Странно, но это бессознательное движение — телесная реакция на невыносимое чувство отчаяния — неожиданно помогло мне придти в себя и собраться с мыслями. Я вдруг увидел себя как бы немножечко со стороны — и в тот же миг обуревавший меня огромный вселенский ужас бесследно испарился, уступив место банальному стыду. Совсем я, что ли, сбрендил, старый дурак? С каких это пор я стал так слепо верить политической пропаганде? А ещё претендую считать себя работником науки, несчастный маразматик.

«Сбрендил», точнее не скажешь. Ведь «Бессмертный Лидер» — не что иное, как обычный бренд. Ловкая выдумка Кострецкого, умелый рекламный ход — не более. Какой я, к чертям, Сатана? И какой он, к чертям, «бессмертный»? Мощный иммунитет, хорошо работающие рефлексы — вот и всё, что я мог ему дать. В лучшем случае. Да и то не дать, а просто разбудить, что в нём дремало. Семьдесят пять… не такой уж он, в самом деле, и долгожитель. Очень здоровый старикашка, вот и всё. Скорее всего, в один прекрасный момент он, как и все мы, благополучно закончит свои дни — где-то, как-то, самостийно, в отпущенный ему срок.

Вот она, простая истина. От облегчения я даже рассмеялся — и, с кряхтением поднявшись на ноги, стоял теперь посреди дорожки, блаженно потирая взмокший лоб дрожащими пальцами — и с бессмысленной «кишечной» улыбкой (со стороны, вероятно, идиотской) глазея на заманчивые кусты. Розовые мордашки улыбались в ответ — они были расположены ко мне благосклонно.

Внезапно…

Как будто что-то неуловимое вторглось в мои шахматно строящиеся мысли и произвольно смешало их; я ещё не понял, в чём дело, но чувствовал — что-то изменилось.

Как, где?.. Я насторожился и замер. Нет, не показалось — перемена действительно произошла, и не где-то внутри меня, — а в самой что ни на есть внешней реальности. А именно — чуть-чуть другим стало звуковое оформление райских декораций. Что-то еле заметно примешалось к фоновому шелесту листвы и щебетанию крохотных птичек — какое-то иное щебетание, чей источник я пока ещё не мог определить, но уже чувствовал (скорее, чем слышал), что оно очень даже приятное, нежное и мелодичное. Впрочем, звук с каждой секундой приближался, и вот я уже слышал, что это — песенка:

Голосок звучал уже совсем близко, я мог бы поклясться, что его обладательница где-то рядом, ну вот за тем кустом. Несколько секунд я, убогий старый советский обыватель, стоял пень-пнём, вслушиваясь в эту незамысловатую, но приятную мелодию и машинально, вполмозга размышляя о том, что, по-видимому, к кому-то с соседнего участка приехала погостить молоденькая внучка, — пока, наконец, неумолимость приближения загадочного голоска, который звенел уже почти над ухом, не вернула меня к действительности — какие, чёрт подери, тут могут быть соседи?! — и не бросила старого придурка в жар испуга и смущения, ибо я наконец, сообразил, что не галлюцинирую и не ошибаюсь и, похоже, в наш маленький мирок проник новый обитатель — женщина.

Женщина. А что, собственно, в этом такого уж удивительного? Почему я решил, что я единственный гость здесь? Только теперь я вспомнил слова Кострецкого о том, что Альберт, то есть президент Гнездозор, весьма активно общается с дамским полом. Что ж, вполне естественно и похвально в его тридцать пять, да, в общем, и в его семьдесят пять тоже. Конечно, у него не было никаких поводов менять свои привычки и на каникулах — даже, я бы сказал, наоборот.

Но я, старый дурак, вдруг отчего-то до ужаса смутился. «Говори со мной, будь со мной… Хоть секунду, хоть вечность…» Судя по тому, как вольно разливался её чистый голосок по окрестностям, эта девушка была частой гостьей на Даче, а, возможно, даже и фактической хозяйкой, — и я не знал, насколько она осведомлена обо мне и как я буду объяснять ей моё присутствие в её владениях — присутствие чужого, страшного, неуклюжего и вопиюще немодного старикана. В панике я сказал себе, что куда благоразумнее предоставить это тому, кто как раз и поставлен здесь для разруливания подобных ситуаций.

Приняв такое решение, я пригнул голову — и какой-то дурацкой, унизительно-трусящей походкой поспешил в сторону домика. Забавно: кажется, вот только что я рвал себе душу напополам, ища ответы на трагические, экзистенциальные вопросы, от которых напрямую зависела не только моя и Альбертикова жизнь, но в немалой мере и судьба России — и вдруг напрочь забыл обо всём, боясь только одного: как бы не столкнуться нос к носу с юной обладательницей приятного голоска. В этот миг я снова чувствовал себя закомплексованным прыщавым мальчишкой, инстинктивно прячущимся за штору при появлении первой красавицы класса. (В том, что девушка была красива, сомневаться не приходилось).

Кстати я вдруг вспомнил и давешний намёк Игоря насчёт «ответственного дня», который нас якобы ожидает, — и это воспоминание заставило меня вконец оробеть. Уж если самому Кострецкому встреча с этой девушкой кажется чем-то ответственным, в панике подумал я, значит, особа к нам приехала и впрямь в высшей степени серьёзная.

И вместе с тем меня одолевало любопытство. Какая она — нынешняя избранница Альб… Бессмертного Лидера?.. Какому типажу на сей раз повезло расшевелить этого тюфяка?.. Брюнетка она или блондинка, а, может, рыженькая?.. Стройная или полненькая?.. Высокая или крохотулька?..

Вбежав в дом, я сразу же бросился на второй этаж, ворвался в спальню, чьи окна выходили на розовый сад. Пусто — видно, девушка пошла другой дорожкой. Тогда я столь же резво метнулся в гостиную и, бегом обойдя огромное детище краснодеревщика, с жадностью приник к большому окну, из которого видно было лужайку. И как раз вовремя.

Вот когда я оценил тонкость и предусмотрительность Кострецкого, руками невидимой обслуги положившего на мой подоконник ещё вчера казавшийся ненужным театральный бинокль!.. Дрожа от волнения, я протирал его окуляры краем футболки, забыв про удобные самоочищающие опции.

Она бежала через лужайку наискосок, распахнув руки в обнимающем весь мир жесте — совсем юная, тоненькая, длинношеяя, в лёгком зелёном платьице с развевающимся подолом — и солнце купалось в потоке золотистых волос. Весна, улыбка, ликование. Даже у меня, старика, на миг встрепенулось сердце. Другой старик, улыбаясь чуть снисходительно, но обрадованно, поджидал её под туями. Удивительно, но в этот миг ему шла заношенная тельняшка, и вообще он был сейчас до ужаса похож на человека, почти совсем-совсем, ну прямо не отличишь, и я всё крутил и крутил колёсико бинокля и не мог оторвать глаз от ласково улыбающегося молодого лица, — покуда подбежавшая не загородила его, повиснув на шее, и я в смущении не отвернулся, решив, что постороннему не подобает подглядывать за этой трогательной сценой любовного воссоединения.

Но видел её не я один. Кострецкий, который вот уже Бог знает сколько времени стоял за моей спиной, перехватив мой растерянный взгляд, весело улыбнулся — и сдвинул на лоб стильные роговые очки с поблёскивающими на них крохотными цифровыми камерами; небрежно кивнув в сторону окна, он добродушно произнёс:

— Что, нравится?.. Прошу любить и жаловать — это наша Кутя. Считай что первая леди государства. Мисс Россия-2051, между прочим. Вы не следите за этим?.. Впрочем, вы ведь человек науки, работник мысли, вам не до того. А я вот, грешник, посматриваю иногда. Люблю, знаете ли, поразнюхать на досуге, что там делается в мире Красоты.

3

Нас с Кутей представили друг другу спустя примерно час, в помпезной, как станция древнего метрополитена, столовой Кострецкого, где тот закатил торжественный и до непристойности изобильный обед в честь официального начала каникул, — а, скорее, в честь того, что — как он простодушно выразился — «такие симпатичные люди наконец-то встретились и перезнакомились».