А как раз накануне до меня дошла скабрезная сплетня о некоей Алисе - третьекурснице с платного отделения, стройной стильной брюнетке, ничуть не похожей на Анну и вдобавок стриженной под хищный черный ежик: дескать, накануне экзамена профессор подкатил к ней с очень конкретным предложением - которое, если верить слухам, звучало так: «Лучше уд в руке, чем «неуд» в зачетке, хе-хе»…

Идиотка! Идиотка!!! Я все еще не понимала. Мне так хотелось верить, что все это временно, что скоро все пройдет и мы заживем по-старому; иллюзии начали рассеиваться, когда я услышала от кого-то, что профессор Калмыков заснул на лекции - прямо посреди монотонной, тягучей, нескончаемой фразы, которая, очевидно, ввела в гипнотический транс его самого. Несколько дней спустя прозвенел очередной звоночек - печальная история о том, как ВэПэ, принимая у первокурсников экзамен, бессознательно, как бы машинально заполнял графы зачетного листа аккуратными неудами - и, когда несчастные студенты, заметив это, в панике завопили: - За что, Владимир Павлович?! - задумчиво ответствовал: - Все в наших руках…

Но окончательный удар я получила, ознакомившись с пометками, сделанными Владом на полях моей дипломной работы. Открыв папку, я обнаружила, что почерк его - когда-то столь энергичный, что зачетные книжки иных нерадивых студентов оказывались насквозь продраны размашистыми «удами», - ныне ужасающе изменился: буквы, выведенные неверной рукой, дрожат, строки подпрыгивают, а от слов кое-где остались лишь огрызки… Увы, все это бледнело перед кромешной жутью открытия, ожидающего меня впереди, - а именно: пометы Влада касались, в основном, тех глав, что были бездумно переписаны мною из его же диссертации, - однако профессор, мучимый коликами язвительной злобы, этого не замечал… Комментарии его, радующие поначалу не только едкостью, но и емкостью («Бред!» «Тавтология!» «Масляное масло!»), становились с каждой страницей все интереснее морфологически («Может, все-таки определимся с терминологией?» «Где же это вы вычитали такую чушь?!»), а в финале «теоретической» части Влад уже откровенно паясничал: «Ну-с, и из какого же пальца мы высосали сей высокоумный окончательный вывод?» - любопытствовал он, в упор не видя, что его ироническое «мы» отдает раздвоением личности (если только не манией величия - эдакое «мы, Николай Второй!»), - а пресловутый «вывод», в который он с таким сладострастием плюется желчью, из его же пальца и высосан - не знаю уж, из какого именно, но, судя по глумливому эпитету, из среднего…

Сенильный психоз. Синильная кислота, разъевшая наше счастье. А попросту - старческий маразм... Вот с тех-то пор я и стала избегать встреч, которые, знала я, все равно не принесут ничего, кроме лишней боли; и лишь изредка, стоя на трамвайной остановке или только подходя к ней, я еще издали замечала - или мне казалось?! - знакомую статную фигуру в каракулевой папахе. Но тогда я быстренько ныряла в дверь супермаркета или укрывалась за ближайшим тополем - и покидала свое убежище не раньше, чем трамвай, в конце концов прибывавший, с тихим позвякиванием удалялся, оставляя по себе пустоту. Столь же пусто было теперь и в моей душе, откуда я твердо решила изгнать любимый некогда образ.

2

Это произошло в начале декабря… Однажды вечером, когда тетя Зара ушла на дежурство, а Гарри, только-только отпустивший последнего клиента, мирно отдыхал с книжкой и коньячком в кресле-качалке, в дверь вдруг позвонили - и Гарри, нехотя открыв, увидел, что с порога ему ухмыляется долговязый Славка Семиведерников - «сосед сверху, парень примерно наших лет, считай друг детства». Ну, здорово, сосед! Что нужно? Соль, спички или пару яиц?.. Не то, не другое и не третье, ответил Славка, - он пришел по делу. Как «по делу»?.. По какому?.. А вот по какому: пусть старый друган по песочнице, чья слава громыхает на весь подъезд, поможет ему, Славке, расстаться, наконец, с тяжкой, опостылевшей, год от года все более изнурительной невинностью, - а, проще говоря, снимет венец безбрачия. Ведь это ему наверняка - раз плюнуть…

Хм… что ж, это хорошо, конечно, что Славка так думает. На самом-то деле сказать, что просьба старого товарища привела Гарри в замешательство - значит не сказать ничего. Нет, с его уникальным даром все по-прежнему было в порядке, просто этот Славка… как бы выразиться потактичнее... в общем, никогда не пользовался особым успехом у дам… Почему? Об этом чуть позже, - а пока просто скажем, что одет он был убого: какая-то дурацкая спортивная синяя кофта на молнии, обвисшие треники, каких сейчас даже пенсионеры не носят, раздолбанные, зияющие пустыми дырочками для шнурков кеды… Словом, на клиента он явно не тянул. Но, когда Гарри попытался вежливо объяснить ему, что расценки на услуги мага очень высоки - и снизить их бессильна даже самая застарелая детская дружба - ведь, как известно, в колдовской практике четко работает «принцип сохранения энергии»: сколько заплатишь, таков и будет результат! - Славка ничуть не смутился, а даже наоборот: гаденько ухмыльнулся, привычным движением слазил в карман треников… и, небрежно помахав перед аристократическим носом своего визави стильным бледнозеленым веером из пятидесятидолларовых купюр, огласил пустынную и гулкую лестничную клетку идиотски-торжествующим гоготом - после чего уже вполне по-хозяйски потребовал, чтобы с него, Славки, тотчас же, немедленно сняли «этот долбаный венец».

Что ж, а ля герр ком а ля герр: Гарри, не привыкший бросаться клиентами - даже такими, как друг его детства - пригласил Славку в свой кабинет и, уложив на диван, произвел над ним серию магических пассов, необходимых для снятия венца. Когда же тот, до ужаса довольный и полный надежд, ушел, Гарри как следует проветрил квартиру, вынес на помойку испачканную простынь, спрятал деньги в сейф (откуда они у соседа, он благоразумно решил не задумываться) - и приказал себе раз и навсегда забыть обо всей этой истории. Но забыть не удалось. Томимый нетерпением - впрочем, вполне понятным в девственнике, перешагнувшем за двадцатник, - недели две спустя Славка вновь навестил своего экстрасенса - уже лишь для того, чтобы предупредить: если до Нового Года загаданное не исполнится, Гарри «поставят на счетчик», - ну, а если великий маг откажется возместить клиенту материальный и моральный ущерб, его красивое и надменное лицо будет исковеркано навеки…

В том, что Славке - личности по-своему таинственной и, по слухам, ручкавшейся с самыми опасными негодяями микрорайона - не составит труда выполнить обещанное, у Гарри не было причин сомневаться; увы, с такой же абсолютной уверенностью он знал и то, что чуда не произойдет - ни одна девчонка, у которой есть глаза, не поспособствует его спасению. С тех пор он потерял аппетит и сон. Казалось бы, чего проще - верни деньги да успокойся, благо и сумма не так уж велика… но речь-то шла кое-о-чем посерьезнее несчастных пятисот баксов - само реноме всемогущего целителя, которое Гарри годами любовно взращивал и лелеял, висело теперь на тончайшем волоске: горький опыт детства и отрочества говорил ему (и, скорее всего, не лгал!), что Славка ко всем прочим радостям еще и треплив - и, даже если приплатить ему сверху, непременно оповестит о своем приключении весь подъезд, где обитает немалая часть клиентуры, ее знакомых и знакомых ее знакомых… В общем, ситуация глупейшая, - а до новогодних праздников, как назло, остались считанные недели...

- В общем, Юлька, - подытожил брат, - вся надежда теперь только на тебя. Выручай!..

Обдумывая ходы, я, как и любой серьезный шахматист, слушала постороннюю болтовню лишь вполуха, время от времени машинально кивая или хмыкая в знак понимания; вот и теперь, сосредоточенно глядя на доску (позиция была выгодной - при удачном раскладе брату светил мат конем и двумя слонами!), рассеянно кивнула головой - да, конечно, выручу, какой разговор…

- Вот и умница! - обрадовался Гарри. - Смотри, не подведи! Я очень на тебя рассчитываю!

«Не подведу, не подведу», - хотела ответить я… как вдруг до моего сознания, наконец, дошел смысл его слов - и я взвилась, чуть не опрокинув доску: