— Есть у меня одна задумка, — ненадолго замолчав, продолжил князь. — Не хотел до времени говорить, да видать время это подошло.

— Это ты про то, что бояр надо под себя подмять? — усмехнулась княжна. — Так я только и жду от тебя предложения.

— Вот именно, бояр то мы, со временем, и подомнём, — согласно кивнул головой князь. Сами будем править. Самовластно! — чуть не закричал он от радостного возбуждения.

— А не боишься, дядюшка, что я и тебя подомну, что сама буду править, да хозяйничать. Сам же признал, что моя голова многого стоит.

— Нет, моя дорогая, не боюсь. Стар я уже бояться, да и терять мне нечего. Ещё пара, другая лет и скинут меня бояре с трона княжеского, а то и вовсе тишком удавят. Так что тебе прямой резон за спиной моей отсидеться, да силушки поднабраться. А там, глядишь, и смуту замутим, посадим тебя на трон княжеский. Муженька тебе подберём. Тихого, да покладистого. Для спокойствия боярского. Никто и знать не будет что, да откуда, и почём.

— А укрепимся на троне княжеском, так там уж и поздно боярам менять что-либо будет. Силу наберём, всех в бараний рог скрутим. Мне уже такими вещами заниматься поздно, годы не те, да и не для кого, а тебе, вроде как пока незачем, да ещё и рано. Вот вместе, по очереди, мы это дело и осилим.

— Ну, а уж совсем потом, как утвердишься на троне, то и я, уже за твоей спиной, отсижусь спокойненько. А то, бояре, взяли в последнее время моду князей бывших и нынешних разорять, да по миру пускать. Ты что думаешь, князь Бугравский просто так разорился? Ошибок мол, напорол? — прищурив левый глаз, въедливо спросил князь.

— А что? Нет, что ли? — задумчиво протянула княжна. — Никто его за руку не тянул и в экспедицию эту, на южный континент, не гнал. Сам корабли снарядил, сам и потерял, — добавила, как припечатала, княжна.

— Ну да, ну да. Сам. Конечно же, сам. Кто же ещё, как не сам? — развеселился князь.

— Ты что-то знаешь, дядя, — уставилась на него княжна. — Коли знаешь — говори. Не тяни кота, сам знаешь за что.

Князь медленно прошёлся по комнате, постоял у камина, подошёл к окну, практически вплотную к шторе, за которой укрывалась Маня, и задумчиво уставился на огоньки далёкой деревеньки. Мане, стоявшей от него буквально в полу шаге, было отчётливо видны капельки пота, выступившие у него на дряблых старческих щеках.

Княжна, сидя у камина, молча и терпеливо ждала, зная по опыту, что в этом состоянии князя лучше не трогать и течение его мысли — не перебивать.

— Был у меня человечек один, — вполголоса, чуть ли не шёпотом, проговорил князь, — незаметный такой. В двух шагах рядом пройдёшь, внимания не обратишь. И послал я его наняться матросом на те суда, что на континент южный собирались. Тогда как раз призыв бросили, нанимали охотников до богатств заморских. Своих, мол, не хватает.

— Мне тогда ещё это странным показалось. Ну да не о том речь. Словом, матросом ли, стюардом ли, коком ли, но, главное, попасть на те корабли и внимания к себе он не должен был привлекать ни под каким видом.

— Так оно и вышло. Нанялся он на корабль. Причём, как удачно получилось, именно на флагманский, поближе к руководству экспедиции. И тихо, незаметно так, делал своё тайное дело. За капитаном присматривал, почту перлюстрировал и, донесеньица мне регулярно передавал. Так, мол, всё, и эдак.

— Главное же, что не ждал от него никто никаких таких особых талантов. И внимания на него никто не обращал. Ну, матрос и матрос. Много их там таких бегает.

— Так что когда вышел бунт среди матросов, уже по возвращении того, что осталось от экспедиции, домой в порт. Когда боярская гвардия вырезала поголовно казармы с бунтовавшими матросами, никто и не обратил внимания, что исчез матросик-то. Бесследно, заметь. Много тогда народу погибло и никто трупы, особенно не считал и к личностям погибших не присматривался.

— Так вот, — продолжил князь. — Добрался он до меня, чуть живой, правда, уже чуть ли не на последнем издыхании. И поведал много чего интересного. Мол, с самого начала слишком много странного было связано с этой экспедицией. Начиная со снабжения, когда взяли столько продуктов, что их едва, едва хватало на скудное питание матросам, да воды — только на один-два месяца пути. А плыть, если ты не знаешь, требуется три-четыре месяца, а то и не управишься за этот срок.

— Да и пресловутое нападение пиратов, как-то слишком удачно и вовремя подвернулось. Как раз, как вода кончилась, так и пираты появились. Как знали.

— Ну, всё. Абсолютно всё, было против этой экспедиции.

— Внешне, вроде бы, всё хорошо, всё естественно, всё нормально. Да только торчали отовсюду ушки боярские, да ручки их тяжёленькие чувствовались. Так, незаметно, на грани восприятия, как писк комариный. Ну да, человечек то у меня был наблюдательный, все, что надо заприметил, да ниточки то и вытянул. Одним словом, бояре тех пиратов натравили на корабли княжеские, а потом, для сокрытия следов, бунт в казармах учинили. Они же его, бунт этот, и подавили, да свидетелей лишних под шумок вырезали. Пойди теперь, докажи что-либо. Вот так вот. А ты говоришь, боюсь ли я.

— Боюсь, племяша. Боюсь. Да не того боюсь, что ты меня, старого, подсидишь. А того боюсь, что дело моё тайное, на возвышение рода нашего, княжеского, направленное, сгинет, прахом пойдёт. Не боярского, заметь княжна, а княжеского.

— А так оно и случиться может, коли Ты не включишься, в это дело моё. Давно я за тобой наблюдаю. Вот только с женихом твоим, пердуном старым, не доглядел. Только вот, думается мне, не просто так тебя взялись срочно замуж выдавать. Какие года твои? Это у смердов принято, чуть сиськи вылезли, так и замуж пора, а то и ранее. Как бы не были это поиски врагов наших, бояр владетельных, заранее убирающих семью нашу из списка кандидатов в князья.

— Тебя замуж за старика, да в медвежий угол, или в пограничье на ящерову кромку. Кажется, там где-то у твоего жениха замок.

— Там, там, — мрачно подтвердила княжна.

— Братца твоего, бестолкового, — продолжал князь. — К этому делу не пристроишь. Вот уж дал бог племянничка. Одна извилина в голове, да и та на баб заточена. Ему бы к амазонкам. Вот те бы быстро ему укорот дали. Обложили бы жёнами, как свинью мочёными яблоками, да кормили на убой. А тому, дураку, больше ничего и не надо. Так что ты моя единственная надежда.

— А вместе мы сила. Твой ум — моя сила. Поперва то я порулю, а потом уж и ты дело наше семейное, в рученьки свои белые, примешь. Ну, как? По рукам, племяша? — спросил князь, протягивая руку.

— По рукам, дядя! — протянула свою руку княжна. — Ты, я вижу, времени зря не терял и всё что надо обдумал. Да и возможностей твоих я, до совершеннолетия, не имею. Так что, как говорится: 'С утреца и примеца'. И за гостей наших, пронырливых, и за бояр зарвавшихся, и за химика-отравителя.

— И всякое большое дело будем теперь начинать с ма-а-а-ленького такого веселья. С костерка такого махонького, да с человечком ста-а-реньким, — скаламбурила княжна, весело рассмеявшись.

— Всё бы тебе веселиться, проказница, — подхватил её спич князь, ласково, с улыбкой, глядя на неё добрыми стариковскими глазами.

— Ладно! — махнул князь рукой. — Будет тебе веселье маленькое перед делами трудненькими. А сейчас, спать. Спать, спать, спать. Перед завтрашним трудным днём выспаться надо, чтобы ничего не забыть из планов наших громадьё.

Княжна, весело крутнувшись и распустив колоколом пышные юбки, вприпрыжку, побежала к себе, а князь принялся перебирать бумаги, в беспорядке разбросанные по рабочему столу, тихо что-то ворча себе под нос.

Маня медленно, тихо как мышь, с застывшим, сведённым злой судорогой лицом, осторожно выскользнула из-за портьеры углового окна. Неслышно ступая босыми ногами по пушистому ворсу толстого ковра, Маня медленно прокралась за спиной князя в соседнюю спальню, где она краем глаза, из-за портьеры видела выход на окружающую этаж террасу. Тихо, боясь лишний раз вздохнуть, Маня тихо распахнула в приоткрытую дверь на балкон и, пригибаясь под подоконником окна кабинета князя, прокралась обратно к двери, выводящей с балкона уже во внутренние помещения замка.