Незнакомка говорила о чем-то с артистом.

Взглянув на писателя, женщина отвела взгляд.

«Боже мой… неужели это он?.. сделаю вид, что не знаю его… невозможно быть счастливой с человеком, которого ты не можешь сделать счастливым… в сущности, у нас нет ничего общего… и потом материальные обстоятельства, среда… я отшельница, изверившаяся в людях, а он известный писатель… лучше мне доживать свой век в одиночестве… случайно встретились и разошлись… случай играет с нами, зная наперед, что есть более властные силы и именно они побеждают…»

Писатель смотрел на незнакомку и размышлял:

«Все, что выходит из рук бога — прекрасно… человек только все портит… бог есть, он царствует, но не правит, правят, скорее всего, какие-то иные силы, может быть, силы зла… и эти силы зачем-то нужны богу… и нет такого добра, которое не порождало бы зло… в каждом человеке оно есть… однако, как она мила и полнота ее приятна… меня уже влечет к ней… женщины как водоворот… нет, лучше мне не смотреть на нее, тем более, что она не сводит глаз с артиста… по всей видимости, у них была любовь… свидания, надежды, опасения, как я далек от всего этого… и весь этот винегрет губит суета… выдумать любовь, представить ее мне не трудно… у меня это давно вошло в привычку, запутывать читателей, вводить их в заблуждение… о чем это я?.. или я уже на небе?.. надо спуститься пониже… и в этом месте повествования рассмеяться, но я отвык от смеха… со смехом мне жилось бы, наверное, немного легче… и с воспоминаниями детства… впрочем, все это мертвый хлам… от трупов лучше держаться подальше… известно, куда они могут завести блуждающего… а я блуждаю… я весь в сомнениях, облеплен ими… они стали моей второю кожей…»

— Мне кажется, мы уже встречались?.. — заговорил писатель, обращаясь к женщине.

— Вполне может быть… кто вы?..

— Я писатель… как все писатели, что-то пишу… чему-то учу… правда, исправить никого не мечтаю… что криво выросло, прямым уже не станет…

— И много вы уже написали?..

— Много… — пробормотал писатель и, глянув на женщину, отвел взгляд, подумал:

«Боже, неужели это Нора?.. она почти не изменилась, так же смотрит и так же душу веселит… нет, я уже не бог и вокруг меня не рай и кущи, а бездны и пропасти, мрак и тишина… что меня ждет?.. от этих мыслей грудь стесняет ужас… мне страшно… что за странный страх?.. она только взглянула, и тут же взгляд отвела… уже не сводит глаз с артиста…»

Артист вскользь глянул на писателя, потом на женщину.

«Кажется, ей больше нравится писатель… я тоже люблю играть словами на сцене, в обман вводить себя, других… впрочем, от слов одна тоска… хочется бежать, куда-нибудь от них, куда глаза глядят… она не сводит глаз с писателя… мне его жалко… пишет, ищет истину… возможно ли ее найти?.. и зачем?.. чтобы проснуться стариком?.. и звать наслаждение во сне, не имея сил испытать его наяву?.. всю жизнь я учу других чему-нибудь со сцены, но кто меня научит, как мне избавиться от плотских желаний?.. ну, избавлюсь, и что останется?.. пыль кулис и книги, сотни книг, которые я не успел прочесть… чтобы убедиться, что миром правит зло… все мы им заражены… и среди искушений ищем спасения… слышим благую весть, но не имеем веры… блуждаем, пытаемся понять, откуда эта весть исходит?.. и от кого?.. — артист потер виски. — Мне нужно жениться, чтобы не сойти с ума… еще раз попытаться стать счастливым… увы, счастливых мало… дорога к счастью слишком узкая… и она петляет, как змея, уводит в никуда… уже вечер… в траве звонят цикады… или это звон в ушах… кажется, в глазах темнеет… нет, нет, только не это… я едва выбрался из непроглядной тьмы, в которой вновь хочу увязнуть… день позади, впереди ночь… и мне страшно… милая Нора… я хочу ее обнять… и отталкиваю, как искушенье, от века висящее над нами… жало желания язвит, увлечь пытается в этот сладостный обман…»

— Простите, мне пора… — сказала женщина, прервав затянувшееся молчание.

Писатель проводил женщину взглядом.

«Постарела, пополнела, но все так же мила…» — подумал он.

— Туман ложится, зябко стало и темно… надо поискать убежище на ночь… ты здесь?.. — артист повернулся к писателю.

— Где еще мне быть?..

— Что ты все пишешь?..

— Пытаюсь изменить финал одной истории…

Осыпались камни.

— Что это было?..

— Не знаю… — пробормотал писатель.

— Куда ты смотришь?..

— Я смотрю на пса, который появился как будто из-под земли… — Писатель глянул по сторонам. — Не разведчик ли он из стаи бродячих псов… место опасное… говорят, здесь люди исчезают бесследно… — Писатель повел плечами, как от озноба. — И мы можем исчезнуть… смотри, пес прилег и зубы скалит…

— Я ничего не вижу…

— Приглядись…

— Может быть, он один из тех, кто таится в темноте, и, желая зла, спасает, творит добро…

— Нет, на беса пес не похож… я думаю, он просто голодный пес… а мы добыча…

— Не пугай меня…

— Бояться смерти глупо…

— Что это?.. слышишь?.. лай… бежим… надо спасаться… и женщину спасать… — воскликнул артист…

Писатель, артист и женщина забились в тесную щель в скале, лежали молча, обнявшись.

Собаки толпились внизу, рыча, роняя слюну, кружили.

Писатель размышлял:

«Я слишком стар, чтобы снова начинать любовную игру… но желание язвит, хотя и знаю наперед, что будет… лишь мгновение страсти и все кончится… лицо исказит брезгливая гримаса и все… и все же я готов стать ее рабом… а потом долго буду проклинать себя за то, что поддался искушению… нет, лучше что-нибудь другое… не знаю, что?.. с природой не поспоришь… однако молчание затянулось, надо что-то ей сказать, но что?.. что я все еще люблю ее… и стыжусь… что от женщин лишь один обман, предательство и ложь… нет, лучше промолчать… и, тем не менее…»

— Собак не слышно, наверное, ушли… — заговорил писатель и привстал.

В ползущем мимо расселины тумане ему виделись различные образы, причудливо меняющиеся. Писатель провел рукой по лицу, как будто паутину смахнул.

«Мне было всего 13 лет… я жил у тети в доме на Болотной улице… она жила этажом ниже… я был влюблен в нее… мы испытали близость в ту ночь, когда как будто все ветры собрались и пели хором… в камине пылали дрова… стены были завешаны коврами… и все же было холодно… меня всего трясло…»

Женщина повернулась спиной к писателю.

«Что если я поцелую ее?.. — размышлял артист. — Кажется, она не против, лишь задышала чаще… и взгляд стал слегка косить… и румянец появился на щеках… все, как и тогда, когда она была невинна и прекрасна… и я был еще не так уверен в себе… она и теперь божественно прекрасна и способна эту тесную щель превратить в рай… я хочу ее поцеловать, но я ли это?.. помню, когда я ее поцеловал, она рассмеялась… я отстранился, спросил, чем вызван ее смех?.. она сказала, что у меня был такой серьезный вид… все повторяется, я слишком серьезен… успокойся, это игра, всего лишь игра… я со страхом жду ее продолжения… я весь дрожу… пожму ей руку, обниму и поцелую, если не умру от страха… ответит ли она на поцелуй?.. она ответила… мне надо улыбнуться… я слишком серьезен и мрачен… я такой же, как и мой дядя со стороны матери… он отличался любовью к риторике и изысканным выражениям… тогда все были поэтами, старались выражаться как можно искусственнее и менее понятно… это было общей модой… дядя умер холостяком, а у дяди со стороны отца было пять или шесть жен… и он был палачом в тюрьме, пока не отменили смертную казнь… у него было прозвище Избавитель… иногда он является мне, говорит, что у него есть возможность покидать свою могилу не только ночью, но и днем… однако я отвлекся… что я делаю?.. я слежу за облаками… и я смущен… а что делает она?.. она молчит… взглянула на меня и улыбнулась… улыбка манит обнять ее и тихо млеть…»

Длилась ночь…

Утром женщина ушла своей дорогой…

Писатель и артист шли и шли, но куда? Вперед или назад? Им казалось, что они кружат на месте…