтобы мои офицеры подвергались какому бы то ни было нажиму, не хочу, чтобы совали нос в дела моей части под любым предлогом. Это дело закрыто.

Лицо Линча задергалось. Нервный тик.

— Возможно, вы слишком близко связаны с этим делом, чтобы адекватно оценить инцидент, — сказал он, Стараясь выглядеть спокойным.

— Полковник Линч, если вы хотите разобраться с положением в моем батальоне, то могли бы выбрать более правдоподобный предлог. Повторяю, дело закрыто.

Верещагин пошел на неприкрытое нарушение субординации. Но Линч как будто не заметил этого. Он стал ходить по помещению.

— Все отчеты, которые вы мне присылали, сплошная чепуха! — заявил он ни с того ни с сего.