Теперь мы с моим «суженым» остались наедине. Забавно, но в эту минуту, когда все вокруг, казалось, так и побуждало нас к сближению, он, бедняга, смутился еще больше: весь напрягся, вцепился в пустую бутылку и отодвинулся от меня, насколько мог. Да и сама я, признаться, чувствовала себя странновато. Взамен того, чтобы настроить меня на игривый лад, откровенные сцены фильма предательски напомнили мне о Владе, - и я со стыдом чувствовала, что вот-вот разрыдаюсь; боясь вконец опозориться, лихорадочно впилась острыми кончиками наманикюренных ногтей в мякоть ладоней. Несколько минут мы молча сидели бок о бок, нервно вздыхая и стараясь не глядеть на экран; наконец, Славка робко спросил:

- Покурим?..

Я обрадованно кивнула: курить я бросила месяц назад - но сейчас, похоже, это был единственный шанс как-то разрядить атмосферу тягостной неловкости. Славка сбегал в прихожую, принес мою «шиншиллу» и свою потертую косуху, в чьем боковом кармане обнаружился початый «Кэмел», - и мы, утеплившись, вышли на лоджию: хозяин, с детства остро чувствительный к посторонним запахам, терпеть не мог, когда курили в доме.

Как это часто бывает, новогодние праздники пришлись на оттепель, накрапывал мелкий дождик; Славка, не зная, что сказать, изображал дракона, выпуская дым через ноздри. Я, облокотившись на перила, делала вид, что любуюсь на звезды; увы, на самом деле облака надежно прятали их той ночью. Несколько секунд прошло в стесненном молчании. Мимо пролетела падающая звезда; конечно, то был всего-навсего тлеющий окурок, брошеный нерадивым соседом, но я все равно успела загадать желание, которое, как и принято в новогоднюю ночь, исполнилось в ту же секунду: Славка осторожно и хитро покосился на меня и смущенно ухмыльнулся:

- Хочешь, научу тебя курить очищенным способом? - неуверенно спросил он.

Я кивнула. Затянувшись, альбинос обнял меня за плечи - и, обхватив огромными влажными губами мой рот, медленно выпустил туда отфильтрованную его легкими порцию дыма; мужественно сглотнув полученное, с трудом сдерживая разбирающий меня… смех? - нет, кашель! - я выдохнула то, что осталось, прямо в лицо своему новому бойфренду, который по неопытности не успел отстраниться и еще несколько секунд мотал головой, зажмурившись, словно пытался выжать из-под век евший их дым. Проморгавшись, он еще пуще покрасневшими глазами улыбнулся мне сквозь слезы - восторженно и чуть глуповато, - и еще несколько секунд мы молча разглядывали друг друга и счастливо ухмылялись, чувствуя, что начало положено.

- Вообще-то это мой первый поцелуй, - наконец, нарушил молчание Славка. - А у тебя?..

Вопрос этот, по некоторым причинам личного характера, я решила оставить без ответа; но мне вдруг пришло в голову, что в словах альбиноса содержится кой-какая логическая нестыковка:

- А кто же тогда научил тебя так курить? - поинтересовалась я. Славка осклабился.

- Сосед, - ответил он и глупо заржал. Я удивилась:

- Гарри?!

Славка заржал еще сильнее.

- От него дождешься. Да нет, другой сосед. Сверху, - он ткнул пальцем в закопченный, пупырчатый потолок лоджии.

- Что «сверху»? - спросил Гарри, раздвигая изнутри темно-бордовые, цвета тети-Зариного борща, шторы и всовывая голову в форточку; он был весел, и лицо его больше не дергалось. - О-о, вижу, вы тут уже нашли общий язык…

- Мы целовались без языка, - возразил Славка и заржал снова. Гарри внимательно посмотрел на меня, одобрительно покивал головой и погрозил пальцем: второе логическое несоответствие за последнюю минуту. Мне вообще начинало казаться, что мужчинам свойственна некоторая нелогичность в поведении…

Впрочем, я и сама была уже не в том состоянии, чтобы требовать от происходящего логики.

Прежде, чем вновь уединиться с Катей в тети-Зариной спальне, Гарри милостиво выделил «молодым» свежий комплект постельного белья: как я и ожидала, нам со Славкой отдали на откуп гостиную. Венец безбрачия сошел с альбиноса удивительно легко: лишь однажды в ту ночь я испытала жуткое, паническое, почти суеверное чувство - когда увидела у себя на груди белую Славкину голову, показавшуюся мне в темноте серебристой стариковской шевелюрой; а так, в целом, все было замечательно - и наутро все признали, что вечеринка удалась на славу («на Славу», - с ухмылкой шепнул мне Гарри, чей рот едва заметно кривила нежнейшая судорога). Настроение у всех было отличное; довольные кавалеры галантно вызвались проводить своих дам до метро. Славка, весело разбрызгивая кроссовками бурую оттепельную слякоть, цепко сжимал мою руку (время от времени он останавливался, пропускал ненужных свидетелей вперед и набрасывался на меня с бурной поспешностью, жадно обхватывая губами всю нижнюю часть моего лица и бешено, неустанно вращая мускулистым, наждачным от курева языком). Шедшая об руку с Гарри Катя поминутно заливалась звонким колокольчатым смехом, - похоже, вечеринка и ей пришлась по нутру. Сам Гарри не в пример своим белокурым друзьям вел себя сдержанно - но я-то знала, что в эту минуту душа его поет гимн счастливого облегчения: все обошлось, опасность миновала, лицо, деньги и репутация остались целыми… В общем, всем было хорошо, все ликовали… и только мне было как-то не по себе. Может быть, потому, что Славка и вправду мне нравился, я не могла отделаться от ощущения некоей смутной вины перед ним; чуть слышные, но противные голоса в моей голове назойливо шептали, что нынешней ночью я хитро, цинично, каким-то изощренно-парадоксальным образом обманула славного парня.

4

Примерно недели две спустя я стала замечать, что мой рейтинг у однокурсниц растет с бешеной скоростью, - когда я пробираюсь между рядами к своему месту, наложницы провожают меня завистливыми взглядами, жрицы поджимают губки, а чинные матроны, склоняясь друг к дружке, шепчут: «Это она». И немудрено… Начать с того, что мне больше не было нужды, как многим из них, изощряться в сценарном искусстве, вплетая себя в долгие, романтические, заимствованные из дешевых телемелодрам сюжеты: весь факультет и так уже знал, что «у Юлечки есть парень», - а что такое «встречаться со своим парнем» в контексте педвуза, можно, думаю, не объяснять.

Мой же вдобавок был персонажем ярким, заметным, даже пугающим. Едва ли не каждый вечер - к вящей зависти моих не столь везучих в любви приятельниц - он торчал в холле, дожидаясь, пока я спущусь, и убивая время весьма оригинальными, лишь ему свойственными способами. Самые знатные гетеры с нашего курса признали меня за свою, увидев однажды, как он - долговязый, развинченный, в черной косухе и драных джинсах-«варенках», - дурным голосом орет: - Психфак!!! - прямо в лицо какой-то чопорной, зазевавшейся в опасной близости от деканата жрице - и сопровождает этот клич как бы сурдопереводом, крутя у виска левым указательным и одновременно выбрасывая вперед правый средний. Слово «психфак» он расшифровывал как «сумасшедшая е…» и очень этим гордился.

Я и сама, бывало, умирала со смеху, стоя за колонной и тайком наблюдая, как он, растопырив свои длинные худые ручищи (зрелище это почему-то неизменно приводило мне на ум крылатую фразу М.В.Ломоносова: «Широко простирает химия руки свои в дела человеческие!»), гоняется по холлу за перепуганными Космосестрами с воплем: «Девчо-онки, я хочу вас трахнуть!!!», - а те, визжа, открещиваются растопыренными пятернями да прикрывают раскрасневшися лица яркими адаптированными Библиями.

Со временем факультетский холл стал Славке тесен, и он расширил сферу своего влияния, приноровившись посещать лекции «вольным слушателем»; тут-то мне стало не до смеха - я не знала, куда деваться от неловкости, ибо руки у Славки так и чесались. Он не знал большего удовольствия, чем «доводить препа»: воткнет, скажем, шило в карандаш и мерно постукивает-блямкает им о краешек стола, имитируя звук падающих капель. Раз от разу эта невинная шутка заставляла моих однокурсниц недоуменно крутить головами, а взмыленного педагога - нервно метаться по аудитории в поисках фантомной раковины, пока, наконец, все не привыкли к странной акустической иллюзии и не перестали спрашивать друг друга: «Где это каплет?»; вот и я ничуть не удивилась, когда в один прекрасный день невидимая капель не прекратилась и после того, как обе Славкиных руки оказались у меня под юбкой, - а, следовательно, физически не могли продолжать игру с шилом. Гарри с детства приучил меня к разного рода мистификациям, - вот и теперь я была уверена, что имею дело с каким-то ловким фокусом, который мне даже неинтересно было разоблачать; но вскоре оказалось, что Славка, в отличие от друга детства, натура вполне земная и предпочитает иллюзиям грубую реальность. Наутро, поднявшись в аудиторию, я с ужасом обнаружила, что новехонький, только-только настеленный после ремонта паркет стоит горбом, раззявливая зубастую пасть в широкой издевательской ухмылке; разгадка этого странного природного феномена поджидала меня вечером в холле - где, разразившись идиотским гоготом, сообщила, что, если отвернуть до отказа симпатичный вентиль на отопительной батарее, то получится вполне натуральная капель.