Возникла пауза.

— Что за история с примадонной?..

— Хочешь, я расскажу?..

— Рассказывай…

— Муж примадонны был историком… и когда он сбежал от нее, я почти год, терзаемый подагрой, должен был ее смешить… я с трудом вызывал у нее лишь кривую улыбку… помню, как закутанная в халат, противная самой себе, она сидела на кровати под балдахином, свесив руки, и смотрела на меня как на пустое место… вдруг она улыбнулась, улыбку вызвали мои слова… я решился сказать, что она все еще хороша собой… и это было похоже на чудо… талант шута, способность унижаться я довел до предела совершенства… я выгибал спину, выражая свое восхищения ею вокабулами, поднимал или опускал плечи, наклонял голову особым манером, закрывал глаза и разыгрывал изумление… несчастная женщина, она сама страдала и заставляла страдать прислугу… в конце дня все это повергало меня в уныние, мне становилось тоскливо и жалко смотреть на самого себя… а она хотела видеть меня смеющимся… это с моей-то физиономией… по субботам примадонну обычно посещали гости… помню поэта, похожего на старую обезьяну… походка у него была не слишком легкая, но и не такая неуклюжая, как говорили… я терпеть его не мог, но любил смотреть, как он читал свои стихи… он напоминал мне бесноватого… он пытался изобразить сумасшедшего в сумасшедшем доме и смешил меня до слез… бывали у примадонны и художники, и музыканты… весьма достойные люди… иногда появлялся известный философ, черт бы его унес вместе с его учением… вот кто виновник всех моих несчастий… я имел все и из-за этого болвана все потерял…

— Что же случилось?.. — писатель изобразил любопытство.

— Помню, философ сел на собачку примадонны, с которой она не расставалась даже когда спала… я помог ему похоронить собачку… я знал, что рано или поздно философ отплатит мне злом за добро… расплата в этом мире наступает всегда… зло возвращается к нам… самое простое — смириться перед справедливостью возмездия и одуматься или исправиться… либо оставаться таким же, каким был, либо все осмеивать и презирать… примадонна смирилась с исчезновением своей любимицы и завела другую собачку… помню эту жуткую сцену… я смешил примадонну, рассказывал ей какую-то смешную историю, анекдот… смеясь, я сел и почувствовал, что сел на что-то живое… я испугался, побледнел, вспотел… я боялся встать… философ спросил меня, что со мной?.. что меня так напугало?.. я шепчу ему, помолчите… вместо того чтобы дать мне время прийти в себя, этот идиот стал выяснять причину моего испуга… я не разыгрывал испуг, я на самом деле был испуган… своими расспросами философ привлек внимание публики… в воцарившейся тишине вдруг послышался глухой, прерывистый стон, словно кого-то душили… уже потерявший голову от страха перед содеянным, ничего не видевший, как это бывает в такие минуты, я медленно приподнялся и все увидели полузадушенного мопсика… поднялся такой крик, тебе и не вообразить… я понял, что погиб… и погиб безвозвратно… ты думаешь это все?.. ночью я проснулся от стука в дверь… явился философ… он, видите ли, не мог заснуть, его мучили мысли… до утра он не давал мне спать… от его монолога в моей памяти сохранились только слова, которые мне показались понятными: репутация, пристойность, целомудрие, стыд, посмешище… из его речи я узнал, как он жалок и несчастен… он, видите ли, вдруг среди ночи почувствовал приближение смерти… жизнь уходила, а он все еще оставался девственником… впрочем, вполне возможно, что все это было не совсем так… наверное, эту историю я где-то прочитал…

— И что же дальше?.. — спросил писатель.

— Как оказалось, философ давно был влюблен в примадонну и уже несколько раз пытался объясниться… он просил меня помочь ему… я уговорил примадонну выслушать его… примадонна молча выслушала его, встала и ушла… только представь себе сцену, в которой этот шут, скоморох вместо признания в любви, сознался в том, что задавил ее мопсика… всего у примадонны было около дюжины мопсиков разной масти… примадонна ушла, а философ все говорил… в тоне его голоса я различал голос ненависти, ревности, даже стоны любви… и вдруг он зевнул… и я невольно зевнул, сам не понимая почему… он встал с такой легкостью и с таким изяществом, что я невольно почувствовал, как я неуклюж, туп, тяжел… и снова я зевнул… да, да… я зевнул… истории о любви мне интересны… они могут некоторое время вызывать восхищение, но, в конце концов, вызывают зевоту…

— Любопытная история… — пробормотал писатель и зевнул. — Извини…

— Зевай, зевай сколько тебе угодно, не стесняйся… — Артист разгуливал по каменной террасе в скалах, напевая арии из разных пьес и время от времени восклицая: «Как это прекрасно и естественно…» — Он пел, постепенно повышая голос, с жестами, гримасами…

«Что с ним такое?.. я не узнаю его… — размышлял писатель. — Он был так жалок и несчастен и вдруг такое превращение… он явно во власти какого-то исступления, восторга, столь близкого безумию, что я начинаю беспокоиться…»

Писатель вдруг запел в унисон.

Артист был растроган.

— Ты мог бы сделать карьеру в опере… — сказал артист. — Ты так похож на меня… в детстве я набивал голову книгами, которые нужно было бы сжечь… и превратился в нищего… отец пытался сделать из меня инженера, а мать хотела, чтобы я был счастлив… она была известной женщиной но, увы… она умерла… ее жизнь оборвалась раньше времени… и моя карьера инженера не пошла дальше… я увлекся сочинительством, написал поэму, которую сам не мог прочитать до конца… начинал картавить, заикаться… — Артист состроил гримасу, потом еще одну, рассмеялся.

— Со стороны мы представляем собой двух идиотов…

Одному богу известно, сколько приятных и неприятных последствий последовало за этой сценой. Они цеплялись друг за друга, но это уже другая история…

Ночь застала писателя в ущелье.

Ничего плохого с ним в эту ночь не случилось. Он отделался лишь несколькими кошмарами.

Занялась заря и писатель очнулся, чтобы продолжить свой путь, но он не знал, куда направиться.

«Какая разница, куда идти, туда или сюда…»

Он шел пока не упал ничком на песок.

«Если умирать, так лучше умирать здесь, чем чуть дальше…» — подумал он и потерял сознание.

Спустя какое-то время писатель пришел в себя и понял, что лежит на песке и не один.

Рядом с ним лежала женщина.

Писатель перевернулся на спину, испытывая странное состояние. Он был собой и в то же время кем-то еще.

Привстав, он огляделся.

Пейзаж был мрачный, зловещий.

Женщина спала.

Писатель осторожно заглянул женщине в лицо.

Лицо бледное, губы тонкие, изящно очерченные, глаза закрыты.

— Мне кажется, я рожаю… — прошептала женщина и открыла глаза…

Писателю пришлось принимать роды и обмывать появившегося на свет младенца.

Пока писатель занимался ребенком, женщина очнулась и с удивление воззрилась на писателя.

— Вы кто?..

— Я писатель… и отчасти акушер… — Писатель улыбнулся. Он говорил, прикрываясь завесой непонятных и образных выражений. Неудивительно, что женщина не поняла ни слова из его монолога. Выглядел писатель вполне прилично, и она положилась на чувства, хотя они и обманчивы.

Писатель и женщина объяснились и после объяснения нашли пещеру и стали жить.

Человек хочет быть счастливым. Если цель жизни — удовольствие, у человека есть все необходимое, чтобы быть счастливым…

Этот период своей жизни писатель прожил как муж и философ.

«Бог послал мне эту женщину… — думал он. — Хотя, как говорят, женщину посылает человеку некто другой…»

Женщина проснулась, а писатель все еще спал.

Ему снилось, что он лежит в тенистом саду в окружении детей с рожками. Он любил детей. Дети в его сне были внешне похожими, но разными по характеру. Они играли, ползали по нему…

Лето писатель, женщина и мальчик провели в пещере и никому не мешали жить. Не создавали они проблем и богу…