Ибо Гарри не солгал: Славку и впрямь было бы трудно с кем-то перепутать. Был ли он и впрямь так уродлив, как уверял брат - трудно сказать (я ведь так и не научилась разбираться в подобных материях!), - но, так или иначе, даже в полумраке, за мгновение, я успела оценить прелесть его лица - уникального и вместе с тем вполне обычного, очень похожего на то, что остается на сетчатке, если долго, не мигая, смотреть на какого-нибудь жгучего брюнета - например, моего брата Гарри, - а потом резко зажмуриться. Все, что у большинства из нас есть темного - волосы, брови, ресницы, радужки глаз - тут сверкало белизной, и наоборот - странно темной казалась докрасна воспаленная кожа... Короче, передо мной был самый что ни на есть типичный, классический альбинос. Стоит ли говорить, что паренек произвел на меня сильное впечатление; вот почему теперь, в нерешимости стоя за дверью, я смущалась и страшилась того, что должно произойти, втайне радуясь, что у меня, хоть Гарри об этом и не знает, уже есть кое-какой опыт в любовных делах.
Тут, кстати, в прихожей появился и сам Гарри: приплясывая на ходу, весело подпевая орущему в кухне покойному Фредди, он ловко катил перед собой дребезжащий фуршетный столик, уставленный винами, шампанским и всевозможной закусью (внизу ехала первым классом толстая нарядная дама - двухлитровая бутыль «Хеннесси»); увидев меня, он с шутливым изумлением приподнял брови:
- Ты чего стоишь тут, как бедная родственница?..
- Гарри, - сказала я, - ты великий маг. Как это тебе, интересно, удалось превратить утку в человека?!
- Возможностям моим нет предела, - скромно ответил Гарри, вкатывая столик в гостиную.
Вспыхнул свет; Славка, заморгав глазами, привыкшими к сумраку, загородил их ладонью, вскочил, оказавшись неестественно, болезненно длинным и костлявым, как скелет; двигался он тоже немного странно - как-то развинченно, словно у собранного из детского конструктора человечка разболтались гайки. Пожалуй, мелькнуло у меня в голове, мы с ним поладим… Вовремя подоспевшая Катя, по-королевски властно вытянув вперед обнаженную руку с пультом, заставила мерзостных «гумеров» затихнуть и замереть в нелепых позах.
- А это наша Ю-улечка, - протянул Гарри нараспев, обнимая меня за плечи и легонько подталкивая к молодому человеку, словно хотел сказать: «Совет вам да любовь». Альбинос плотоядно осклабился - это дало мне понять, что программу вечера от него не скрыли! - и глянул на меня сквозь растопыренные пальцы с явным любопытством:
- Вячеслав, - чинно, с достоинством представился он, выдержав секундную паузу… и вдруг разразился громким, отрывистым, каким-то истерическим гоготом; Гарри усмехнулся; Катя, закатив глаза и надменно встряхнув белыми волосами, испустила томный, выразительный вздох. А я не без легкой досады - в каком-то странном смысле Славка был уже мой! - подумала, что эти два сноба могли бы если не из вежливости, то хотя бы из уважения ко мне скрыть свою слишком явную антипатию к «другу детства»… А, впрочем, к чему?.. Кате, похоже, было и невдомек, что именно в честь непривлекательного Славки, а вовсе не ради нее устраивается нынешняя вечеринка; сам альбинос тоже вряд ли об этом догадывался, но, судя по его довольной ухмылке, ему было хорошо - гораздо лучше, чем нам троим, вместе взятым, ибо мне тоже все еще было слегка не по себе. Силясь одолеть смущение, я уставилась на своего партнера в упор. В безжалостном свете люстры белки его глаз оказались нежнорозовыми, а радужные оболочки - мутно-белесыми. Он все еще моргал и щурился; шутка Гарри на тему того, что, дескать, несчастный ослеплен моей красотой, вызвала всеобщий смех.
- Ой! - закричала Катя, - включайте телевизор скорее, скорее! Сейчас президент будет говорить!..
И верно: за суетой-то мы и забыли, что до Нового Года осталось всего каких-то несколько минут!.. Никогда не терявшийся Гарри быстро и умело откупорил бутылку шампанского; увидев, что ему удалось-таки избежать казавшегося неминуемым выстрела пробкой в окно, Катя запрыгала, захлопала в ладоши и, завизжав от восторга, подставила бокал под укрощенную струю.
Меня же от одного только запаха этой кислятины замутило. Подобные муки я претерпевала каждый Новый Год, начиная с одиннадцати лет - именно столько было мне, когда мы с Гарри попробовали тошнотворный напиток впервые! - но обычно ухитрялась тем или иным способом отмазаться от тягостного ритуала. Теперь же интуиция подсказывала мне, что все отговорки будут бесполезны. Поэтому я решилась на маленькую хитрость: осторожно протянув руку, схватила початую бутылку пива, недальновидно забытую Славкой у подножия дивана… и, пользуясь всеобщей радостной суматохой, перелила ее содержимое в свой бокал; как я и ожидала, никто не заметил подмены.
А я не без тайного смущения подумала, что могу теперь прочитать Славкины мысли… впрочем, это и так несложно… я-то ведь думаю о том же самом…
Сгрудившись в кучку, держа полные бокалы наготове, почтительно выслушали традиционное обращение президента (между делом я не без интереса наблюдала, как ходит ходуном, в панике силясь удержать двумя пальцами бешено пляшущую ножку хрустального сосуда, грубая, красная, вся в цыпках Славкина рука - и пыталась представить себе, но безрезультатно, как она будет ласкать меня); наконец, на экране возник знакомый каждому россиянину грозный диск с нервно подрагивающими стрелками - и чаши со звоном сдвинулись. Боммм! Тут со мной произошло что-то странное. Словно в сказке о Золушке, где чары доброй феи не выдерживают полуночного боя, наваждение, которым окутал меня Гарри, под звон курантов вдруг рассеялось - и я совсем другим, трезвым и очень ясным взглядом увидела себя, свой приход сюда и весь этот Новый Год; замерев с бокалом у рта, я вдруг поняла, что самое лучшее для меня сейчас - бежать, бежать отсюда, как Золушка, роняя на ходу части одежды и реноме; я уже сделала движение к двери… Но, видимо, Гарри, у которого хоть и не было дара ясновидца, зато интуиция была прямо звериная, уловил что-то - и положил руку мне на плечо; а в следующий миг было уже поздно - «бомм1, бомм2, бомм3… бомм12», как сказали бы мои родители-теоретики…
- С Новым Годом!!! - тоненько выкрикнула порозовевшая Катя; я залпом опустошила свой бокал; сразу вдруг стало как-то весело и легко - и все заулыбались, словно только теперь ощутив себя, наконец, вне взрослого надзора.
Верхний свет погасили вновь; Гарри зажег свечи, ароматизированные жасмином и лавандой, - и обстановка в гостиной сделалась уютно-интимной. Как вам должно быть известно по опыту, коллеги, ничто так не располагает к любовным утехам, как совместный просмотр видеофильма; Гарри, тоже зная об этом и, видимо, боясь, как бы сюжет вечеринки не вышел из намеченного русла, сам занялся расстановкой фигур - поместил на краю дивана Славку, рядом - меня, затем уселся сам, а подле посадил белокурую Катю. Та и не догадывалась, что, обнимая ее правой рукой, левой он то и дело поощрительно подталкивает меня в бок. Тщетно!.. Славка пока что и не думал со мной заигрывать; похоже, он был растерян и смущен не меньше моего.
Между делом мы, все четверо, потягивали каждый из своей посуды - кому что нравилось: Катя - шампанское, мы с Гарри - «Хеннесси», а Славка, похоже, вновь перешел на пиво. Очень кстати война миров на экране подошла к концу и Гарри поставил взамен другой фильм - судя по заставке, жесткое порно, вполне в духе Влада, невольно подумала я - и тут же выругала себя, что за последний час вот уже третий раз вспоминаю о профессоре Калмыкове, о котором давно и строго-настрого приказала себе забыть. Впрочем, кажется, не я одна в эту минуту боролась с запретными мыслеформами: судя по той навязчивой целеустремленности, с которой Гарри уничтожал «Хеннесси», и по тому, как все чаще подергивалось его лицо, ему тоже не давали покоя воспоминания о брошенной половине. В следующий миг он, видимо, решил разом с ними покончить, потому что вдруг вскочил с дивана, грубо сдернул с него Катю и повлек ее прочь, - и спустя секунду я услышала, как за ними захлопнулась дверь тети-Зариной спальни.