— Нет, — начальник покрутил головой, — не понимают, — довольно усмехнулся он, горделиво подбоченясь и, не замечая реакции князя на его слова, — что спиритус, это не вино.

— А ты значит, такой умный, — зло, прищурив глаза, тихо поинтересовался князь. — Небось, у тебя и запас этого спиритуса найдётся?

— А то! — довольно заметил сотник, дыхнув на брезгливо сморщившегося князя густым сивушным перегаром. — Бутылочек несколько будет. Как раз хватит, чтоб похмелить этих мерзавцев.

— Так что ж ты стоишь, скотина! — заорал, уже не сдерживаясь, князь. — Иди и похмели эту сволочь, и чтоб через пять минут они все были на ногах.

Шарахнувшийся от неожиданности в сторону сотник мигом подхватился и бегом бросился обратно в свою коморку, доставать припрятанную заветную бутылку 'спиритуса'.

— Господи, — шептал себе под нос очнувшийся наконец-то Начальник местной Стражи. — Ну какой же я идиот. Куда лез к князю под горячую руку. Знал же, что он за скотина, так нет же, захотелось выслужиться. Показать, что сам не такой как все, что меня ни одна зараза не берёт. Показал, — ругал он сам себя.

— Послушался, называется, профессора, — шептал он себе под нос, несясь в свою коморку. — Дурак! Нет бы как все. Напился и забылся. И никакого спроса. Нет, чтобы пропустить его слова мимо ушей, как мои оглоеды. Тогда бы и спросу сейчас не было.

Бросившись, выполнять поручение князя, он, как ни старался, но за пять минут, не уложился. Хоть и пришли гвардейцы более менее в себя после налитого каждому стограммового стакана разведённого спиритуса, но ни для погони, ни вообще для чего-либо толкового, они были совершенно не пригодны. Бледными, шатающимися буквально от ветра, тенями бродили они по казарме, с трудом держась за стены и глухо постанывая. Нет, они были совершенно непригодны ни для чего, а уж для погони, тем более.

Сотнику, попытавшемуся было усадить их в сёдла, так и не удалось ничего от них добиться толкового. Только некоторые из них, двое, или даже трое, с трудом сумевших взгромоздиться на коней, буквально через пару минут после того свалились им под ноги. А один, самый 'счастливый', умудрился даже при этом сломать себе руку.

Бледный от бешенства князь в бессильной злобе наблюдал за всем этим безобразием, понимая, что он не имеет ни малейшей возможности что-либо изменить. Вконец взбесившись, он приказал влить в горло каждому из тех, кто смог хоть подняться с кровати, ещё по стакану разведённого спиритуса, надеясь добиться, таким образом, ещё большего оживления этих ходячих полутрупов. Но достиг он этим, совершенно обратного.

Как сотник не пытался объяснить князю, что подобного делать нельзя, ибо алхимик строго предупреждал о том, чтобы не усугубляли при опохмеле, у того, как будто уши от бешенства заложило. Одно только слово 'алхимик' приводило князя в такое неистовство, что, под конец, сотник боялся даже рот раскрывать, справедливо опасаясь уже за саму свою жизнь. Глядя на неиствующего князя, бешено носящегося по казарме, и пинками пытающегося поднять вконец опьяневших гвардейцев, он уже всерьёз начал рассматривать возможность бегства, начиная понимать, что князь не простит никому из них подобного.

И неизвестно чем бы это всё кончилось, если бы не появившиеся неожиданно в замке два десятка столичных стражников, патрулировавших как раз окрестности и завернувших к князю по какой-то своей надобности. Только их появление спасло и сотника, и пьяных гвардейцев от немедленной расправы.

И никто бы так никуда этим утром и не выехал, если бы не они.

Только увидав въезжающих в широко распахнутые ворота замка недоумённо поглядывающих по сторонам городских стражников, князь пришёл немного в себя, опамятовался и тут же бросился на террасу, пытаясь уговорить княжну отправиться вместе с ним в погоню.

— Последний раз тебя спрашиваю, поедешь со мной? — сверкая белыми от бешенства глазами, сквозь зубы, с трудом выговаривая слова, спросил её князь.

Остановившись прямо напротив княжны, он гневно смотрел на безмятежно устроившуюся за столиком на террасе Лидию, так молча и наблюдавшую за всем происходящим у неё на глазах бедламом.

— Последний раз тебе говорю, — спокойно посмотрела ему прямо в глаза княжна. — Прекрати это безобразие и никуда не езди. И не вздумай догнать их. Тебе же будет хуже. Они великолепные арбалетчики.

— Ничего, — злобно кривя губы, выдохнул с каким-то бульканьем из горла князь. — У нас тоже есть такие. Зря, что ли, я содержу этих дармоедов в городской страже. Пусть постреляют, покажут своё мастерство.

— Эти ещё хуже твоих хвалёных гвардейцев, — презрительно скривила губы княжна. — Лучше бы тебе никуда не ездить.

— Ну, как знаешь, — мрачно глядя на безмятежно сидящую за столиком княжну, буквально выдавил из себя князь, едва сдерживаясь, чтобы не наорать на неё. — Вернусь, тогда посмотрим, кто из нас был прав.

— Если вернёшься, — безмятежно глядя на него чистыми, прозрачными до синевы глазами, ответила княжна, насмешливо улыбнувшись.

Князь, бледный от бешенства до какой-то нехорошей синевы, пятнами покрывающей его лицо, несколько минут простоял напротив неё, молча, разглядывая безмятежно попивающую чай княжну. Ничего не сказав, и уже больше так и не обернувшись, он спустился с террасы, к ожидавшему его внизу сотнику, подошедшему к ним с несколькими едва пришедшими в себя гвардейцами.

— Поедешь со мной, — раздражённо бросил князь, даже не обращая внимания на еле стоящих на ногах гвардейцев.

— Что? — тихо, сквозь зубы процедил он, мгновенно, как собака верхним чутьём, заметив нервное, лихорадочное возбуждение сотника.

— Князь, князь, — сотник нервно теребил рукоять своей сабли, постоянно хватаясь, то за пояс, то за рукоять сабли — Нельзя за ними гнаться. Побьют же, как пить дать, побьют, — мрачно глядел он на него. — Ну пожалей ты их, — кивнул он на своих еле стоящих на ногах гвардейцев. — Мало же нас, да и никуда они сейчас не годные. Даже числом взять не сможем. Побьют же, ещё на подходе.

— А ты ведь, сотник, боишься, — глядя на того белыми от бешенства глазами, тихо выговорил князь, еле двигая сведёнными от бешенства губами.

— Боюсь, — неожиданно тихо и спокойно подтвердил сотник. — Боюсь, потому что знаю, чем эта погоня кончится, — негромко заметил он, глядя прямо в глаза своего князя. — Расстреляют они из засады всех твоих стражников, да и нас заодно, а тебя отпустят, чтобы запомнил их милость и не совался к ним больше. Так что и сам опозоришься, и людей потеряешь, и дело не сделаешь.

Сотник, как-то спокойно и равнодушно смотрел на князя, совершенно не обращая внимания на бегающих вкруг городских стражников, меняющих своих усталых лошадей на свежих княжеских.

— Они хорошо стреляют, — спокойно сказал он, глядя прямо в глаза князя. — Лучше, чем мои. Дальше, чем мои. Быстрее, чем мои. Они перебьют вас ещё на подходе, и ты ничего не добьёшься, кроме позора.

— Боишься, — медленно, зло процедил князь, недобро при том, прищурив глаза. — Смерти боишься. Напрасно. Тебе надо меня бояться, а не смерти.

— А чего тебя бояться, — хмыкнул сотник, как-то неожиданно успокоившийся и понявший, что всё.

Сотник понял, что это был конец. Он понял, что это был конец всего! Всё, что он себе мечтал, намечал, принимая звание сотника и соглашаясь на должность Начальника Замковой стражи, кончилось. Отныне и навсегда. И сейчас его убьют. Князь. Сам! Своей собственной рукой.

Как мечник, князь был непревзойдённый спец и не молодому сотнику, с его небогатым воинским опытом, было противостоять такому мастеру.

— Сдать оружие, — тихим, сиплым от бешенства голосом просипел в бешенстве князь.

И, дождавшись, когда набежавшие на его крик стражники разоружат и так не сопротивляющегося сотника, добавил, мстительно глядя прямо ему в глаза.

— Думал, что если ты мой Начальник Стражи, так я от тебя подобные советы буду выслушивать? Нет, бывший сотник, — протянул медленно он. — Ошибаешься. Придётся тебе в узилище посидеть, меня подождать, покуда я не вернусь. Вот тогда мы с тобой и поговорим, и посоветуемся. И о том, почему ты единственный трезвый оказался. И о том, почему отказываешься мчаться в погоню, когда тебе твой князь приказывает.