Изменить стиль страницы

— Похоже, весь пар уже из старика вышел, — тихо заметил он. — Так что крепи его как куль и ходу, — рассерженно зашипел Сидор, поддерживая сваливающегося с лошади алхимика.

Всё оставшееся время до рассвета, они старательно нахлёстывали лошадей, стараясь удалиться от замка как можно дальше. Тяжело груженые лошади, поначалу взявшие резвый темп, к рассвету уже выдохлись и теперь едва тащились, вяло передвигая копытами, медленно но верно приближая погоню.

Утро в замке.*

В это тихое раннее утро позднего лета в замке было как-то по-особому тихо и умиротворённо. Уже временами, в редкие пока ещё дни, чувствовалась приближающаяся дождливая и холодная осень, но пока ещё, вот так, как сегодня, природа баловала людей такими вот чудными, тихими рассветами.

На открытой галерее, опоясывающей по периметру дворец, этим прекрасным, ранним утром, рядом с накрытым для лёгкого завтрака столиком, возле изящного плетёного кресла, стояла юная княжна. Она молча любовалась потемневшими от времени каменными, недавно подновлёнными зубцами крепостной стены, едва, едва ещё освещёнными первыми лучами восходящего солнца.

— Я смотрю, ты тоже не спишь, — заметил тихим голосом князь, выходя на пустынную галерею.

— Что-то ты рано сегодня, — заметил он, поёживаясь от утренней прохлады и душераздирающе зевая.

— Все важные дела надо начинать рано с утра, — в полголоса откликнулась княжна, как-то тихо и мило улыбнувшись. — Да и не спится мне что-то. Всю ночь какие-то кошмары снились, да казалось, что кто-то по замку шныряет.

— И тебе тоже? — удивлённо посмотрел на неё князь. — Я так вообще не уснул. Всю ночь провозился с бумагами, всё заснуть никак не мог, а теперь, смотрю, уже и спать поздно ложиться, солнце встало.

— Что-то наших земных друзей нет, — с некоторой рассеянностью заметил князь, бросив усталый, невыспавшийся взгляд на замковый двор. — То каждое утро скакали тренируясь по двору, как ошпаренные тараканы, пугая наших слуг. А тут куда-то разом пропали. Заболели, что ли, — хохотнул он довольно. — Вот будет смеху то. Костёр, как лекарство от простуды, — придав себе многозначительный вид, усмехнулся он.

— Вот и я смотрю, что-то нет никого, — задумчиво протянула княжна, в который раз внимательно оглядывая пустынный двор замка и безлюдные стены. — А где стража? — подозрительно прищурясь, она принялась более внимательно присматриваться к крепостной стене. — Сколько уже стою, а ни одна зараза в пределах видимости, так и не появилась.

— Действительно странно, — заметил князь, внимательно оглядев стены. — А нет, — обрадовался он, разворачиваясь в сторону входной двери на террасу, — одного такого вижу.

— Это Хамсат, — раздражённо откликнулась из-за его спины княжна, — мой телохранитель. Я его посылала узнать, куда это все подевались.

— Никого нет, — бросил единственное слово подошедший слуга и молча уставился на княжну.

— Подробнее, — нахмурилась та, разом помрачнев. — Вечно тебя переспрашивать надо.

— Комната пуста, — невозмутимо откликнулся тот, не обратив ни малейшего внимания на недовольство княжны. — Вещей нет. Остаётся проверить только конюшню.

— Так что ж ты стоишь, — зашипела от злости княжна. — Бего-ом! Живо! — заорала она полным злости голосом на весь замок.

— Проспали, — прошептала тихо княжна, поворачиваясь обратно к князю. — Вот тебе, дядюшка, и ответ, почему стражи нет. Перебили, сволочи.

— Тогда и нас должны были бы, заодно, — хмуро бросил князь, наблюдая за несущимся по двору Хамсатом.

— Не-ет, — протянула княжна, глядя на князя застывшим злым взглядом. — Ты не знаешь этих людей, так как я. Но, похоже, что и я их плохо знаю. Неужели почувствовали, — в полголоса, как бы про себя, спросила княжна. — А что? Эти могут. И эта их девка, потаскушка, — тихо, сквозь зубы зло выругалась княжна, — не так видимо проста оказалась, как передо мной прикидывалась туповатой селяночкой.

— Нет никого, — бросила она князю, заметив Хамсата, стоящего в воротах конюшни и отчаянно размахивающего руками. — Ушли! Теперь будем ждать, — усмехнулась она, облокачиваясь на парапет галереи и с задумчивым видом уставившись на зубцы крепостной стены в первых лучах восходящего солнца.

— Что ждать? — недоумённо уставился на неё князь. — Что же ты стоишь! — неожиданно накинулся он на неё, как-то разом очнувшись. — Иди, собирайся, а я сейчас же к гвардейцам. Не уйдут. У них груз тяжёлый, — лихорадочно зачастил князь, суетливо оглядываясь по сторонам и выискивая пропавших стражников. — С ним они далеко уйти не могли. Нагоним, ещё до обеда. Нагоним, никуда не денутся. От князя Подгорного ещё ни один не ушёл.

— Эти уйдут, — флегматично заметила княжна на возбуждённую речь князя. — И тебе лучше их не догонять. По крайней мере, сейчас, когда у тебя нет твоей гвардии.

— Ничего, — раздражённо откликнулся князь. — И с оставшимися, я с этими бродягами справлюсь. И не таких прытких догоняли.

— Повторяю, — начиная раздражаться, негромко заметила княжна. — Тебе лучше их не догонять!

— Ну нет, — рявкнул князь в бешенстве. — Ты в горячем бреду напридумывала себе сказочек о страшных иноземцах, а это оказались обыкновенные вороватые бродяги. И от меня они не уйдут. Повешу! — И плюнув на безразлично стоящую, на галерее княжну, бросился в казармы стражи.

Следующие полчаса в замке стоял гвалт и ор, издаваемый преимущественно одним только князем. Остальная челядь оказалась ни на что не пригодна. Абсолютно. Даже на ругань.

Стража, к которой бросился князь, была пьяна. И не просто пьяна, а в лом, до потери человеческого облика. Отдельные особи, которые хотя бы выглядели как гуманоиды, не могли даже слово связно выговорить, а не то, чтобы куда-либо двигаться.

Озверевший князь, позабыв обо всём, самолично притащил несколько вёдер холодной воды из колодца, обливая пьяных гвардейцев и пытаясь привести их хоть в какой-нибудь разумный вид. Но добился совершенно обратного.

Едва на них пролилась божественная влага холодной воды, как они тут же потянулись к этому божественному нектару, как изнурённый путник в безводной пустыни.

С жадным видом припав к принесённым князем вёдрам, они, выдирая вёдра из его рук и отталкивая друг друга, бросились жадно пить, пытаясь залить бушевавший в их нутре пожар. И их развезло по новой. Сразу и опять в хлам. Кто был послабее, так и свалился прямо возле ведра, не успев даже добраться до койки.

— Это не моя гвардия, — глядя на всё это безобразие белыми от бешенства глазами, тихо проговорил князь, от злости, с трудом двигая сведёнными судорогой челюстями. — Это…

— Быдло, пся крев! — неожиданно раздался рядом с князем хриплый, скрипучий, как несмазанные дверные петли, голос. — Пить не умеют, а жрут в три горла. Но ничего, я их быстро протрезвею. Корней был прав, гонять их надо как сидоровых козлов.

Медленно, грозно повернувшемуся в ту сторону князю предстала картина абсолютно трезвого и бодрого его собственного сотника с красными как у варёного рака глазами и жутким перегаром, дошибающим даже до стоящего в четырёх шагах князя.

— А ты, почему трезвый, — в тихом, еле контролируемом бешенстве негромко поинтересовался князь, брезгливо сморщившись от густого сивушного духа, пахнувшего с той стороны.

— А я не трезвый, — бодро ответил сотник, — я похмелённый.

— Ка-а-к-кой!? — зверея на глазах, тихо переспросил князь.

— Похмелённый, я, — бодро ответил ему сотник, не замечая реакции князя. — Не то, что эти скоты, — ткнул он пальцем в мычащих что-то невнятное гвардейцев. — Сказано было, надо оставить на опохмел, так нет же, всё выжрали, сволочи.

— Кем сказано? — тихо поинтересовался князь, судорожно стиснув зубы и глядя на сотника белыми от бешенства глазами.

— Как кем? — удивлённо посмотрел на него сотник, наивно хлопая глазами. — Так вашим же алхимиком и было сказано. Он как изобрёл этот продукт, 'спиритус', то есть, так сразу же и предупредил, чтобы до конца никогда не пили, а оставляли на утро, на опохмел. — Так этим скотам, — сотник пренебрежительно ткнул носком сапога в ближайшее лежащее перед ним тело, — всё едино, что говори, что не говори. Как до винища дорвутся, так не успокоятся, пока всё не выжрут. Привыкли к местному винцу, лёгонькому, вот и понять никак не могут, что это, — начальник стражи с многозначительным видом ткнул указательным пальцем в потолок казармы, — так пить нельзя.